Невозможное

      Знаете, у человека есть такая эмоция — улыбка разочарования. Так вот, она, как выяснилось, присуща не только у людям. А лучше бы и у людей ее не было. Ведь именно эта эмоция адресовывается мне Кейсом прямо сейчас. Да, на лицах большинства автоботов тоже присутствует эта эмоция, но вот только у них по понятной причине: трансформеры считают, что Прайм совершил очередную плачевную для них всех ошибку — снова доверился человеку. Да еще и не просто доверился, а действительно близко подпустил одного из них к себе. То есть вряд ли кто-то раньше имел честь прятаться на плече Прайма, придерживаясь за его скулу. Поэтому у некоторых на железном лице все же отражалось больше любопытства, чем разочарования. Но Кейс… В чем я провинилась? Что сделала не так? На что он расчитывал? Что Оптимус меня раздавит или что я не пожелаю иметь с ним ничего общего? Ощущение, будто меня держат за предателя. Как и Оптимуса.       Ребята больше не были под прицелом, да и страх на их лицах почти выветрился, сменившись любопытством и неверием. Автоботы заглядывали в амбар, разглядывая театр двух актеров, словно Божье явление. — Оптимус, я не хочу ставить под сомнение твою… Кхэм… — Я не в силах вам указывать, Хаунд, всем вам. — не дал договорить лидер крупному роботу с железной сигарой в зубах, — И я не собираюсь убеждать вас в правоте своих решений, если в моих автоботах зародилось зерно сомнения. Тот неуверенно почесал затылок, снова нервно поджигая железную сигару. — В общем, босс, может выйдете наружу, а то в этом сарае мы все не уместимся, а любопытных морд тут предостаточно. Я глянула на Прайма, не в силах скрыть волнения, накатывающего волнами на мое тело. Он не больше секунды обдумывал слова Хаунда, и мне понадобилось еще меньше времени, чтобы понять его намерения. Поэтому я как можно шустрее села, свесив ноги на его грудь, и прижалась покрепче к могучей шее лидера автоботов. Оптимус медленно, но оттого не менее твердо зашагал к выходу. Как и положено лидеру. — Вот так-то. Хаунд дважды стукнул кулаком по крыше, удовлетворенный результатом, и отошел подальше от ворот, ожидая появления Прайма, правда отлично держал себя в колготках, если можно так выразиться, лучше, нежели все остальные. Небо мутнело и быстро сгущалось, но после темноты амбара дневной свет все равно резал глаза. Оптимус остановился перед автоботами и моими друзьями, всем своим видом внушая уверенность в своих действиях. Мне посчастливилось не увидеть на лице Роны ненависти, обиды или страха. Кажется, она почувствовала себя спокойнее рядом с Праймом. Наверно, успела свыкнуться с мыслью о его постоянном с недавнего времени присутствии в нашей жизни. Почему-то именно сейчас, в этот самый момент, я заметила, как мы повзрослели. Подумать только: мы столько всего прошли вместе, столько пережили, что в голове с трудом укладывается. Кажется, будто ушло несколько жизней. И потерять друг друга — непозволительная роскошь. Одними губами я прошептала ей: «прости меня». И она тепло улыбнулась мне в ответ. Нет, какую бы чушь мы не творили, чтобы не происходило вокруг, никому из нас никогда не отделаться друг от друга. — Ну здравствуй, Оптимус. — Я рад видеть каждого из вас в добром здравии, мои друзья. — Робот тяжело вздохнул, на что не обратили особого внимания остальные, но я знала, что это значит. Оптимус нервничает, хоть и успешно это скрывает. — Я чувствую, как в атмосфере висят невысказанные вопросы, так что попрошу вас озвучить их. — Оптимус, что это? — О чем именно речь? Робот в зеленом плаще недовольно бросил взгляд на меня, затем на группку подростков, которые так же недовольно, чуть ли не с вызовом, смотрели на него, скрывая остатки страха и опасений. Видимо внутри него прорвало платину самообладания, отчего, жутко размахивая руками, он стал лить громоподобную речь прямо на Прайма. — Что именно? Что именно, Оптимус?! Ты — Прайм! Предводитель автоботов и надежда нашей расы, снова снюхался с людьми, с какой-то человеческой девкой, от которой за версту несет феромонами, когда та смотрит на тебя! Честно, это уже обидно! А еще очень неловко, стихийно и необдуманно с его стороны. Из-за него теперь горят щеки, Господи, помилуй. - Ты чуть не погиб, а мы все чуть в одну сплошную ржавчину от шока не превратились, когда увидели, как ты загорелся в воздухе и затем пропал без вести! Ни одного сигнала, Прайм, ты не подал нам, а мы с ума сходили от неведения! И когда, наконец, мы нашли тебя, пред нами снова предстает вот это! — железная рука заключительно тыкнула в меня, но автобот даже не глянул в мою сторону. Наступила тишина, нарушаемая только тяжелым от возмущения дыханием с обоих сторон. Я оглядела каждого автобота, но задержалась на глазах Хаунда, который так же внимательно в ответ рассматривал меня. И что странно… я не увидела в них зла, неодобрения или хотя бы безразличия к собственной персоне. Не знаю почему, но в своих глазах я попыталась выразить столько искреннего сожаления и мольбы о помощи, будто это могло хоть как-то подействовать на самого крупного вооруженного автобота из всех присутствующих. Да, тыгений, Лина, давить на жалость самому опасному автоботу из присутствующих! Но ведь не даром он, именно он, обратил свое внимание на меня, а не на Оптимуса Прайма. От пронзительного взгляда Хаунда я непроизвольно прильнула ближе к лицу Прайма, но зрительный контакт так и не разорвала. Хаунд беззвучно хмыкнул и приспустил мутный взгляд к земле. Сокрушительно покачав головой своим мыслям, трансформер слегка выступил вперед. — Оптимус… — Нет, Хаунд, я достаточно услышал. — Оптимус… Это уже был мой голос. Под моим жалобным взглядом и легким прикосновением к теплому металлическому лицу, враждебность в нем слегка осела. Я чувствовала, как это действие вызвало неприязнь в кругу автоботов, противнейший фырк того, салатового самурая-трансформера, но лучше так, чем гнев самого Прайма. — Оптимус, я не присоединяюсь к его словам, — тем временем продолжил Хаунд, — Да, некоторые людишки так и просят пулю в лоб, но… не она. Он бросил на меня взгляд, в котором явно читалась… улыбка? Неужели он меня приободрял? — Все просто, друзья мои. — Автобот огладел своих друзей, снова вперив взгляд в своего предводителя, — Она спасла нашего Прайма. Во всех смыслах. И если кто из вас, головорезы, решит обидеть… Он вопросительно посмотрел на меня, явно ожидая помощи. — ...Лина. - …Лину, будет иметь дело со мной. Робот подошел к Оптимусу и встал рядом с ним. И как же приятно оказалось наблюдать на металлических лицах до этого момента решительно против настроенных трансформеров игру сомнения и борьбы с собой и своими стереотипами. Так хотелось сказать хоть что-то, но, к сожалению, это вызвало бы сильный дессонанс. — «А как же» «Людишки»? Бамблби указал на моих ребят рукой. Рона в тот же момент пихнула Кейса локтем, потому что тот весьма комично дулся, а Дэвид, стоящий за ними, прыснул, не удержавшись, вместе с Ксаной. Кто-кто, а мои ребята явно не настроены враждебно. — Они спасли меня, пока Лина лежала в больнице по моей вине. Некоторые ахнули, не ожидав такого поворота. И правильно, потому что это не правда. — Оптимус, то не твоя вин… — Моя, Лина, это я не заметил отряд наших американских друзей. Теперь моя очередь ахать. — Так на тебя напали люди? — Да, но не в одиночку. Вот теперь все, и трансформеры, и ребята, обратились в одно громадное ухо и внимали каждому слову Прайма. — Люди вступили в союз с оставшимися десептиконами. Наперебой трансформеры и люди возмущенно закричали, поминая все известные нецензурные слова, кто-то рычал, топал, кто-то шокированно шептал монологи себе под нос. Оптимус же потупил взгляд, вслушиваясь в собственные мысли. Что-то мгновенно защемило во мне при взгляде на него. — Ох, Оптимус… Мы и правда монстры… Их всех можно понять, — моя рука неопределенно махнула в сторону его автоботов, — Люди творят такие страшные вещи, словно дети с атомной... гранатой в руке. Теперь они точно невзлюбят всех нас. — Лина, послушай. Хаунд прав, нельзя судить о людях в общем по одному лишь отрицательному опыту. Мы, трансформеры, до сих пор ведем гражданскую войну, и сильно ли мы в таком случае отличаемся от вас? — Я лишь прошу, защити моих друзей. Они не заслужили расправы за чужие действия, повлекшие за собой непоправимые ошибки. Автоботы прекрасные создания, но моя раса слишком несправедлива по отношению к ним. Лишь замолчав, мое внимание привлекла тишина, в которой я все это время говорила с Оптимусом. И почему-то мне стало стыдно, к щекам мгновенно прилила кровь, но я не могла себе объяснить почему. Потеря самоконтроля — самое ужасное проявление слабости, но, видимо, никому не дано быть сверхчеловеком круглогодично. — «Я». «Согласен с тобой», «друг». — Бамблби двинулся к Хаунду и Прайму под моим неверящим взглядом, — «Они» «заслуживают право на ошибку», «и мы» «так же»,… «Мой Генерал». На губах Прайма заиграла еле видная улыбка. Кажется, он и в правду запал в душу этим железным ребятам.       Следующие минут десять они спорили друг с другом, но уже не враждебно, лишь наперебой приводили аргументы в пользу и против сотрудничества с нами, с людьми, с подростками. Кажется, за развитием дискуссии я наблюдала с открытым ртом. По крайней мере, Рона сумела подтрунить надо мной одним лишь взглядом. Да, итог вышел неоднозначный, но, спасибо высшим силам, в пользу сотрудничества с нами. Где-то среди возмущений промелькнуло слово «доверие», но, как ни странно, некоторые поддержали даже эту нелепую мысль. Я лишь представила себя на их месте: чужая планета, единственно возможное убежище в бесконечном открытом космосе, жители которой сначала протянули руку помощи, а затем этой же рукой воткнули нож в спину. А затем пожалели, погладив по головке, снова втерлись в доверие. И снова с ожесточением и нездоровым удовольствием воткнули нож в ту же все еще не зажившую рану. Ты и твои друзья, несмотря на боль, этим же ножом, испачканным в собственной крови, защищаете этих идиотов от внешней угрозы, и что они делают в ответ? Решают, что было бы сдорово объединиться с теми, кто хочет нас убить, против тех, кто столько раз нас прощали, давая тысячу шансов на искупление, и защищали несмотря ни на что.       Я бы ни за что больше не доверилась, не поверила этим безмозглым имбицилам, ни чем не оправдывающим свои нелепые действия, коими являются люди. — Зная вашу тяжелую историю, в моей голове просто не укладывается, как вы можете лелеять в душе веру в нас, жестоких, неблагодарных людей, ни разу не оправдавшими ваше доверие. Мне так стыдно за нашу расу, за стадный инстинкт, присущий всем, кто отказывается верить в существование здравого смысла. Мы недостойны вашего доверия… Как бы это грустно не звучало и какие бы последствия не повлекли мои слова, я не могла не подарить им шанс на справедливый выбор. И я поддержу его независимо от исхода в нашу пользу или против нас. Когда я вглянула на автоботов, покосилась на Оптимуса, внутреннее убеждение в обратном исходе достигло почти восьмидесяти процентов. Но они снова удивили меня. — Лина, мы не знаем, почему продолжаем надеяться и верить в благоразумие хотя бы некоторых представителей вашей расы. Но пока есть хоть несколько человек, способных на сопереживание, добро по отношению к нам, трансформерам, и имеющие здравый смысл в голове, мы будем делать все возможное во имя защиты таких индивидов. Это наш долг. Хоть и непонятно откуда взявшийся. Но мы не можем себе позволить уподобиться худшим качествам нашей собственной расы. Ладно, когда такое говорит тот автобот, что с самого начала вел политику защиты людей, но когда такое говорит тот самый автобот в зеленом плаще… Видать, они и в правду герои, каких не найти больше на этой планете. — Но это не значит, что мне нравишься ты и твоя компания насекомых, девчонка. Вы все у меня в печенке сидите. — А у тебя есть печенка? Робот бросил любопытный взгляд на источник звука. Дэвид невинно хихикал, внимательно глядя на трансформера. А тот лишь хмыкнул и бросил в ответ: — Не больше, чем у тебя извилин. — Не думаю, иначе бы печеночный сок у тебя из всех дыр тек. — Хочешь сказать, что я имею честь дерзить одной сплошной извилине? Выключи самомнение, мегамозг. — Теперь ни за что, после твоего подтверждения. Все уже хихикали в голос, и я разрешила себе поверить, что у нас действительно может получиться что-то на подобие дружбы. — Оптимус, нам все равно предстоит разговор. — Хорошо, Лина, чуть позже мы обязательно поговорим.