Daisy

      Он чувствовал себя так, словно без шанса на спасение шёл на дно. Всё тело слегка потряхивало от накатывающего волнами недомогания, а перед глазами подобно вспышкам фейерверка расцветали фиолетово-чёрные пятна. Дрожащей ладонью он стёр образовавшуюся на зеркале испарину и прислонился к нему лбом. Вопреки всем ожиданиям, оно оказалось ничуть не холодным и никак не способствовало утихомириванию головной боли.       — Эй, Дей, слышишь меня? Долго ты ещё собираешься торчать в ванной? Завтрак готов, — за дверью раздались приглушённые шаркающие шаги, после чего в комнату понемногу начал просачиваться тяжёлый мускусный аромат альфы, заполняющий собой каждый кубометр пространства. Дейзи невольно вдохнул воздух поглубже и не смог сдержать лёгкой улыбки, вот только получилась она совсем не весёлой.       — Уже иду, — сипло гаркнули в ответ, и из горла вырвался неразборчивый набор звуков, но он точно знал: его поняли. Алан всегда чувствовал, что творится на душе у его избранника, читал его словно открытую, не знающую конца книгу, и эти чувства были взаимны — иначе они бы не были истинной парой. Но стоило делу дойти до одного немаловажного и вместе с тем болезненного для омеги вопроса, как от былого взаимопонимания не оставалось и следа. Нескольких слов хватало, чтобы между ними появлялся непреодолимый барьер, который с каждым разом лишь укреплялся.       Бросив последний уставший взгляд на собственное отражение, парень встряхнул головой, и в стороны полетели брызги от всё ещё влажных после душа волос. После этого неосмотрительного поступка головокружение накатило с новой силой, и лишь в последний момент он успел схватиться за умывальник, едва не поскользнувшись на мокром кафеле. Дыхание тяжёлыми гортанными хрипами вырывалось из его груди. Нет, в последнее время с ним определённо творилось что-то не то.       «Эй, Дей, слышишь меня?» — попытался он спародировать своего избранника, но его голос был недостаточно низок для того, чтобы тягаться с басом альфы. Он был Дейзи уже практически двадцать три года, и оставлялось лишь удивляться, как раньше ему могло нравиться собственное имя, сейчас вызывающее лишь раздражение. Дело было даже не в том, что оно было по большей части женским — всё-таки он был омегой, а потому сверстники в своё время даже не подшучивали по этому поводу. Никогда не будучи суеверным, парень верил, что это имя поистине мистическим образом повлияло на его жизнь и оставило на ней свой неизгладимый отпечаток. Взять в расчёт хотя бы характер и внешность: даже близкие друзья любили нарекать его ромашкой. Гибкий, изящный и стройный, его силуэт невольно наводил на сравнение с тонким стеблем цветка. Светлые отросшие волосы непослушно топорщились во все стороны; летом они выгорали на солнце, и тогда в песочно-жёлтую копну закрадывались белоснежные лепестки-пряди. Полные, мягко очерченные губы и выразительные, но не огромные, как у куклы, серые глаза и веснушчатый нос — его нельзя было назвать бесспорно красивым, нет. Его внешность во многом была простовата, безо всяких изысков, но приятна глазу и невольно притягивала. И характер у него был подстать: добрый, отзывчивый, во многом доверчивый и наивный, будто у ребёнка, но вместе с тем стойкий.       Дейзи искренне верил: если бы его назвали не так, то и жизнь бы его сложилась совсем по-другому.       Пол в коридоре приятно холодил ступни ног, распространяя по всему телу череду ползущих вверх мурашек. Дверь, ведущая в кухню, была приоткрыта, словно специально распространяя по всей квартире манящий запах свежеприготовленного завтрака. О да, его Алан умел, казалось, абсолютно всё, за что всерьёз решался взяться, начиная от простой готовки и заканчивая реставрацией зданий. Алан был его идеалом — тем самым человеком, который всего в своей жизни добился сам. На него хотелось равняться, к его уровню хотелось стремиться, и Дейзи был действительно горд тем, что такой потрясающий альфа в своё время обратил внимание на него, ничего не представляющего из себя тогда мальца-замарашку. Хотя было ли чем гордиться, если его заслуги в этом совершенно не было и за них всё решила природа?..       — Ты сегодня как никогда медлителен. До сих пор не проснулся? — одного беглого взгляда на него хватило для того, чтобы сердце в груди вновь начало трепетать беснующейся птицей. Вот он, мужчина, покоривший его сердце и полностью овладевший мыслями, сидит сейчас в нескольких шагах от него и со спокойным видом читает утреннюю прессу. Рядом стоит дымящаяся чашка свежезаваренного кофе, и его тонкий пряный аромат удивительным образом смешивается с мускусным, немного горьким запахом, исходящим от альфы. Сейчас Алан совсем не похож на себя прежнего: максимально сконцентрированный, бесстрастный и временами даже жёсткий на людях, сейчас он напоминал скорее взъерошенного котёнка, которого хотелось покрепче обнять и прижать к себе. В груди непостижимым образом зародилось умиротворение, вмиг вытесняющее собой беспричинное, скорее инстинктивно зародившееся чувство тревоги.       — Не без этого. Что у нас сегодня на завтрак? — омега по-кошачьи плавно обогнул стол и остановился, вплотную подойдя к своему мужу. Тот незамедлительно отбросил газету в сторону, будто в ней и не было ничего для него интересного, и притянул возлюбленного ближе к себе.       — Что-то подсказывает мне, что о еде ты сейчас думаешь в последнюю очередь, — по лёгкому стыдливому румянцу, появившемуся на щеках блондина, он понял, что попал в точку. Дей невольно затаил дыхание и ничего не ответил, словно заворожённый пытаясь что-то разглядеть в округлых карих глазах напротив. Медленно, слишком медленно опустил взгляд ниже, наблюдая за тем, как мелко подрагивает кадык от сбившегося дыхания, и ощутил, как его сердце начинает барахлить, пропуская удары и невольно подстраиваясь под пульс альфы. Их запахи концентрировались, сплетаясь между собой и образуя взрывной коктейль, который грозил потерей тормозов для обоих.       Алан крепче прижал к себе трепещущего омегу и, усаживая его к себе на колени, прошептал в аккуратное ушко:       — И всё же тебе стоит поесть, в последнее время ты очень сильно похудел. Или хочешь сказать, что мои утренние кулинарные потуги были напрасными? — и, пытаясь скорчить обиженное лицо, альфа по-детски надул губы. Дей фыркнул сквозь улыбку и вновь принялся прижиматься к широкой груди, льнуть к ней, словно кошка. Хрупкое озябшее тело жадно впитывало в себя тепло, которое окутывало его плотным коконом.       Он знал, что достаточно много скинул. Если их весы не лгали, то за последние два месяца он потерял почти десять килограммов — для и без того худого, не самого высокого омеги эта цифра была внушительной. Дейзи действительно пытался питаться регулярно и правильно, но... Этих самых «но» порой наваливалось слишком много. Неудачи то и дело преследовали его, упорно не желая выпускать из своих цепких лап. С горем пополам ему удалось закончить университет, вот только возможность найти достойную работу никак не предоставлялась. Алан предлагал помочь и задействовать свои связи, вот только обычно покладистый омега в этот раз был непреклонен: он с завидным упрямством хотел добиться всего собственными силами. Но время шло, а поиски всё так же оставались тщетными, что, если честно, совсем не огорчало Дея. Будучи нормальным омегой, обретшим семейное счастье, он хотел совсем другого: подарить своему любимому детишек, обязательно похожих на него, и всё своё свободное время посвящать им одним — тем, на ком замыкался весь его мир.       Этих самых «но» было слишком много, и главным из них было то, что его альфа не хотел иметь детей.       — Алан, почему ты так категорично настроен против того, чтобы завести ребёнка? — стоило этим словам нечаянно сорваться с языка, как Дейзи почувствовал, как внутри всё начинает холодеть от страха. Казалось, одно упоминание детей действовало на мужчину как красная тряпка на быка. Не так давно изогнутые в ласковой улыбке губы сжались в тонкую линию. Аура вокруг него стремительно сгущалась и тяжелела, и омега почувствовал, что начинает бессознательно дрожать, как ягнёнок, завидевший направленный на него нож мясника. Даже его сущность всячески противилась тому, что разгневала собственного альфу.       — Если не хочешь есть, мог бы сразу так и сказать, — прохладно отозвался Алан и резко встал, несильно отталкивая ошарашенного омегу в сторону. Тот приложился головой о находящуюся сзади стену и едва сдержался, чтобы не заскулить от боли. От досады и душевной боли, которые терзали куда сильнее ноющего затылка. Игнорировали, его уже в который раз игнорировали и избегали ответа на поставленный вопрос.       — Неужели тебе противна одна мысль о том, что я... буду вынашивать твоих детей? — едва слышно прошептал блондин, хотя ему казалось, что всё внутри него буквально кричит об этом. Он знал, что это не так. Он отчаянно хотел в это верить.       Алан так сильно сжал руку, что раздался хруст деревянной столешницы, о которую он упирался. Широкие плечи неестественно напряглись, будто кто-то невидимый вогнал ему меж лопаток вполне осязаемый топор, и альфа на мгновение обернулся. Обычно лучистые карие глаза теперь были практически чёрными, концентрируя в себе те чувства, что кипели, бурлили густой, зловонной лавой внутри него. И этот взгляд полоснул его ножом по натянутым нервам, заставляя задохнуться в собственной беспомощности и подступающих к горлу всхлипах.       Дверь с оглушительным треском захлопнулась, от чего задрожали стёкла. На глаза стремительно наворачивались горячие, жгучие слёзы, размывающие собой очертания комнаты, но перед глазами раздавленного омеги до сих пор стоял тот самый взгляд любимого альфы, адресованный ему. Он отчаянно хотел верить, что Алану не противна мысль о том, чтобы иметь общих детей, но всё указывало на обратное.