Место под солнцем

Пела скрипка. Протяжные стоны ее образом, для меня совершенно непостижимым, сплетались в одну невероятно красивую мелодию, уносящую разум куда-то далеко-далеко на север: туда, где трава всегда изумрудно-зеленая, небо жемчужно-серое с прожилками бирюзы, а озера настолько чистые, что можно разглядеть каждый камушек, каждую рыбку, играющую на глубине - край сказочно-красивой природы, где всюду обитают мистические существа и древние чудища: лесные духи, тролли, домовые…По крайне мере, так рисовались далекие скандинавские земли в моем весьма богатом в ту пору воображении. - Почему твой отец всегда играет так грустно? - спросил я, отложив книгу. - Оттого, что тоскует по Швеции? Девочка только пожала плечами, пристально глядя на меня своими синими глазищами и ничего не говоря. Кристина относилась к словам весьма бережливо, стараясь попусту их не тратить: первое время нашего знакомства я вообще думал, что она лишена дара речи. Еще девочка была очень болезненна к прикосновениям и совсем не позволяла трогать себя, что тоже немало меня удивляло - но господин Даае объяснил мне, что нужно просто заслужить ее доверие - и тогда Кристина откроет свою прекрасную, лучезарную душу. "Прекрасную и лучезарную", - вздыхал я по вечерам, сам не зная отчего. Что-то пленило меня в ней еще тогда: эти странные искорки в глубине ее синих очей очаровывали, так что я - совсем еще мальчишка - был просто не в состоянии оторваться от нее, каждый вечер сбегая тайком из дома и приходя сюда, на этот пыльный чердак, только лишь чтобы увидеть ее еще хоть разок. Ныне покойной моей тетушке, в ту пору жившей в старом особняке вблизи побережья (куда позже переселилась моя овдовевшая мать) и следившей за мной во время коротких каникул, почти наверняка было известно о моем секрете: она всегда улыбалась лукаво, целуя меня перед сном, словно знала, что стоит потушить свет и закрыть дверь, и я тут же выскользну в окно, повинуясь странному, еще непонятному, едва зародившемуся в сердце чувству. Сейчас, когда я смотрю на это с высоты прожитых лет, то отчетливо понимаю, что старый скрипач оповестил тетушку о моих поздних визитах, и меня почти наверняка незаметно провожали до его деревянного домика. Но, очевидно, по доброте душевной, бездетная старуха позволяла мне считать себя хитрым обманщиком, ведущим двойную жизнь, не смущая меня разговорами о моем, тогда еще детском, увлечении. Глядя на маленькую подругу, я достал из кармана платок и протянул руку к ее кукольному личику. Она, нахмурив бровки, отползла от меня в уголок. - Погоди же, Кристина, - улыбаясь чему-то, позвал я. - У тебя на щеке остался шоколад. Позволь мне… Девочка покачала головой, так что ее темные локоны забавно запружинили, и утерла уголок рта рукавом. Это было так странно, ведь я никогда прежде не видел, чтобы юная леди позволяла себе нечто подобное. - Расскажи, - попросила меня Кристина, разрешив мне наконец приблизиться. - Рассказать что? - я задумчиво поджал губы. - Я уже поведал тебе все страшные истории, которые знал. - Расскажи сказку, - повторила она, легонько коснувшись моего рукава. - Пожалуйста… - Ну… ну ладно, - неуверенно кивнул я. - Я знаю еще одну историю. Но это никакая не сказка, а самая настоящая правда, - я склонился вперед, переходя на зловещий шепот. - Париж очень загадочный старинный город, окутанный мраком и тайнами. Его мощеные улочки видели многое: от тихих убийств бедняков в подворотнях, до королевской экзекуции - не удивительно, что город полон скользящих теней, не нашедших покоя в мире ином. И, как бы легенды Парижа не страшили простого слушателя, есть среди них одна, от которой кровь леденеет в жилах, потому как события, о которых она повествует, происходили на самом деле. Поговаривают, будто в самом центре Парижа, в саду Тюильри, что разбит у берега Сены, вот уже много веков бродит ужасный Красный Человек… За мутным чердачным окошком сгущался мрак, и в эту непривычно холодную летнюю ночь не было слышно ни звука - даже печальное пение скрипки больше не нарушало царившей полуночной жути. Девочка сидела напротив, глядя на меня с испуганным любопытством, и немного подрагивала. Я же продолжал говорить, чувствуя, как сердце мое вот-вот выскочит из груди: собственный рассказ показался мне настолько правдоподобным, что я и сам на мгновение поверил в существование древнего фантома - и когда кто-то внезапно постучал в крохотную деревянную дверцу, мы с Кристиной испуганно прижались друг к другу, совсем позабыв о смущении (или, вернее, о нем позабыл лишь я, ведь Кристина, вероятно, была еще слишком юна, чтобы стесняться объятий). - Уже почти полночь, молодой человек, - мягким, бархатным голосом проговорил появившийся в комнатке мужчина. - Вам пора возвращаться домой. Я облегченно выдохнул, признав в вошедшем отца Кристины. Господину Даае, болезненно худому и высокому, приходилось сгибаться в три погибели, чтобы уместиться на низеньком чердаке. Старик казался мне кем-то вроде мудрого волшебника из легенд: бледное лицо искаженное сетью глубоких морщин, тонкие, умелые руки, покрытые пятнами и трещинами, темные волосы, ниспадающие до самых плеч, уже тронутые сединой - и, конечно, его глаза… В живых синих очах его мне виделось и спокойствие горных озер, и бушующий шторм в океане, и мудрость целых столетий. Я не знал тогда, что в самом деле он разменял лишь четвертый десяток, но коварная сердечная болезнь так рано забрала молодость скрипача. В ту пору я еще не подозревал об ожидающем его печальном исходе, и даже подумать не мог, что его не станет столько скоро - в юности, огражденный от потрясений, я вообще мало что знал о смерти. - Позвольте мне задержаться еще ненадолго, мсье, - просил я, учтиво склонив голову. - Я хочу закончить рассказ. Скрипач устало вздохнул, и сухие губы его тронула такая же, как у Кристины, печальная улыбка. - Вы знаете, юноша, я всегда рад гостям, особенно таким приятным молодым людям. Однако и вы должны понять: ночными посиделками вы можете навлечь неприятности на мою семью. Ступайте, милый, и возвращайтесь завтра днем: я научу вас делать удочки, а Кристина непременно сплетет вам венок. Глядя в его внимательные глаза, я наконец кивнул и нехотя поднялся на ноги. - Благодарю вас за гостеприимство, - тихо отвечал я, посматривая в темное чердачное окошечко. Мне представлялось, какой жуткой после рассказанных историй будет моя дорога домой. Мужчина, словно ощутивший мой страх, подошел ближе, и ладонь его опустилась ко мне на плечо. - Мы с Кристиной проводим вас, мой юный друг. Я искренне улыбнулся. - Спасибо. И вскоре мы уже брели по лесной тропинке среди деревьев. Прохладное дыхание ночного леса тревожно касалось волос, загадочно поскрипывали изогнутые, черные стволы, где-то вдали глухо ухало неведомое мне существо, а по сторонам вдоль дорожки то и дело вспыхивали таинственные огоньки - словно следящие за нами из чащи пылающие, желтые очи. - Феи, - тихо шепнула Кристина, завороженно оглядываясь по сторонам. Казалось, мгла совсем не пугала ее и даже наоборот - манила, влекла в свои объятия. - Э-это не феи, - подавив дрожь, я невольно коснулся пальцами ее ладошки, которую, впрочем, девочка тут же отдернула, сходя с тропы. - Мы изучали на естествознании. Это Lampyris noctiluca. Светляк обыкновенный, - набравшись смелости, я шагнул за Кристиной и мягко остановил ее. - Хочешь, я поймаю одного для тебя? Ты посадишь светляка в банку, и каждую ночь, глядя на свет, будешь вспоминать обо… - Дети, - прервал меня ласковый зов старика, - вернитесь на тропинку и, ради Христа, не отставайте. В руках скрипач держал тусклый масляный фонарь, который освещал лишь его осунувшееся лицо и костлявую руку - в то время как извилистая дорожка оставалась в густой тени. Но вот, деревья постепенно поредели, и вместе с тем отступил и мой страх: неужто сын славного рода де Шаньи испугался простого леса? Как это было нелепо! Дымка облаков рассеялась окончательно, и бледное око луны нынче глядело на нас с темного небосклона. Я обернулся к Кристине, желая сказать ей что-то, но вдруг замер, позабыв обо всем на свете. О, как же она была прекрасна! В серебристом свете луны это милое создание выглядело еще прелестнее: кожа казалась белее снега, глаза - ярче сияющих звезд, и во вьющихся волосах искрилась целая россыпь плеяд - ночь определенно была ей к лицу. Я молча глядел на нее, чуть приоткрыв рот, когда девочка незатейливо улыбаясь, указала пальчиком в небеса. - А там тоже светляки? Я изумленно заморгал. - Там? Нет. Конечно, нет. Это звезды, а не насекомые. - Хорошо, но из чего они тогда сделаны? Из драгоценных камней? Или капель воды? Заложив руки за спину, я принял самый что ни на есть ученый вид. - Наукой давно доказано, что звезды состоят из… из… Мысли в моей голове окончательно спутались: то и дело я вылавливал из омута памяти обрывки знаний о Копернике, и что-то там о Джордано Бруно - однако ничего толкового ответить так и не смог. Кристина, зыркнув на мое озадаченное лицо, лишь весело хихикнула и помчалась догонять своего отца, сверкая босыми пятками. А я, уныло понурив голову, поплелся следом за ней. Спустя четверть часа путь наш уже близился к завершению - я даже мог отчетливо разглядеть очертания старого особняка с парой горящих окошек на первом этаже. "Неужели тетушка до сих пор не спит?" - подумалось мне. И именно в это мгновение, мы заметили движущиеся нам навстречу фигуры с фонарем. Скрипач напрягся: он замер на месте и жестом приказал нам с Кристиной остановиться. Вглядываясь в силуэты, я признал сначала тетушку - ее за летящую походку столичной модницы очень трудно было спутать с кем-то другим здесь - затем слугу со светильником, и наконец мужчину рядом с ними… - Отец? - невольно охнул я, и губы мои дрогнули. Я не видел родителей около года и очень тосковал, а потому готов был уже броситься вперед и, позабыв о приличиях, уткнуться в отцовский сюртук, так чтобы никто уже не смог меня отцепить. - Это чертова трава цепляется за новые брюки! - раздраженно восклицал человек, голос которого совсем не походил на родительский. - Чтоб я еще хоть раз вас послушал, дорогая тетушка! Сколько мы уже бродим здесь? Скажите слуге, чтобы вновь покричал. - Филипп, - печально произнес я. После раздался тихий, срывающийся голос старого камердинера, поступившего на службу еще при моем деде. Он несколько раз повторил мое имя, однако бессмысленный зов его утонул в глубине ночи. Господин Даае обернулся, поглядев на меня немного взволнованно. - Вот вас уже и разыскивают, юноша. В самом деле, теперь я понимаю, что это мало походило на настоящие поиски: и тетушка, и старый слуга знали, куда я сбежал - и лишь мой старший брат, очевидно, оставался в неведении. Я был ужасно встревожен. Когда обман вот-вот должен был раскрыться, я испугался, что моим тайным ночным побегам, а значит и встречам на чердаке, настанет конец: мне, вероятно, грозило серьезное наказание, вплоть до порки. Как бы сильно Филипп меня не любил - проступок был слишком серьезным. Когда скрипач привлек внимание, подняв фонарь высоко над своей головой, я невольно вздрогнул и отступил назад, прячась за его сгорбленную спину. Мне было стыдно, но страх наказания был куда сильнее: если в пансионе за мелочь, вроде невыполненного задания, Учитель мог запросто отхлестать деревянной линейкой, то здесь… ой… Сознание мое чуть помутилось, и я, вперив взор в землю молча шагал за отцом Кристины, тихонько всхлипывая. - Не тревожьтесь так, дорогой, - мягко проговорил мужчина и, даже не обернувшись, потрепал меня по волосам. - Неужто ваш брат страшнее, чем духи и призраки, о которых вы так часто рассказываете? - О, да, - почти не слышно отвечал я и тут же осекся. - То есть… Ох… - Ну-ну, что же вы, юноша? - все также ласково продолжал скрипач. - Жалеете, что сбегали в наш дом по ночам? Я изумленно воззрился на спутника, утерев единственную слезинку. Его вопрос действительно заставил меня задуматься. Жалел ли я? Стоили ли встречи с этим чудесным семейством последующего, пусть даже слишком сурового, наказания? Смог бы я с честью принять его? Не помню, что именно говорил мой брат, когда мы наконец оказались достаточно близко, однако в память мою въелось то, с каким пренебрежением он обращался к скрипачу. Филипп имел привычку винить во всех бедах людей, стоявших ниже по положению, а потому я мог надеяться, что, выместив гнев на старике, он проявит милость ко мне. Сперва эта мысль меня воодушевила, но затем, глядя на господина Даае, который молча выслушивал все лживые обвинения и угрозы в свой адрес, я вновь ощутил жгучий стыд - этот человек стойко сносил унижения, только чтобы облегчить участь совершенно чужого ему мальчишки, а я так подло молчал, трусливо прячась в его тени. Его смелость вдохновила меня, и, крепко зажмурившись, я решительно выступил вперед. - Хватит! Господин Даае ни в чем не виноват, - четко произнес я, вытянувшись по струнке и задрав подбородок. - Я сам сбежал. Это только моя вина. Он здесь не причем. На миг все стихли. - Что ж, - промолвил Филипп после короткой паузы. - Надеюсь, вы понимали, чем подобное поведение для вас обернется? - Понимал, - кивнул я, чуть приоткрыв глаза. - Но я не жалею о содеянном ни единой минуты и готов принять любое наказание. Сказав это, я мельком обернулся назад. В глазах старого скрипача читалось одобрение и спокойная, почти отеческая гордость, и даже Кристина, прятавшаяся до сих пор под его плащом, теперь осмелилась выглянуть, посматривая на меня восхищенно. "Я готов вынести хоть целую тысячу ударов розгами, - пронеслось у меня в голове, - если она и дальше будет смотреть на меня так". - Мы разберемся с вами позже, молодой человек, - наконец вынес свой вердикт старший брат. - Сейчас есть дела куда важнее ваших глупых выходок. Идемте! - Спасибо, что привели его, Густав, - очень тихо шепнула тетушка, обратившись к господину Даае. - Мадам, - учтиво склонил голову он. - Я к вашим услугам. На этом мы и разошлись. Теплая, но подрагивающая ладонь Филиппа опустился ко мне на плечо, и лишь тогда я заметил, что не только он был раздражен сильнее обычного: всегда милая и жизнерадостная тетушка тоже была белее простыни - это натолкнуло меня на мысль о том, будто случилось что-то серьезное. Не зря же брат приехал в такую глушь посреди ночи… Однако в следующее мгновение старушка развеяла мои тревожные мысли. - Ах, какой мужчина этот господин Даае, - она вздохнула в привычной манере, прикрыв веки. - Таких джентльменов можно по пальцам пересчитать. Вымирающий вид. - Ваши изыскания в области изучения сильного пола безумно интересны, тетушка, - холодно бросил Филипп, - но сейчас не самое подходящее время. Граф при с… Но тетя лишь шикнула на него. - Тише, не пугай Рауля своими излишне пессимистичными настроениями. Мой брат сильный и выносливый мужчина - с ним все будет хорошо. - Вы совершенно не понимаете ситуации, тетушка… Я навострил уши, пытаясь понять, что именно случилось с отцом, но взрослые начали свои странный, полный иносказаний и завуалированных реплик диалог, из которого я выяснил только одно: Филиппу поручили срочно привезти меня домой, так что мы должны были отправиться в путь на рассвете. Мне, вероятно, следовало обрадоваться - возвращение в Париж сулило мне долгожданную встречу с родителями, которых я не видел даже на минувшее Рождество - но чувство необъяснимой, сердечной тоски зародилось где-то глубоко внутри, будто кошачьи лапки с острыми коготками, сжимали мою душу. Я оглянулся. Там, позади, в тусклом свете масляного фонаря до сих пор вырисовывались два силуэта, провожающие нас взглядами, словно оберегающие от ночных напастей Ангелы-Хранители. - Я должен попрощаться… - Что? - изумился брат, вновь обратив на меня внимание. - Нет. Это исключено, молодой человек. Вы и так наворотили дел, так что сейчас без промедлений отправляетесь в дом под замок. Я не разрешаю вам отходить от меня ни на шаг. Вы меня слышите? - Я в вашем дозволении не нуждаюсь, - в несвойственной мне грубой манере воскликнул я и, стряхнув его руку, метнулся прочь. - Кристина! Пробравшись к ней сквозь заросли высокой, колючей травы, куда мне пришлось нырнуть, чтобы срезать путь, я сумел побороть себя и остановился в шаге от девочки, заложив руки за спину, боясь случайно коснуться ее. Она смотрела на меня с легким недоумением. - Что такое? - Я… я уезжаю, Кристина… Меня забирают домой… Девочка вздрогнула. - Завтра не придешь? - очень тихо промолвила она. Я покачал головой. - А послезавтра? - К-Кристина, - судорожно вздыхал я, вновь повторяя волшебное имя, - я не знаю, вернусь ли сюда еще этим летом, поэтому и прощаюсь. Господин Даае, - я перевел взгляд на ее отца и чуть дрогнувшим голосом произнес: - Спасибо вам за все. Печально улыбаясь, скрипач молча кивнул и отступил назад, скрывшись в тени. - До свидания… - Ой! - почти болезненно вскрикнула девочка, и уже в следующий миг я вдруг угодил в ее объятия. Дыхание сперло: то ли от неожиданности, то ли от переизбытка чувств я оробел, весь залившись краской, и замер, бережно коснувшись ее волос. Звезды все также ярко сияли на черном атласе небосклона, а серебристые нити лунного света пронизывали наши волосы и руки, связывая нас, казалось, навек. - Знаешь, - нежным голоском зашептала Кристина мне на ухо, приподнявшись на цыпочках, - ты самый лучший мой друг… - А ты… ты тоже мой… друг… И в это самое мгновение чья-то тяжелая рука опустилась вновь ко мне плечо и потащила прочь. - Нет, нет, нет, - забормотал я, протягивая руки к светлому силуэту. - Еще минутку, пожалуйста. Но Филипп был неумолим. Все вокруг отчего-то задрожало и затряслось, хотя в сумраке я еще продолжал улавливать милое личико Кристины, которая одними губами прошептала мне что-то непонятное. "Береги Густава"? Что бы это могло значить? Я попытался вырваться вновь, но тонкие пальцы больно впились в кожу, и неразборчивый шум у самого моего уха постепенно обратился в смутно знакомый голос, повторяющий мое имя: - Рауль… Рауль… мсье Рауль…? Я распахнул глаза, резко вздохнув и тряхнув головой. Хотя жгучая боль, пронзившая кожу, быстро развеяла сладкий туман сновидения, мне потребовалось время, чтобы прийти в себя окончательно. Вскоре я сумел опознать вырисовывающееся во полутьме бледное лицо. - Просыпайтесь, мсье Рауль, - шептал Кюри, тряся меня за плечо. - Мы наконец прибыли…