Серафим

Я смотрел на него не понимая, что происходит… Он был так близко, он дышал рядом и все же, я не мог найти слов, чтобы что-то возразить. Он видел меня, смотрел почти насквозь и я чувствовал себя обнаженным в этом взгляде, не имея понятия, как себя защитить. Я злился, мне хотелось кричать, отпихнуть его от себя, быть может даже избить, немножко. От мысли, что я могу оставить на нем свои отметины у меня сладко защемило сердце. Мои вещи должны носить на себе мою печать, но Мика не был игрушкой с которой можно было бы сыграть в плохую игру. Это же Мика, с ним нельзя так. Только не с ним. — Послушай, — я прижал ладонь к его губам, чтобы он не провоцировал меня своим открытым ртом, — я не знаю, что я делаю да и знать не хочу. Я не хочу понимать всего этого иначе мое тело примет меры против тебя. Ты же не хочешь пострадать, верно? Голубые глаза не врали мне: он именно этого и желал. Бог видел, я хотел прикоснутся к нему, но не мог из-за нарастающего чувства тревоги там, где уже давно нет жизни. Эта боль мучила меня не давала здраво мыслить и спокойно рассуждать. Применив всю силу воли которая у меня осталась я медленно оттянул руку позволив ему вновь обнажится для меня и заговорить. — Зачем ты здесь? — я прижался спиной к стене, чтобы не смотреть на него. — Только не говори что из-за Клэр, не поверю в это. — Да, ты прав, — он опустился на пол рядом со мной отделяя расстояния между нами лишь несколькими сантиметрами. — В чем причина? — Мне негде провести ночь, домой мне нельзя. — Почему? — я пропустил подозрительную фразу о проведении ночи и упрямо продолжал смотреть в потолок. — Просто, сегодня нельзя быть дома. — Опять Таш? — я немного повернулся к нему и увидел, что он стал бледнее чем обычно. — Да, — натянуто ответил он, — я боюсь, Юи. На его лице отчетливо красовалась маска боли но, по какой-то причине, я не верил ему. — Дай мне немного времени, — я встал и направился в ванную комнату, — мне нужно подумать. Даже не вздумай пойти ко мне, иначе выброшу в окно. Я хлопнул дверью и уставился на белую раковину. Слив был красный, потому что меня опять тошнило кровью. Я погасил свет и включил что-то на подобии ночника, терпеть не могу принимать ванну при ярком освещении. Наблюдая как сверкающий, словно при лунном свете поток воды наполняет края ванны, я не мог отделаться от мысли, что все это сон. Слишком много изменилось в моей жизни, чтобы трезво оценивать события. Но ведь, я же признался ему, и я не был пьян в тот момент. «Им разве что» — шептало подсознание пока снимал с себя влажные от пота вещи. Затем, посмотрев на себя в зеркало я поднял с пола джинсы и рубашку и вновь одели их. «Чувствовать себя обнаженным, даже когда ты в одежде это так глупо» — думал я погружая себя одетого в холодную воду. Тело тут же воспротивилась невыносимому холоду, но мне было плевать. Я должен остыть не применяя насилие, иначе все труды впустую. Я не зря сдерживал себя, но во что я вляпался, и как мне выбраться теперь, когда я уже не могу сказать «нет». Словно тяжелые магнитные шарики в моей голове соприкасались друг с другом мысли нацелены лишь на плюс. Встать, и пойти выгнать его. Встать, и пойти обнять его. Встать и… коснутся его. Этого порой так не хватает — обычного ощущения тепла человеческой кожи, или просто, касания к живому телу. Рука дрогнула и я открыл глаза. В тени, прозрачной дымкой сверкал серебряный силуэт. Лучи двигались волнами, словно от порыва ветра, и я чувствовал шелковую нить в его движении. — Ты вновь за старое? — голос медленный и плавный как тающий шоколад. — Признайся уже. — В чем? — я радушно отвернулся и сильнее погрузился в воду. — Я же не раз говорила тебе — думай головой. Ты упрямый как и твой отец. — Но даже он не признался тебе в любви пока ты не выжала из него признания. — Да, и этот подвиг подарил мне тебя. — Зачем ты пришла? Снова мучить меня? Уходи. Она стала у меня за спиной и положила руки на мои плечи. Новая волна потрясла тело, но это был не страх. Фактически, меня касались мои же больные иллюзии, потому что её здесь быть не могло. Она жила только в моей голове но, приходила ко мне, лишь по своему желанию. — Я так скучаю, — невидимые руки погрузились в воду даже не колыхнув её, — почему ты в одежде? Разве так приятно? — Ну так раздень меня, если не нравится смотреть. — Прости, Юи, я бы так хотела омыть твое тело, доставить тебе покой. Прикоснутся к тебе, погладить твои мягкие волосы, уложить спать, а перед уходом подоткнуть одеяло… — Ты мне не возлюбленная, а мать, покойная к тому же. — Но, только мне ты разрешаешь любить себя, — немые губы коснулись виска и я закрыл глаза, — мне так жаль, что мы рано расстались. — Зачем ты продолжаешь мучать меня? Твои приходы равносильно адской боли при жизни. Зачем вы сели в ту машину, мама? Зачем? Она умолкла и я подумал, что её тень вновь покинула меня. Но она не ушла. Медленно плывя перед моими глазами серебренная дымка становилась четче, и я видел изумрудные глаза, чей блеск давно угас для мира. — Ты должен был жить, — её голос строгий и прямой, — мы умерли, чтобы спасти твою жизнь и это неизбежная жертва за тебя. Что же ты делаешь с ней, со своей жизнью? Спаиваешь собственно тело, калечишь и уродуешь свою душу. Ты так хочешь умереть, Юи? — А кто меня остановит? Я никому не нужен. Да, я избавляюсь от боли, я знаю что я чудовище. Меня никто не любит. — Разве? Один уже влюблен в тебя. Тревожные колокольчики сильнее звенят в моей голове. Нет… Как ты узнала? — Я знаю, потому что вижу и чувствую то, что понимаешь ты. Зачем убегаешь, злословишь на него? Его сердце так нагревается когда ты рядом, и это искренняя любовь. — Но я не могу, — голос дрожит и получается говорить только шепотом, — я ничего не могу дать ему. — Тогда, отдай ему только себя, сердце своей музыки, свои собственные эмоции. Зачем ему твои деньги, если он не получит твою дружбу? Зачем ему твое тело, если в нем не будет любви? — Нас не примет общество только… — …вы сами, — закончила она за меня заставив погрузится с головой в воду. — Не слушай ничего и никого. Пора тебе уже забыть о прошлом и полюбить. — Ты не понимаешь, я не хочу любить его. — Ты уже любишь. Прими это как подарок от судьбы, ведь это величайший дар — найти то, что утеряно во времени, пороке и лжи. Просто люби, остальное неважно. Силуэт исчез и голос вместе с остатками воздуха покинули мое тело. Когда я вернулся в комнату он уже спал. Заняв небольшой участок на самом краю кровати, он мирно посапывал, что-то бормоча во сне. Я даже удивился сперва, как после всего он может спать так спокойно в моем доме, в моей кровати и… в моей одежде! Только сейчас я заметил, что на нем почему-то моя футболка. — Знаешь, — я шептал куда-то сквозь него, — и дьявол может полюбить ангела, если только этот ангел — Микаэла. Я опустился на кровать и мягко скользнул под одеяло. Он такой теплый, такой нежный когда его глаза закрыты. Он верит мне, он любит меня. Но, тогда почему это чувство так жестоко терзает мою душу? Почему я не могу принять это? Что значит любовь, Мика? Я глажу его светлые волосы и он легенько вздыхает. Должно быть, в моих глазах сияют огоньки когда я смотрю как поблескивают его губы. Ровно в этот момент он быстро проводит по них языком и я касаюсь его лица. Мика, Мика. Кто же ты, Микаэла Шиндо? Почему я оказался заперт между двух огней, почему судьба настолько благоволит мне, что послала падшему ангелу такую очаровательную часть небесного света? Мика, сколько я должен сказать, но ни о чем не смогу попросить… Хотя, даже моральные уроды вроде меня тоже желают пленить и быть пленёнными. Ты сковал меня цветом своих глаз, движением теплой кожи, запахом твоего тела… Что же я… Боже, наверное так не должно быть… Я подвигаюсь ближе и накрываюсь белым одеялом. Такое мягкое и теплое. Мика шевелится и его ноги продвигаются ближе ко мне, касаясь моих холодных конечностей своим теплом. Я вздрагиваю. Мика… Мика…