Серафим

— Благоразумным недоступны наслаждения, — однажды сказал Ферид, протягивая юноше белый, как слезы ангела, порошок опиума. Юноша едва сдерживал себя от нового припадка злости. Уже третий день… Третий, а он все так же слушает безнравственные речи этого безумца. Ферид завлекал в свою постель словно стихийное бедствие в тишине огненной ночи. «Я тебя хочу и я тебя получу» — обычные слова с легкостью слетавшие с его губ, когда он видел предмет своего кратковременного восхищения. Но этот ангел, что с прискорбием смотрел на него невидящим взглядом… Этот человек интересовал его давно и Ферид точно знал, что никакие уговоры не отвлекут его от юного создания, что само заключило сделку с едва ли не служителем самого дьявола. Если бы хоть кто-то видел, какой огонь пылает в глазах сребловласого мужчины, когда он брал очередную добычу, сжимая её в кольцах своей власти. И не всем удавалось уйти, и только одному их них полагалась поблажка в виде временной отсрочки. Все кто имел дела с Феридом были либо сумасшедшими, либо отчаянными, и он скалился при одной мысли о том, как эти павшие ангелы будут валятся у его ног выпрашивая, нет, моля о том, чтобы божественное касание Ферида всегда бросало тень на их несчастные головы. Юноша с жадностью вдохнул в себя белый порошок и сознание его помутилось. Как это бывало прежде, сперва он чувствовал легкую слабость, что теплом расползалась по напряженному телу, затем, головокружение и слепящие искры в глазах от которых он резко жмурился и валился на пол. Еще ни разу ему так и не удалось разбить свою голову об белый, словно высеченный из слоновой кости пол, так как властные руки Ферида придерживали его за тонкую талию и ногти больно впивались в кожу, иногда бывало, что до крови. В такие моменты, жадный язык Ферида блуждал по телу мальчишки, выискивая этот самый нектар и когда добирался до безжалостно поставленных отметин впивался в рану губами, и силой высасывал светлые сгустки крови. «Маньяк, — думал мальчишка, пока зубы не сжимались на белой коже, — чертов безжалостный маньяк» А вокруг них царило все то же безумие, что и в голове Ферида. Блуждающие в потемках люди, сверлившие их завистливыми взглядами, молодые мальчики и такие же юные девочки, старшие покровители и новые члены анонимного клуба «Греховных лордов» — так они себя называли, за глаза разумеется. — Если хочешь избавится от чувства страха, просто отдайся ему, — шептал Ферид, пока глаза мальчишки едва улавливали реальность, — прими его, вместе со мной и я открою тебе такие тайны, по сравнению с которыми все смертные грехи покажутся тебе забытой роскошью, а истинное наслаждение откроется в другом свете. Ферид шептал это, и язык его жадно блуждал возле уха мальчишки, вызывая чувственную дрожь во всем теле. Он на мгновение перехватил руку юнца и с медлительной утонченностью скользил ею по своему телу, пока пальцы не нащупали ощутимую выпуклость между бедер Ферида. Тот лишь хмыкнул и юноша одернул руку. Он не хотел, он не мог себе такого позволить, но опиум и дым от курительных трав затмили любой призыв к логике и размышлениям. Мир вокруг кружился, отдавая туманными оттенками словно из призрачного мира и юноша упал, подаваясь в мягкие объятия и холодную хватку. С него сняли пиджак и жадные пальцы уже нащупывали пуговицы на рубашке. Ферид вновь положил его руку между своих разведенным ног и стал двигать ею, пока мальчишка, словно в бреду, сам не стал повторять его движения. Пуговицы летели одна за другой и когда полы разошлись взору Ферида наконец таки открылась белая гладкая кожа на груди и худой плоский живот. «Ни отметин ни царапин, — думал Ферид, — ни даже признаков юношеского взросления, хоть ты уже и давно не мальчик. Как я счастлив иметь при себе такое желанное и доступное тело» — Я хочу взять тебя, — вновь проговорил Ферид и его ладони сжались на груди мальчишки, — хочу взять прямо сейчас. Шепот перешел на томные вздохи и едва ощутимые стоны, что рвались наружу вместе с остальным грехом, которого юноша так желал избегать. Его жизнь пошла ко всем чертям потому что ему сказали, что она умерла. И он, впервые за годы борьбы сдался, и его тело пало вместе с некогда светлой, доброй душой. Теперь он в аду, демоны которого симулировали для своих клиентов, вынуждая их поверить, что те попали в рай. Но это был не рай. В раю не было бы больно и не было бы так страшно. Обессилившие руки покорно продолжали ублажать темного лорда пока он прикидывал, что он хочет сделать со всем этим сокровищем, что дрожало в его руках словно пойманная в клетку птица. Но это было близко к правде, ведь он так долго добивался его, так страстно желал увидеть его слезы, держа ангельское лицо в руках. И ангел впервые за годы мрака улыбнулся, вызывая у безумца дикий, ослепительный оскал которого мальчишка так боялся. Боялся, потому что знал, что все кончено. Он больше не тот кем был раньше, если вообще хоть кем-то был… — Идем, — он говорил тихо ведя его за собой. «Прямиком в ад, — думал юноша, пытаясь ослабить хватку из крепко зажатых на его ладони пальцев, — куда ведет этот коридор?» — Туда где нет запрета наслаждениям. Красные стены, красный, словно в потоках крови пол и белые в молочной коже двери с серебряными ручками. Одна из таких дверей открылась и темные тени словно заманивали тех кто был снаружи. Мальчишку толкнули внутрь и вот он уже держится за первую колонну не позволяя себе упасть. — Остановись уже, — Ферид прижал его к этой самой колонне и внезапно в глазах вспыхнул яркий свет, — мы оба долго ждали этого и я больше не хочу терпеть. Я хочу быть первым, кто откроет тебе все возможности это грешного мира, и то, что мы сделаем, станет для тебя не только опытом, но и поверь, я заставлю тебя полюбить каждое мое движение. Последние три слова слетели с его уст настолько медленно, что юноша успел представить, какого это — быть испачканным в желании этого монстра, который словно жадная ночная тварь из преисподней выискивала себе жертву среди обманутых и обреченных. «Я не хотел… я этого не хотел…» — Ты меня слишком возбуждаешь, чтобы я остановил себя и хоть ты слишком юн, но я обещаю, что буду нежен, когда войду в твое тело… Ферид хватает его за запястье и швыряет на пол. Тот больно ударяется головой и на мгновение теряет сознание. Похоже, он не будет ласков. — Дай мне время, — юноша шептал, подыскивая нужные слова, — еще хоть чуть-чуть, ради себя же. — А что меня остановит взять то, что по праву принадлежит мне сейчас? Из страха перед новым ударом юноша сам снимает с себя рубашку, пока Ферид тянет за пояс брюк. Глубокий поцелуй касающийся горла и горячее шершавое тело, что елозит на его груди, и вес прижатой к ней плоти и сильный обхват… Юноша теряет голову, он боится, что умирает, ведь его так сильно душат. Ферид не дает ему дышать и думать, он забрал все, вплоть до последнего вздоха, который он испускает в такой жадный к его телу рот. Острые зубы словно клыки сжимают сухой язык и юноша стонет, но не от боли. Он ослабевает и теряется в возможности ощущений, которые, как ни странно приглушают застывшую в его сознании боль. «Беги, — голос дышит из дна холодной бездны, прорываясь в затуманенное опиумом сознание, — просто беги, пока еще можешь…» «Не могу, — так же глухо отвечает он и ноги сгибаются в коленях, — все кончено» Ферид прижимает его лицом в мягкий ворс ковра и на мгновение останавливается. Он поворачивает его лицо к зеркалу и прижимается своим лицом к бледной коже на щеках парня. — Правда же мы хорошо смотримся? Юноша не отвечает стараясь не открывать глаза. — Просто посмотри туда. Разве тебе не нравится, как сплетены наши тела? Сейчас я возьму тебя и больше ты никуда не сбежишь, мой милый падший ангел. «Я падаю и страх исчезает вместе со мной. Если так будет всегда, сколько я продержусь пока не умру? Сколько нужно будет терзать себя яростью и болью, сколько пройдет времени, пока я наконец закрою глаза, чтобы больше никогда не открыть их…» — Никто ничего не узнает, я обещаю.. «Просто заткнись и убей меня наконец», — думал юноша и ноги его развели пошире. Ферид сладко улыбнулся, когда его взору открылось то, о чем он так давно мечтал. Запретные места вкупе с его греховными возможностями. Как же хочется испачкать это тело, как хочется утопить его в свой алчности и похоти. Сколько можно сделать, сколько нужно совершить. Юноша откинул голову назад и переместил взгляд на стекающие по оконному стелу капли дождя, что росписью прозрачных жемчужин неба падали, орошая землю желанной влагой. «Как странно — думал он, когда вдруг почувствовал первое касание на все еще невозбужденном органе, — как бы земля не страдала, как бы не осушалась, терпя вражду от палящего солнца всегда придет дождь, дабы смыть всю боль и подарить радость. Хоть на несколько дней, хоть на мгновение». Губы ублюдка сжались сильнее и из глаз ангела начали течь слезы. «Дай мне знак, если это так, дай мне знак, что все может изменится и я до последнего, я клянусь, я до последнего вздоха буду жить, не умру не сдамся, — мысли путаются и когда внезапно глаза озаряет яркая вспышка молнии, свет в комнате тут же гаснет и Ферид отстраняется от него». — Не смей, не трогай меня, — юноша отпихивает того ногой и поползя прижимается к двери ведущую в ванную комнату. — Что опять… Ты уже протрезвел или просто хочешь посопротивляться немного? — Дай мне время, — шипел юноша и Ферид видел, как мерцали его глаза, — мне пятнадцать лет. Тебя посадят. — Так не годится, — Ферид схватил мальчишку и поставил на ноги ближе к окну, чтобы видеть его глаза, — я думал у нас уговор. — Время, — юноша шептал только одно слово, — еще немного. — Да провались, ты все равно никуда от меня не денешься. А если по истечению срока надумаешь сбежать, то клянусь — я убью тебя. Понял? Юноша ничего не ответил и опустился на пол. Ферид коснулся пальцами его волос и быстро удалился из комнаты, чтобы в порыве гнева ударить на выходе одну из шлюх, а позже, насиловать её во всех недопустимых, даже для клуба нормах. Юноша перевел взгляд на большое зеркало, в котором так недавно отражалось его голое тело и подполз к нему. Взгляд стал четче, краски уже не так размывались и он видел испуганный блеск темно-синих глаз, и светлые, закрывающие его лицо волосы на которые падала тень из ночных сумерек. Всматриваясь в себя он плакал, жалея только о том, что родители нарекли его Микаэлой, и что единственная причина, по которой он еще мог жить наблюдала за ним с неба, должно быть так же плача, как и он сейчас.