ID работы: 3876495

Зачем нам мир?

Гет
NC-17
В процессе
81
автор
MyPhoenix бета
Размер:
планируется Макси, написано 299 страниц, 43 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
81 Нравится 114 Отзывы 25 В сборник Скачать

О чем молчат страхи 2

Настройки текста
      Мелкое и колкое, оно крошевом стекла забитое под ладонью и пальцами, горит в самой глубине под кожей, душе. Царапает и скрежещет, смеется в красном бреду. Подвалы и цепи. Горячие куски металла оголяют тонкую, смуглую кожу. Лириум льется по выжженным ложбинкам. Терпи! Ты остался последний! Мой раб! Мой Фенрис!       — Я не раб! Не раб… — он упал на влажную от ночной росы траву. — Я не раб!       Хочется кричать, но каждое слово срывается скулящим шепотом — медленным и разъедающим, саднящим горло. Стволы деревьев усеяли острые удары меча. Скинув перчатки с рук, он упал на колени, не переставая бить землю. Она стойко сносила удары, оставляя свежие вмятины.       — Я не раб! — скрутило тело от очередного удара, и Фенрис завис над кулаком, упершимся в почву. — Не раб!       Вкрадчивый и въедливый шум застилал глаза, ковыряя оскверненными червями где-то глубоко. Он глушил его острый слух, въедаясь в барабанные перепонки. Громкие крики полосовали по ним. Крики убитых и молящих о пощаде взревели тысячами голосов.       Сегерон!       Они пылали, кричали, а он со стороны наблюдал, как они умирают в его руках.       Лириум!       Он пылал в венах, не переставая оглушать и свербя в голове. Они кричат! Истошно! Он помнит их всех, а лириум словно питается его ужасами, возникающими перед глазами.       — Не раб, — тысячный раз гремит в голове. — Не раб!       Взгляд!       Цепкий!       Колкий!       Холодная и пронзительная!       Смотрит, а глаза пусты. В руке зудит, стонет и ломается. Заносит и не может. Ворон наблюдает, склонив голову. Пальцы скребут по влажной, холодной земле. Пульсирует и лижется теплым, красным. Роется в тонких синих венках, хочет выбраться. Он бы мог! Ударил бы…       Взгляд на руку, вновь сжался комком. Едкое и пылающее, оно росло тугими укусами сотни пчел. Расплывалось и плавило место, где челюсти страшной легенды сомкнулись.       «— Больше ты не услышишь этой песни! — сказал Ужасный Волк».       Он не слышал ее.       Под кожей разъедает, колит острыми лезвиями стали. Оно пьет его, как когда-то она пила его боль.       Она пила нежно, сладко.       Одурманивалось каждое движение и звук. Она вбирала нечто телесное и не поддающееся ему, а оно пробиралось в душу. Душа сейчас разрывает и горит. Оно выжигает, ломает разум и мысли. Медленно сходит с ума. Это ли теперь его расплата за облегчение, которое дарили ее руки?       Мысли усмехаются вместе с красным.       — Не раб! — убеждение лучше.       Где? Где его тихая мелодия? Где ее руки касались и вбирали? Где граничил его разум с безумием?       Алое, льющееся через край, рвет. Лишь коснуться и упасть с небес в бездну. Пылать и рваться прошлыми воспоминаниями, но больнее чем в цепях… темнее сырых подвалов. Голос звучит иначе. Не рычащая из глубин ненависть с болью, а мольба с разочарованием.       — Я не раб! — душит его собственный шепот.

***

      Ворон, сидя на ветви, смотрит и вслушивается, почти замирая. Ворон, словно черными бусинами, наблюдает и обводит глазами силуэт, застывший с невыносимой болью, скрытой под маской обреченности. И это заставляет его думать о том, чего он не мог до сих пор понять. Рьяное желание хранить и копаться в прошлом, которое топит. Как же тяжело быть настоящим и в то же время давно забыть об этом.       Ворон каркает громко, но этого недостаточно, чтобы смуглый эльф мог оторвать напряженный взгляд от своей руки.       — До того смешно! — мысленно вскрикивает он.       — Тебя забавляет? — неожиданный и еле слышный шепот потянулся из-за Завесы.       Он склоняет голову… минута… мгновение…       Думает. И взмывает ввысь, желая почувствовать ночной ветер между черными перышками. Зависает и, наслаждаясь, парит высоко в небе, отринув последние слова. Они причиняют боль, и вспоминаются слова Инквизитора: «А может, тебе там было самое место, как и другим недозволенным?»       Нет! Его место больше не там! Их место… больше не там, после того как Эванурисы вторглись в их…       Нет! Больше не вернется! Больше не тот… что прежде!       — Но ты можешь, — обрывочно доносится шепот. — Можешь вернуться.       Ворон вскидывает голову и, расправляя крылья, опускается перед спящей эльфийкой. Темный туман, сгустившись, цепляется за крылья. Он, окружая, вспыхивает и отступает, когда земли касаются уже ноги, и он взмахивает рукой, отгоняя надоедливый густой туман.       — Слишком долго, — не сдерживаясь, произносит он вслух, касаясь ладонью ее лба.       Жар проступает по коже, и тело мечется словно в бреду. Только склонившись и внимательно вглядываясь в ее лицо, доносятся отчетливые слова с той стороны.

***

      — Ненавижу! — вновь кричу я. — Ненавижу тебя!       — Ты не понимаешь!       — Вот только не надо, — с укором произнесла я. Мне хватило уже того, с какой благосклонностью он мне ответил. Теперь мне нужно упасть на колени и удариться лбом в землю, выражая нескончаемую благодарность?! Я звала тебя! Ты ведь мог! Мог спасти ее, но ты не пришел! Ты сказал, что забрал лишь то, что могло причинить мне вред, а ты выдрал все мои воспоминания!       — Они бы тебя сломали! — громом пронеслись слова, что я даже сжалась на месте. Он был слишком убежден в своей правоте.       — А теперь?! — ответила я яростными криками. — А теперь я не сломаюсь? Не отвернусь от всего?       Меня трясло. Хотелось все крушить, громить, уничтожить все, что окружает. Я была бы рада… зависнув, в воздухе материализовалась ваза, и, схватив, я швырнула ее в сторону, где он стоял. Темный образ в длинном балахоне лишь плавно отплыл назад, и меня это еще больше взбесило. Резко вздернув руками, я возвела ледяную стену между нами.       — Ты забываешься, ma daʼlen, — низким, пробирающим голосом сказал он, ожидая еще одного заклинания.       — Не смей меня так называть! — ледяные зубья бросились на несколько метров вперед, заставив его отступить еще раз. — Я больше не дитя, а уж тем более не твоя!       Ветер сорвался вместе со словами, бросившись снежными волнами с острыми пиками льда. Вьюга, охватывая кольцом все вокруг меня, закружила, раскинувшись лавиной во все стороны. Сквозь толщу льда и снега проскользнули толстые щупальца. Словно темные шипящие змеи они закрутились, обвивая ноги, и резко потянули на себя. Упав спиной на землю, меня поволокло к краю обрыва. Я забилась в попытке выбраться, с усилием сумев приподняться и выпустить молнию. Одна из теней, закружившись, скукожилась, прежде чем раствориться. Другая, державшая за вторую ногу, резко подняла меня, встряхнув в воздухе, и с силой шибанула обратно наземь.       — Думала бороться со мной? — разозлившись, он повторил вразумительную процедуру. — Я учил, направлял, защищал тебя!       Я почти не могла дышать, терпя удар за ударом. Внутри понимаю, что он не убьет меня, но вытрясет из меня почти всю душу, как нравоучение. Еще один рывок, и я уже наполовину повисла на самом краю.       — Ты пожалеешь об этом, — захрипев, руки вцепились в черную плеть вокруг шеи.       Тень заиграла бликами солнечного света, и ветер прогонял сгустившуюся вокруг нас тьму. Обрыв подомной занесло золотистым песком. Пасмурный закат распростерся над берегом, и набежала очередная волна холодной воды.       Меня вытянуло обратно и швырнуло в сторону ледяной стены. Он наблюдал, как я, пытаясь встать, хотела отдышаться, и, не удержавшись, приблизился. Темные одежды не издавали ни малейшего звука, а расплывались густым туманом. Ни лица, ни глаз, одна тьма, сокрытая тьмой, но из широкого рукава выскользнула рука. Бледная, с длинными пальцами, я замерла, боясь вздохнуть, уж точно не ожидая, что под всем этим что-то может скрываться. Моя ладонь утонула в его сильной и большой руке. Не говоря ни слова, он потянул меня, и я послушно встала.       — Иногда ты слишком вспыльчива, ma daʼlen. — Его рука поначалу была немного холодной и пугающей, а сейчас стала теплой и даже мягкой. — И я знаю, что ты можешь легко уйти, как и пришла.       Я слушала его с почти замирающим сердцем.       — Тот амулет, который разлетелся на мелкие кусочки во время взрыва на Конклаве, — он коснулся другой рукой моей шеи, — он укрывал тебя от Тени, духов и демонов. Ты всю жизнь думала, что это нормально не видеть снов. Хранительница рассказывала о том, что когда творишь заклинания и черпаешь силу из Тени, демоны могут шептать. Ты ни разу не слышала их. Словно глухая и слепая, пьющая воду. Она знала про амулет и не говорила. Ты носила его как память и принимала все как должное. Да и кто бы сказал, если эта старуха была единственным магом. — Он рассмеялся, и я вздрогнула от неожиданности.       Мне казалось, что земля вот-вот уйдет из-под ног, но он крепко держал меня за руку. Сердце гулко застучало в груди, когда он с иронией в голосе продолжил:       — Тебе было так страшно, одиноко. Я мог бы тебе помочь, но этот «Якорь». — По ладони прошла незримая боль, от его упоминания. — Ты не слышала моего тихого зова, заглушенного столь сильной магией.       — Мой отец… ты? — я чуть не давилась словами, но смогла произнести это.       — Нет! — четко и ясно ответил он. Его рука вновь проскользнула по волосам. — Но… — он отдалился и склонил голову в капюшоне, словно пристально рассматривая меня, — ты похожа… на нас!       Я не знала, чего именно сейчас хочу. Злиться ли на него или внимательно слушать? Противоречивые мысли заполонили мой разум, но кажется, я услышала в самой глубине нечто, предостерегающее меня.       «— Хватит!».       — Кто он? — еле успела спросить, ощущая, что сон развеивается. — Мой отец? — но ответа уже не последовало.       «— Ты слишком долго была там, — отдаленный голос становится все ближе».

***

      Слишком… слишком долго. Думая, он расхаживал взад-вперед. Его это раздражает.       Когда она открывает глаза, он вздыхает с облегчением и смотрит из-за укрытия, сквозь толщу густых ветвей.       Он видит, как она растеряна и подавлена. Долго сидит, просто задумавшись, но после резко поднимается и бежит прочь, еще дальше от их лагеря.       Он следует за ней.       Она продолжает бежать не оглядываясь. Ее силуэт тенью мелькает среди ночного леса, но вскоре падает в воду той самой реки. Промокает насквозь, цепляется за камни, не замечая порезов. Вода уносит кровавые струйки, а она бежит дальше. Бежит, пока ноги вспоминают дорогу и ведут. И вот уже, замирая, она падает на колени и прижимается почти всем телом к холодной траве на земле, возле рябинового дерева.       — Это я! — вскликнув, она борется со слезами. — Я! Я! Я виновата! Если бы не я… Если бы я только не ушла… ты бы жила.       Наконец она выдыхается и сгребает руками горстки земли. Еле слышно вымаливает прощение на месте захоронения своей матери. А он продолжает стоять, прячась за стволом дерева, и ему становится немного больно. Он решет оставить ее, чтобы эльфийка смогла выплакать всю боль, что вылилась на нее. Не успевая скрыться, он натыкается на взгляд, наполненный холодными слезами.       — Имшэль? — пытаясь отбросить всю слабость, которая мучила ее сейчас, она поднимается на ноги.       — Извини, — совершенно чисто и искренне отвечает он. Понимая, что нарушил те смертные границы, все еще существующие для нее.       — Ты знал? — в ее глазах все еще ютятся слезы, которые она старается сдержать, чтобы казаться сильнее, но голос дрожит.       — Нет, — выдыхая, он выходит из укрытия и смотрит прямо на нее. — Я не могу знать того, что тебе неизвестно.       Он не врет. Не пытается извернуться.       Он согласен, что повел себя как дурак, пытаясь разузнать об Инквизиторе. Принял легко поддавшуюся душу Томвайза и проследовал внутрь. Ему было интересно, как теперь великий Инквизитор собирается действовать, но…       Он его поймал. Демоны бы его погребли под сотней тысяч земной породы, но поймал.       — Я не знал, — тихо отвечает он и смотрит с глубокой печалью.       Ее промокшее тело вздрагивает, а он, лишь покачав головой, скидывает меховой плащ и накидывает ей на плечи. Она молча кивает в знак благодарности.       — Он сказал… — она задумывается и все же решается сказать, — что я похожа… на них.       — Тебя окутывает сильная и очень древняя магия. В тебе слишком много…       — Солас знал? Знал, что я не… — она пытается подобрать нужное слово, но у нее не получается. — Я даже не знаю, что я такое? — она взмахивает руками, не зная, что и думать.       — То, что ты эльф, это точно, — отвечая, он все же улыбнулся.       — Ты вот тоже, — она ткнула его пальцем в грудь.       — Я просто пользуюсь этим телом, — при этом упоминании Имшэль невольно морщится. — Я дух! А ты такая, какая есть — из плоти и крови! Но если честно, то у меня почему-то не возникает желания вселяться в тебя.       — Не нравятся эльфийки с хороводом неугомонных голосов, подсевших на эльфийский корень? — уголков ее губ касается слабая и уставшая улыбка.       — Меня больше беспокоит, что ты и вправду много его употребляешь. Думаю, что скоро он просто перестанет действовать, и эти мертвяки сведут тебя с ума своим галдежом. Они и при жизни много времени проводили, болтая без умолку. Дашь им слабину, то запросто станешь овощем.       Понимая, что ей это и так уже известно, он бесцеремонно берет ее руки в свои и недовольно цокает. Мягкий сияющий свет, исцеляя, проникает в ранки на ее ладонях. Ей кажется это неудобным, и она тупит взгляд в сторону.       — Как там Лаель, — спрашивает она, наблюдая, как магия легко струиться через его руки.       — Спит, — коротко ответил Имшэль, понимая, что она пытается сейчас обдумать дальнейшие действия. — С Фенрисом сложнее.       Ее словно передернуло, и она чуть не вырвала руки, но он не позволил.       — Ты знал и ничего не сказал?       — Это его страхи, не твои, — закончив с лечением, он отпустил ее. — В любом случае я могу только приостановить это, не вызвав лишних подозрений. Ты ведь сама решила отгородиться от него, прекрасно понимая, что в ином случае Солас тут же избавится от раскрытого шпиона.       — Я видела записи. Ты обещал одному из храмовников, что сможешь избавить его от этой заразы.       — Он проникает через его душу, заставляя раз за разом проходить через самое страшное в его жизни.       — Ты можешь сказать прямо! При чем здесь душа и красный лириум?       — Ты ведь сама сомниари и должна понимать, на что подобные способны! ФенʼХарел не мальчик из песочницы, ты хоть можешь себе представить, на что он способен?!       — Я видела будущее, — бормоча себе под нос, она ходила по кругу, растирая плечи под накидкой. — Солас был заражен им. Как тогда он может пользоваться чем-то подобным?       — Не мне отвечать на подобные вопросы. — Он перевел взгляд с Лавеллан на небо, тяжело вздохнув.       — Все вы одинаковы, — метнув в его сторону острый и обозленный взгляд. — Уклоняетесь от ответов, когда знаете столь много. Кажется, что вам нравиться бессмысленно тянуть время, потому что для вас это весело. Смотрите со стороны за жалкими попытками смертных, пытающихся сделать хоть что-то! Почему нельзя просто рассказать все как есть? — Она сняла накидку и, сунув ему в руки, направилась обратно в лагерь, сказав напоследок:       — Мы едем в Виком!       — И те, кому хватает воли возобладать над остальными, получают титул не по природе, а по заслугам! — усмехнувшись, говорит Имшэль, когда остался один. — Придется тебе самой искать ответы, Инквизитор. Мы можем лишь указать путь, хотя… Андрасте так и не справилась.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.