***
— Мика, я первый в душ, хорошо? Юи склонился над спящим Микаэлой и буквально шёпотом сказал эти заветные слова. Ему очень хотелось разбудить его, или взять на руки и в таком положении принять вместе с ним ванну. Было пять утра, и Юи горестно вздохнул — Мика никогда не проснется в такую рань, и даже когда их прогулки продолжались до рассвета Амане часто брал Шиндо на руки и затаскивал наверх, попутно снимая с любимого одежду и укладывая в постель. — Я оставил тебе на тумбочке пару сладких персиков. Съешь их, они очень сладкие, — и, мягко поцеловав бледную щеку, взял с кресла полотенце и тихонько закрыв за собой дверь пошагал в душ. Строение ванны больше напоминало японский вариант. Тут был нижний душ, что значило то, что ты сперва должен ополоснутся под ним, а потом уже лезть в ванну. Что-то вроде завышенной чистоплотности, но Юи было все равно. Он на скорую руку ополоснул себя и залез в ванную, начиная поворачивать кран. Верхний душ, непосредственно связанный с самой ванной, начал выпускать быстрые теплые потоки и, облокотившись о белый кафель, он начал думать. Вода приятно грела кожу, а вот мысли превращали его движения в лёд. Сегодня они будут выбирать одежду, потом прощальная церемония и наконец, сам выпускной. Юи очень его не хотел, даже боялся этого дня. Почему? Потому что когда Мика был в школе, еще была вероятность, что они часто будут вместе. Теперь же, видя затуманенный взгляд своего любимого, Юи уже не был так уверен в их давних обещаниях. Всему виной та ночь и её последствия… — Что-то ты рано, — тихий голос вынудил Юичиро резко повернуть голову, пока глаза не увидели лицо Микаэлы. — Ты знаешь, что мешать человеку принимающему ванну, опасно? — Знаю, — улыбнулся Мика, и положил линейку, — но еще опасней, разлучать тех, кто никогда не должен быть в разлуке. Взгляд Юи на мгновение расширился, и сердце пропустило один удар. Возобновив свое по-прежнему тяжелое дыхание он только сейчас понял, что Мика рассматривает его обнаженное тело. — Как ты повредил замок? — Поддал тесемку на защелке, — и, указав пальцем на линейку, слабо улыбнулся. — Я немного занервничал, когда не увидел тебя рядом. — Я же шепнул тебе, что иду в душ. — Да, но я этого не слышал. Увидел пустую постель, два персика и разволновался, но когда обнаружил, что зеленого полотенца нет, сразу успокоился. Амане у нас такой чистоплотный. — Все-таки важный день на кону, — и снова закрыв глаза, он чуть нагнулся и прошептал: — Давай сюда, холодно же босиком на плитке. Мика молча снял с себя свою рубашку, в которой спал, и бросил на пол. Приспустив спортивные штаны он на мгновение замедлил движения и повернул взгляд на Юи. Тот по-прежнему не смотрел на него, явно наслаждаясь расслабляющими теплыми каплями, что гораздо медленней начали течь с душа. Пар вокруг застилал глаза и было чувство словно находишься во влажном и теплом тумане. — Что тебя гнетет? — тихо спросил Микаэла, когда стал позади Юи. — Что тревожит? — Будущее, — слабо ответил Юи и открыл глаза, — моё, твоё, наше. Все остальное неважно. — Я знаю, — выдохнул Мика и прижался губами к лопаткам на спине Юу. Тот вздрогнул и сразу же напрягся. — Что с тобой? Мы же делали это раньше… — Прости, но мне сейчас очень больно. — Больно? Почему? — Это все нервы, — ответил он и почувствовал, как тонкие губы едва ли прикусывают кожу. Слабовато для засоса, но достаточно для смутного беспокойства. — Ты знаешь, что бы не случилось я буду любить тебя всегда, — томный шепот Мики горячил кожу не меньше, чем водные струи, а слова, что эхом тонули в разгоряченном сознании, навевали мысли о былых временах. — То, что было тогда… Я прощаю тебя, и ты меня прости. — Мне не за что прощать тебя, а вот я грешник. От этого и больно, что я такой монстр. — Хорошо, — быстро сдался Микаэла и Юи почувствовал, что он жмется к нему своим естеством, — тогда давай будем монстрами вместе, и никто не сможет упрекнуть кого-то из нас. Я буду любить тебя вечно, или даже больше, пока боль от смерти не разлучит нас. Глаза Юи начали наполняться слезами, и он закусил кулак, чтобы Мика не услышал этих всхлипов. От его слов невыносимо защемило сердце, и Амане почувствовал себя еще большим уродом, ведь он уже предал, а золотоволосый ангел по-прежнему ему верил. И ласкал. И любил… Отдал все и по-прежнему хотел его… — Ты хочешь заняться любовью? — на одном дыхании спросил Юу. — А ты? Скорее инстинктивно, нежели телом, но Юи почувствовал, что взгляд Микаэлы направлен прямо на него. Бросив долгий взгляд через плечо, он таки наткнулся на пару обжигающих темно-синих глаз и не смог отвести взгляда. — Если ты не против, я хочу сделать это немного иначе, — и не дав Мике времени, чтобы задуматься начал утаскивать его вниз. Когда их колени и бедра соприкоснулись, он притянул его ближе к себе и сразу же увидел легкий румянец на щеках. — Я хочу любить тебя, и ласкать руками, — прошептал он и лизнул мочку уха. — И ты меня люби, своими пальцами и своей кожей. Их руки начали гладить плечи друг друга, пальцы сплелись на внутренней стороне бедер. Обхватив руками подрагивающее естество, они с тихими стонами начали ласкаться, невинно отдавая свою любовь друг другу. Губы находили источник влаги на других губах, и мокрые, мягкие поцелуи вырывали из горла слабый стон, пока языки не начали сплетаться и танцевать под этим теплым дождем из горячей воды и слабых приглушенных звуков осипшего голоса. Горячая вода парила кожу, и слова сказанные шёпотом терялись в этом влажном тумане из горячего пара. Тела постепенно терялись в нем, пока и вовсе не исчезли из виду. Но в самом сердце этой стихии, где два тела преданно прижавшись друг к другу двигались в такт движениям руки, кожа словно открыла свои объятия, впуская в себя другое тело и громкий вой потряс ванную комнату, где в порыве страсти, Микаэла сильно обнял Юичиро, моля лишь об одном. «Никогда, никогда не оставляй меня одного. Люби меня, я отдам тебе всё…»***
— Что ты так сморишь на меня? — А? Нет, просто взглядом мимолетно скользнул. Но это было не так. Сверкнув глазами в его сторону я уже не мог остановиться. От Микаэлы исходило какое-то сияние, и я притягивался им, словно бабочка пламенем. На него невозможно было не смотреть, это было бы просто нереально, и я испытывал эйфорию от того, что вижу его таким только я. Но в то же время это пугало. Кто он такой? Кто скрывается за ним на самом деле? Знаю ли я его настоящего или именно такого, какого он показал себя, скрываясь за собой реальным. Хотя, наверное, не в этом суть. Я по-прежнему был пленен страхом возможности потери. — Эй, ну чего ты? — Мика завязал на затылке небольшой хвостик и сел ко мне на колени. — Ты выглядишь так, словно готовишься к войне. — У меня грустный взгляд? — У тебя грустное лицо, — ответил Мика и взяв мое лицо в ладони нежно поцеловал. Без языка, без извращений, такой себе невинный поцелуй, что едва касается губами других губ. Но именно его хватило, чтобы я успокоился и почти перестал нервничать. Тонкая нить между нами натянулась в готовности принять вызов судьбы. — Ты переживаешь, верно? Боишься, что что-то может случиться… — Мика, я в этом страхе уже много месяцев, но именно сейчас мне кажется, что я был слишком глупым и не видел вообще ничего. — Но как же? Вспомни, как хорошо мы проводили время, как целовались на том подоконнике… — В той уродливой серой форме? Даже вспоминать не хочу. — Или когда остались наедине в классе, и полуденное солнце грело наши до дрожи притягательные поцелуи. Разве это было грешно? — А ты согрешил бы со мной еще раз? — спросил я и увидел, как слегка расширились его зрачки. — Да, — твердо ответил он. — Ну так согреши, — прошептал я ему в губы, от чего сразу же почувствовал его возбуждение… Я не мог понять, но мы делали это снова. Повалились назад от уже грязного и требовательного поцелуя, терлись друг о друга бедрами и довольно-таки твердым возбуждением, рвано стаскивали одежду и царапали ногтями кожу друг друга. Словно всего было мало, словно это кто-то мог у нас забрать. Жадно и до боли жарко, все притягивались и притягивались телами друг друга и дышали, дышали, обливаясь потом и скрипя зубами, чтобы сильно не кричать. Цветы, что стояли в вазе на столе опрокинулись, и холодная вода вместе с опавшими лепестками накрыла его спину и мою грудь, от чего я не выдержал и застонал. Его губы греховно прошлись по естеству, и я забыл обо всем. Ничего нет — ни комнаты, ни стен, ни мира. Только он и его жаркие губы… — Теперь мы можем продолжить одеваться? Он лежал на мне, тяжело дыша в мою шею и расслабившись на моем теле, просто наслаждался моим обнаженным видом. Было очень тепло и влажно. — Нужно по новой душ принять, иначе слипнется. — Что ты сказал? — через улыбку спросил Микаэла, хоть я и знал, что у него были закрытые глаза. Жалко прерывать наш контакт, но выбора нет. — Я попросил, чтобы нашу одежду доставили прямо на место работы, так что куда-то ехать не придется. — Что нас будет отличать? — Только цвет галстука. — А как же аристократическая бабочка? — Оденешь её на мои похороны. Лоб сразу же огрело горячим, потому что он таки добротно ударил меня ладонью. Я не стал сердиться, и просто погладил его по мягким волосам. — Мне нравится запах меда, что угадывается в твоих локонах. — Перестань говорить это так, словно сейчас наша последняя близость. — Однако от прежних её отличает то, что мы на самом деле растворились друг в друге. Осознанно улетели от мира, душой, а не телами, как раньше, только потому, что нас подгоняла страсть или нетерпение. Ведь было хорошо? — Очень хорошо… Давай повторим? Я открыл глаза и тихо вздохнул. Мне становилось все более и более больно, в то время как мягкость Микаэлы почти сводила с ума. — Тогда завтра, в это же время… — Я согласен, — ответил Мика и поцеловал меня в грудную клетку, а точнее именно туда где билось моё сердце. И трагедия его ответа была в том, что только я знал, что это самая ужасная ложь в мире. Но Мике придется столкнуться с этим позже…***
Само действо должно было происходить в спортзале школы, прощание и все такое. А вот уже вечером в Театре искусств, что так благородно сняло для последней встречи школьное руководство, было назначено где-то на девять или десять часов… — Так значит, не пойдем? — Не пойдем. Я держал его за руку, чувствуя мягкость кожи. Рукава своего пиджака он закатил, и мы вместе наблюдали, как садится вечернее солнце. Трудно было поверить, что мы не пришли на действо и весь день мирно проспали держась друг за друга. Проснулись мы около шести, и тихо собравшись ушли из комнаты. Гуляя по узким улицам этого забитого района я не мог уставать, когда слушал о чем он говорит. А он все не умолкал, и мы беседовали о своем, иногда о чужом, и ни разу не затрагивали события минувших дней. Но я видел, что его что-то точит, словно назойливый червь, что въелся прямо в сердце Микаэлы и не отпускает. Даже моей жестокости не хватило бы, чтобы вырвать его оттуда, хотя я даже не пытался. Вся причина в нем. — Тебе не кажется, что мы поступаем неправильно? — Мика повернулся на меня, и мы остановились. — Что ты имеешь в виду? Все еще держа его руку я крепче сжал пальцы, словно боясь, что он в любой момент может рвануть и убежать, как тогда, когда я забирал его из больницы и мы впервые поцеловались. Точнее, это он меня поцеловал, я же давился невысказанным негодованием. — Я не о том, что мы пропустили церемонию, и как ни в чем не бывало ввалимся на выпускной вечер. Просто мы так провели ту ночь и этот день, что мне кажется, будто мы уже больше никогда не будем вместе. Словно пытаемся ухватиться за невидимые нити недолговечного счастья. И ты хочешь их оборвать сегодня… — Что за глупости? — я потрепал его по золотой макушке и чуть дернул за челку. — Откуда такой пессимистический настрой? — Я боюсь, — прошептал Мика и я увидел как задрожали его губы. — Очень боюсь сегодняшней ночи. Ты можешь поклясться мне, на закатном солнце, что не оставишь меня, что бы не случилось… Мой взгляд сомкнулся с его голубыми глазами, что горели в лучах вечернего солнца. Неужели он тоже знает… — Незачем обещать то, в чем ты должен быть уверен. — А если нет? — Что «нет»? — Я чувствую, что что-то не так. Ты не мог так бояться отпустить меня, если бы не знал, что что-то точно случится. Эта неделя, неделя нашего одиночества друг с другом, она была настолько прекрасна, что я даже отказывался в неё верить. Целый мир угас в наших глазах, а вот чувства расцвели, словно молодые цветы при полной луне. Так я вижу нашу любовь, так я вижу её в твоих глазах, Юичиро… — Мика, — внезапный комок, что подступил к горлу, вынудил меня болезненно прохрипеть его имя, — все будет хорошо, я обещаю. — Я… Я не верю тебе. Именно сегодня не верю, хотя всеми силами пытаюсь убедить себя, что должен. Отпустив мою руку он сделал несколько шагов вперед и закрыл глаза, явно делая вид, что наслаждается закатом, но я-то знал, что он врет. Даже со спины его облик выглядел потрясающе, я уже не говорю о том, что лучи терялись в его тени, создавая что-то наподобие крыльев за его спиной. Я сам затерялся в этой тени, такой холодной и такой одинокой. Одиночество в темноте… — Одиночество с тоской переплелись, и утраты горестны нам ныне. Сколько лет мечтал судьбу свою найти… Сколько жизней я провел в немом затишье… — Что это? — тихо спросил Микаэла, пока я обнимал его, сомкнув руки на его талии. — Это мои стихи, — ответил я и почувствовал, что лицо начало краснеть, — я писал много стихов… для тебя. Подумал, что сейчас самое время их прочитать. — Ты написал для меня стихи? — казалось он все еще не мог поверить в услышанное. — Только для меня? — Только для тебя… Не знаю, как так получилось, но он убедил меня заскочить перед главным действием в школьный актовый зал, куда я когда-то затаскивал почти что неподъемное пианино. Дверь с глухим звуком открылась и Мика приложил пальцы к губам. — Тише, иначе охранник нас услышит. — Спокойно. Я подкинул в его беседку дорогое вино, так что он теперь не помеха. Мика улыбнулся и, утаскивая меня за собой, начал вести на сцену. Обшарпанные кресла, мимо которых мы проходили напоминали мне о былых временах проведенных с этим ангелом. Не думал я, что мне придется так грустить по нашим общим урокам. — Иди сюда, — шепнул он, и я залез на сцену. — Но тут же темно. — А у меня есть кое-что, — и счастливо улыбнувшись, начал подбивать что-то под подвижную доску в деревянном полу и очень скоро вытащил на свет что-то вроде ночника. — Когда его включаешь, вокруг начинают мерцать звезды. Он повертел какой-то рычажок, и в одно мгновение темная сцена превратилась в галактику с фиолетовым, темно-синим и золотым сиянием. — Ничего себе, — только и сказал я, наблюдая, как это все начинает вертеться. — Где ты взял эту штуку? — Потратил последние деньги и приобрел на китайском сайте, — ответил он и я улыбнулся. — Что? — Тогда делай то, что хотел делать, ибо китайцы делают что-то хорошо только для себя. Для нас, иностранной нечисти, они продают низкосортный хлам. — Не скажи, — возразил он. — Я уже пользовался им. — Когда это? — Когда наблюдал за тобой спящим, — тихо выдохнул он и подал мне наушники, — две пары, чтобы слушать музыку. — Так я не понял, что ты хочешь сделать? Но он лишь загадочно улыбнулся и быстро нажал свою и мою кнопку воспроизведения. В ушах сразу же заиграло нечто знакомое, и я сразу узнал что. — Потанцуй со мной, — скорее угадывая, нежели услышав, понял я и положил руку на его талию. — Бери меня, Юичиро, люби, как будто завтра не придет. Наши тела прижались друг к другу, и сделав шаг назад я начал вести его в танце. Это не был вальс, это не было чем-то знакомым. Движения, что я вел, были похожи на натянутые струны наших тел, что в своей скрытой агонии скрывали истинную боль приобретенных чувств. Я видел, что в перерывах он закрывал глаза, и тогда движения приобретали какой-то смутный хаос, и мне было все труднее удержать его. Он словно хотел летать, я же не мог расслабится. Отдавшись внутренней печали, я все же сумел закрыть глаза и вести его. Перед внутренним взором проносились дни нашего прошлого. Моё знакомство с ним, наш первый раз, когда мы были вместе. Казалось, что все с Микаэлой было впервые, но подобный танец нечто особенное в смешанной гамме чувств. Он прислонялся ко мне — я тут же наклонял его. Он не удерживался в моих руках, и я тут же хватал его крепче. Он таял, сжигая своей болью моё пламя, а я тихо хрипел, боясь нарушить эту негармоничную гармонию… Когда на последнем аккорде певец взял самую высокую ноту, перед которой была небольшая пауза я почувствовал, что мы подошли к краю. Еще секунда — и нас можно было бы ловить, но в этот момент неожиданно для меня он взял инициативу в свои руки, а если точнее то самого меня. Едва удержавшись, мы упали на колени почти у самого края и тяжело дыша, уставились друг на друга. — Давай никуда не пойдем, — выдернув наушники и повалив меня назад, он ткнулся носом в мою шею и глубоко вдохнул. — Давай останемся здесь до рассвета, а завтра заберем свои аттестаты и уедем, куда глаза глядят. — Ты не хочешь попрощаться с нашими одноклассниками? — Мне нужен только ты. Но именно прощания с тобой я не переживу. Никогда и ни за что. Я умру, если ты уйдешь. Прошу, останься здесь со мной сегодня. Проведи со мной время до рассвета, чтобы мой страх исчез, а надежда вместе с рассветом заполнила душу. Останься… — Мика… Чувствуя, что к глазам подступают нежеланные слезы, я сжал зубы и, переступая через себя, поднял его за плечи. — Это не так страшно как кажется. Идем, я не отпущу твою руку, чтобы не случилось.***
— Быстрее! Я хочу закончить это и… О, Мика, Юи! Так рада вас видеть, где это вы были? Словно бушующий ураган Осака налетела на них, обнимая за шею парней, но тут же отстранившись, начала внимательно всматриваться в их костюмы. — Ну надо же, как прихорошились. — А что такого? Одели то, что люди называют за приличное и пришли на этот концерт кошачьих страстей. Верно, Мика? — Да, — с улыбкой ответил Шиндо, закатывая рукава на своем пиджаке, — мы просто не могли не прийти. — А почему церемонию пропустили? Директор так скрипел зубами, что микрофон плавился. — Мы немного больны, вот и задержались, чтобы подлечится. — Подлечится? Юи, ты серьезно? — Да, — ответил тот оскалившись, — проблемы? — Нет, ну что ты, все хорошо просто без вас было так одиноко. К тому же, — тут она наклонилась к самому уху Амане, чтобы слышал только он, — Ферид места себе не находил, постоянно был на телефоне и так нервничал, что даже бокал с водой треснул в его руке. Он потом еще бегал за помощью к школьной медсестре, и теперь ходит мрачный и с перебинтованной ладонью. Жуткое зрелище, поверь. — Он искал Мику? — спросил Юи и Осака мгновенно напряглась. — Послушай, — она взяла его под локоть и отвела в сторону, — я не знаю, что происходит, но чувствую, что надвигается буря. Этот Ферид, змея в шкуре человека, он… Я боюсь за вас, потому что думаю, что он будет мстить. Сегодня. — Осака, ты не должна боятся, — Юи ласково потрепал её по щеке и продолжил: — Что бы не случилось, финал мне известен. — Ты… сдаешься? — пораженно прошептала девушка, когда внезапно её взгляд остановился где-то за спиной Юи. — Амане, — знакомый голос, что терзал слух, вынудил Юичиро замереть на месте. — Глен, Шинья, — поздоровался он, но руки не протянул. — Надеюсь вас сюда по случайности задуло попутным ветром, иначе я обещаю, что отсюда вы уйдете только через окно. — Не будь таким грубым, — Глен на мгновение перевел взгляд на Осаку и улыбнулся, — не хочешь поговорить? — Не до разговоров мне, — отмахнулся Юичиро и на ходу снимая пиджак быстро зашагал в сторону пианино где в прострации находился Мика. — Боже, ты меня напугал, — прошептал Шиндо, когда Юи ласково погладил его по плечу, — хочешь сыграть? — Очень. Я тут одну мелодию подготовил, для тебя… — Знаешь, я тоже подготовил одну и если позволишь, то в конце вечера я тебе её сыграю. — Тогда лучше у меня, ладно? — У тебя? — пораженно прошептал Мика и глаза его заблестели. — То есть, у тебя дома, на твоем рояле?.. — Конечно, — таким же шепотом ответил Юи, поднимая крышку пианино. — Я буду играть только для тебя, Микаэла…