По ту сторону двери

Когда дверь за Эммой и Лили закрылась, Регина, все ещё сидевшая на кровати со связанными руками, не смогла удержаться от подавленного вздоха. Она хорошо понимала, что ее ждёт, и хотя уже переживала насилие над собой, но липкий брезгливый страх все равно поднимался изнутри, к горлу подступила тошнота, а сцепленные в замок, заломленные за спиной руки невольно задрожали. Джонс, стоявший у противоположной стены, бросил на неё быстрый пронзительный взгляд. На его красивом, самоуверенном лице играла добродушная улыбка, но глаза блестели как лёд. Глупо было ждать пощады от такого человека. Регина отвернулась от Джонса и поклялась себе, что не станет кричать и плакать, как бы больно он ей ни сделал. Она пережила Голда — переживет и этого кретина, который привык брать женщин силой, потому что никто никогда не любил его. Она сможет это вынести. Впервые Регина порадовалась тому, что бесплодна — носить ребёнка от этого зверя было бы худшим наказанием, чем изнасилование. Наблюдавший за ней Джонс тем временем достал из кармана плоскую серебряную фляжку и от души приложился к ней. — Боишься? — Причмокнул он, усмехаясь, и оперся спиной о стену, выставив одну ногу вперёд. Регина вскинула подбородок. — Тебя? Ещё чего! Ты просто пьяный бандит и ничего больше. Янки ставили меня к стене и стреляли в меня, когда хотели позабавиться, и после этого, поверь мне, я ничего не боюсь. Киллиан молча улыбался, изучая ее гордое измученное лицо. — А зря ты не боишься… — Протянул он лениво, поднимая брови. — Я и не таких кобылок объезжал. Тошнота, подкатившая к горлу, стала ещё сильнее, и Регина сосредоточилась на этом ощущении. Может быть, если ее вырвет на него в момент насилия, то он оставит ее в покое? Однажды во время войны она разговаривала с миссис Уилсон, которая поведала ей, что, по слухам, творят янки с беззащитными южанками и что после этих мерзостей многие девушки кончали жизнь самоубийством. Они в С. тогда ещё янки не встречали, и слухи эти нагоняли ужас на всех одиноко живущих женщин в округе, а было таких немало. Так вот, сказала миссис Уилсон, я думаю, можно попробовать вызвать у себя рвоту, когда эти звери набросятся на тебя. Вряд ли у мужчины возникнет желание после… такого… Регина, которая в тот момент с трудом могла представить, что с ней произойдёт нечто подобное, подумала с легким презрением, что миссис-то Уилсон нечего волноваться в свои шестьдесят пять, а вот ей, конечно, совет пригодится. Кто бы мог подумать, что она вспомнит об этом при таких обстоятельствах! Она подавила нервный смешок. — Однажды мы с мальчиками грабили один банк, — Джонс повёл рукой на окно, в которое врывался отчаянный треск цикад и запахи леса и болота. — Не помню, как назывался городок. Жителей там было мало, денег тоже, но мы тогда были молодыми, отчаянными и очень голодными, так что заехали туда и быстро взяли всю кассу, а потом стали сматывать удочки. А в том банке работала хорошенькая девочка. Лет восемнадцать ей было. Свежая и сочная, как яблочко… И мы, конечно, прихватили ее с собой. Регина молча смотрела на него, и глаза ее были непроницаемыми и темными, как самая непроглядная ночь. Джонс почувствовал глухое раздражение. — Мы отъехали от города подальше и развели костёр. Девчонка брыкалась, что твоя кобылка, но мы ее быстро усмирили. Вбили четыре колышка квадратом на земле. Раздели и привязали за руки и за ноги. А было нас… Он картинно задумался, хотя было ясно, что прекрасно помнит, сколько их было в тот страшный для несчастной девушки день. — Четверо, включая и Джо Медведя, а прозвали его так потому, что он был громадный, как медведь, а уж хозяйство у него было, я тебе скажу… Настоящая дубина, черт побери, и шлюхи, помню, смертельно боялись Джо, даже пытались приплатить друг другу, чтобы только его сплавить. Он лукаво усмехнулся. Регина не пошевелилась. Ее глаза были пустыми и плоскими, а лицо ничего не выражало. Чертова упрямая баба, подумал он и снова отхлебнул из своей фляжки. — Ну и короче, всю ночь мы с ней баловались. По очереди. Потом, когда она уж обессилела, отвязали и начали во все дыры иметь, все вместе, вчетвером… Хорошая ночь была… А на утро она сдохла. Наверное, от того, что, когда на неё влез Джо, она не сдюжила… так орала, ей-богу, мы думали, всех волков в лесу распугает… Тяжелый взгляд Регины скользнул по телу Джонса, словно она осматривала его перед тем, как решить для себя что-то: сверху вниз, от всклокоченных темных волос до носков запылённых сапог. — Жаль, что я один… Да? — Подмигнул ей Джонс, подавив гнев. — Уверен, ты бы с Джо справилась. Баба ты бывалая, по всему видать. — Ты хочешь меня напугать? — Спросила вдруг Регина абсолютно спокойно. — Тем, что изнасилуешь? Если бы ты знал, что я пережила в жизни, ты бы понял, что это мне как раз не страшно. Твой хозяин Голд два года подряд насиловал меня, а уж фантазии у него явно было побольше, чем у тебя. Да и жестокости. Так что ты можешь распинаться сколько угодно, а лучше — давай покончим с этим побыстрее, а потом, когда ты закончишь и уйдёшь, мне, чтобы забыть это, нужно будет просто принять ванну*. Красивое лицо Киллиана исказилось неподдельной злостью. Он со стуком поставил фляжку на подоконник и слегка наклонился вперёд, скрестив руки на груди. — Зря ты так, крошка, — процедил он, скаля свои желтоватые крупные зубы. — Я ведь могу не только изнасиловать тебя, а и сделать очень больно. Отрезать твои сиськи, например. Или нос. Или ухо. Жаль будет испортить такое красивое личико, да? Вот сейчас придёт Лили, и мы подумаем… А вот, кстати, и она. Дверь отворилась, и в комнату вошла его сестра. Пистолет она по-прежнему держала в руке, слегка опустив вниз, и взгляд, который девушка бросила на Регину, был в лучшем случае ненавидящим. Регина подумала, что слишком уж нарочитой была эта ненависть, и спросила себя о ее причинах. — Ты готова повеселиться? — Ухмыльнулся Джонс, глядя на сестру. Та нахмурилась и злобно кивнула. Казалось, ей не терпится поучаствовать в том ужасе, который Джонс задумал для Регины, и это было вдвойне странно: Регина впервые видела женщину, желающую настолько унизить другую женщину безо всякой на то причины. Она сжалась в комок, стиснув побелевшими пальцами край одеяла за своей спиной, и сказала себе, что без боя она не сдастся. Пусть делают с ней, что хотят, но она не будет умолять их и плакать. Они получат ее сопротивляющейся и избитой до полусмерти, а не покорной и сдавшейся, и, перед тем, как взять, потратят немало сил и нервов. Лили, не сводя с Регины настороженного взгляда, подошла к окну, взяла фляжку и отхлебнула из неё. Потом легонько повела пистолетом в сторону Регины. — Вставай! Регина решительно покачала головой. Джонс подскочил к ней и расчетливо, медленно размахнулся, словно собираясь ударить. Она упорно и спокойно смотрела на него и не двигалась. — Ах ты, строптивая сучка! Делай, что говорят! — Может, прострелим ей ногу? — Спросила, зевнув, Лили, опершись спиной о подоконник. Джонс обернулся к ней и покачал головой. — Она нам нужна с двумя ногами, иначе как же она сможет отвести нас к золоту? Мужчина снова взглянул на Регину. — Норов свой показываешь, голдова подстилка? Живо поднимайся! Он протянул руку и рывком поднял Регину на ноги. От него пахло потом и алкоголем, горячие пальцы впивались в кожу выше локтя, сдавливая изо всех сил. Регина попыталась вырваться, но он крепко держал ее, стискивая пальцы, пока она не зашипела от боли. — Как ты хочешь это делать? — Издевательски улыбнулся Джонс, глядя ей в лицо и обдавая запахом спиртного. — Сзади или спереди? Она молчала, отчаянно пытаясь вырваться. — Ты хочешь, чтобы я сам решил? — Оскалился Джонс. — Ну что ж, тогда для начала давай сзади… Регина вдруг застыла на месте, но он чувствовал, как напряжено ее стройное тело, и стиснул пальцы ещё крепче, с удовольствием глядя, как искажается от боли лицо женщины. — А знаешь, по-моему, твоя маленькая подружка все же не будет лишней, — вдруг сказал Джонс, и до того пустые глаза Регины вдруг наполнились неподдельным страхом. — Лили, приведи снизу Свон, мы при ней это сделаем… Пусть посмотрит, как я буду ее трахать… — Нет! — Вырвалось непроизвольно у Регины, и Джонс злорадно усмехнулся, дёргая ее на себя. — Ах, нет? Не хочешь, чтобы она смотрела, как ты подставляешь зад? И ты готова что-то предложить взамен? Регина стиснула зубы. Она хорошо понимала, что Джонс и его сестрица способны сделать то, о чем говорят. Способны взять ее силой на глазах у Эммы, осквернить и таким способом, и если это случится, то даже если они обе выживут, Регина никогда уже не оправится от этого позора. Не сможет быть с Эммой, потому что… Она закрыла глаза, а когда открыла их, Джонс увидел, что они блестят от непролитых слез. — Я сделаю все, что ты хочешь, только не трогай ее, — тихо сказала Регина. Сзади громко и победоносно захлопала в ладоши Лили, и ее издевательский смех пронёсся по комнате, ударив по обнаженным нервам. Регина бессильно закрыла глаза и почувствовала, как жжёт переносицу от подступивших слез. — И ты не будешь брыкаться? — Осведомился Джонс, когда она снова взглянула на него. Регина медленно покачала головой. Со странным выражением на лице Киллиан оглянулся на сестру, как бы говоря «каково?», а потом вновь посмотрел на Регину, отпустил ее и выжидательно скрестил мускулистые руки на груди. — Как интересно. И повторил снова: — Надо же, как интересно. Не давая себе возможности засомневаться, Регина повернулась к нему спиной и протянула вперёд связанные руки. — Сними веревку, — глухо сказала она. — Она больше не понадобится. В комнате воцарилось глухое молчание, и стоявшая спиной Регина не видела лиц Джонса и его сестры. Она лишь чуть вздрагивала и слегка покусывала нижнюю губу — боль отвлекала от готовых пролиться слез. Потом Джонс разрезал веревку, скреплявшую ее руки, и она быстро повернулась, глядя в его непреклонное, смуглое от солнца лицо. — Раздевайся, — он усмехнулся и поднял чёрные брови. Переводя дыхание, Регина уловила взгляд стоявшей у окна Лили — такие взгляды бывают у тех, кто приходит смотреть на казнь или чужое несчастье: липкий, вороватый, но и горящий жадным нетерпением. Она мысленно прокляла ее — поступки Джонса были омерзительны, но вполне объяснимы, а вот поведение Лили казалось Регине втройне ужасным: ведь она готовилась поучаствовать в том, что другие мужчины могли бы сделать с ней самой, и это пугало гораздо сильнее угроз Джонса. Она подняла руки и стала медленно расстегивать корсаж платья. **** Лёжа в кромешной темноте, Эмма некоторое время отчаянно извивалась, пытаясь высвободиться, но Джонсы своё дело знали: руки ей связали, пропустив конец бечевки через плечи, под мышками, и получилось, что оба стиснутых кулака Эммы были плотно прижаты к спине, и дотянуться до ног можно было, лишь изогнувшись немыслимым образом. Провозившись около десяти минут, она ухитрилась немного ослабить веревку — так, что могла немного двигать руками, но дальше дело не пошло. Ее тошнило и трясло, к тому же едва поджившее плечо горело огнём, и она чувствовала, что у неё начинается жар. Кое-как ухитрившись сесть, Эмма оценила обстановку. Времени у неё нет, а пощады от Джонсов Регина вряд ли дождётся. Она связана по рукам и ногам, к тому же находится в полной темноте. Бессильные слёзы потекли по ее лицу, и от паники так сдавило грудь, что Эмма стала задыхаться. Ее женщина… одна, в лапах насильников… Она представила, что ощущает сейчас Регина, которая уже пережила столько, сколько хватило бы на всю оставшуюся жизнь, и не смогла. Она знала одно — во что бы то ни стало надо спасти ее. Но как это сделать? Постепенно глаза Эммы привыкли к темноте, и она стала различать окружавшие ее предметы. Плита, шкаф, очертания ящиков, на которых стоял таз… Ее нож Лили забрала, как и все прочее оружие, но, может, ей удастся найти что-то пригодное для перепиливания веревки? Зашипев от боли, Эмма опрокинулась на бок и поползла, обдирая локоть о занозистый щербатый пол, по направлению к ящикам. Там ей удалось, приложив немыслимые усилия, встать на колени и осмотреть лежащие сверху предметы. Таз, мыло, пара оловянных тарелок. Ничего, что можно было бы разбить. Даже стёкол в окнах не было. Потом взгляд Эммы упал на стоявший в углу у двери шкаф. Может быть, внутри что-то есть? Неловко переступая коленями, она добралась до шкафа. Да, но как его открыть? Ручка находилась на недосягаемой высоте. Прижавшись лицом к старому дереву, Эмма начала пытаться встать. Плечо дергало, вывернутые руки болели, но после нескольких неудачных попыток она сумела подняться и взялась зубами за старую ручку шкафа. Он открылся с противным скрипом, и повеяло пылью и подгнившим деревом. Приподнявшись на цыпочки, Эмма пыталась разглядеть, что лежит на полках, но шкаф был абсолютно пуст. Вероятно, его разграбили ещё много лет назад, когда мародеры впервые вторглись в дом. Дрожа от боли и напряжения, она опустилась на пол и внимательно прислушалась. Было адски тихо. Ни звука, только едва слышный стрекот цикад в ночной влажной тьме. Наверху тоже молчали, и это было страшнее криков. Что же делать, господи? Внезапно ей в голову пришла неожиданная мысль, и, приподнявшись, Эмма посмотрела на плиту, стоявшую посреди кухни. Собираясь помыться, Регина согрела воду, но прошло уже довольно много времени, и огонь в топке почти погас. Почти. Неловко подобравшись к дверце плиты, Эмма зубами потянула на себя круглую железную ручку. Рот наполнился металлическим вкусом, зубы заломило. Плита была старая, допотопная, и представляла из себя огромный железный куб, обложенный кирпичами, внутри которого был прямоугольный топливник, где разжигался огонь. Сверху на плиту ставили бак с водой или кастрюлю и готовили либо просто кипятили воду. Дров у Эммы с Региной почти не было, последнее время они топили печь остатками деревянных балясин либо старыми досками, и, когда Эмма открыла дверцу, ей в лицо пахнуло теплом: одна из длинных головешек ещё ярко тлела, лёжа поверх подернутых серым налетом углей. Бросив плиту, Эмма с трудом доползла до ящиков, где стоял таз. На полу, забытое, валялось полотенце, вернее, кусок старой ткани, которую Регина собиралась использовать после купания. Схватив ее зубами, Эмма вернулась к плите и, упираясь плечом в тёплые кирпичи, принялась что было сил раздувать едва заметный огонь. Спустя пару минут ей удалось добиться успеха: головешка занялась вновь, легкое пламя пробежало по углям, затанцевал дымок. Не думая и не давая себе времени для сомнений, Эмма бросила полотенце на пол, неловко схватила его связанными сзади руками и ухитрилась закинуть в печь. Благодарение богу, подумала она, что Лили пришла раньше, чем Регина помылась, и ткань осталась сухой. Тонкая выцветшая тряпка занялась быстро, затрещала, горя, но времени было мало, и Эмма решительно развернулась спиной, сунув связанные руки в печь. Сперва она почувствовала только дикую боль в плече — его и так слишком много тревожили. Потом руки охватило жаром, довольно терпимым, и, закусив зубами губу, чтобы не закричать, Эмма стала яростно дергать кистями, чтобы ослабить путы. Она отчаянно надеялась, что огонь с полотенца перекинется на веревку, но, к ее отчаянию, этого не произошло. Дикая боль в руках нарастала с каждым мгновением, но веревка не ослабевала, а вскоре жар совсем исчез. Эмма вынула обожженные в нескольких местах руки из печи и обернулась. Полотенце потухло и теперь едва дымилось, издавая едкий смрад. Поджечь его вновь не было никакой возможности, и теперь в печи оставалась лишь тлевшая головешка, которая слабо светилась красным по всей своей длине. Выход был один — взять ее в руки и тереть веревку, пока она не прорвется. От отчаяния Эмма так прикусила губу, что из неё потекла кровь. Потом она подумала о Регине, о том, каково ей сейчас, и решительно развернулась спиной к плите. **** Джонс наблюдал за Региной с довольной улыбкой кота, наевшегося сметаны. Она уже расстегнула корсаж, распутала шнуровку и готовилась снять платье с плеч. Стоя у окна, Лили наблюдала за ней с выражением одновременно смутным и злорадно-презрительным. Регина подумала, что девушка ведь уже видела ее обнаженной — в кухне, когда застала за омовением. Потом она перевела взгляд на Джонса. Тонкие ее пальцы слегка дрожали возле лифа старенького платья. — Ну что же ты, — осклабился он, кивая. — Не стесняйся, покажи, что у тебя там… Регина прикрыла глаза и позволила платью упасть с плеч. Теперь вся верхняя половина ее тела была предоставлена двум враждебным взглядам, и, когда она решилась открыть глаза, то увидела, что Джонс почему-то смотрит на Лили. Та изменилась в лице — исчезла злоба и презрение, и осталось странное, непонятное для Регины выражение. — Ты и правда готова для неё на все? — Вдруг спросил Джонс, доставая из кармана папиросу и прикуривая. — Я не думал, что это будет так легко. Регина стиснула зубы. В открытое настежь окно врывался прохладный ветер, и ее соски затвердели, хотя холодно не было. Стоя перед своими мучителями, она отчаянно пыталась унять дрожь, но не могла — все тело ее содрогалось от унизительного чувства страха и обреченности, и опущенные вниз кулаки судорожно сжимались и разжимались. Наблюдавшая за ней Лили громко хмыкнула и отделилась от окна, подходя к брату и разглядывая стоявшую перед ним женщину. — Хорошее тело, правда? — Сказал Джонс, указывая на Регину, словно она была рабыней на невольничьем рынке, а он — богатым покупателем-плантатором. Лили прислонилась к его плечу, глядя на Регину с презрением и скукой. — Я видала и получше, — скривилась она. Джонс коротко хохотнул. — Ты многое повидала… Но эта хороша, говорю тебе, посмотри только. Неудивительно, что Голд ее захотел. Лили отвела скучающий взгляд от тела Регины и длинно зевнула. — Давай кончать с этим, — с деланным равнодушием сказала она, потягиваясь. Джонс потёр щетинистый подбородок. — Я не буду тебя насиловать, — вдруг сказал он, и поначалу Регина решила, что ослышалась. Она широко открыла глаза, глядя в его холодные глаза. — Теперь я знаю, что ради Свон ты пойдёшь почти на все, — осклабился он, сплёвывая, и кинул окурок себе под ноги. — И значит, завтра ты отведёшь нас к шахте, а ты если не сделаешь этого, мы убьём твою подружку. Убьем на твоих глазах. Понятно? А теперь скажи мне — она правда ничего не знает о том, где золото? Глотая слезы, Регина замотала головой. Облегчение, испытанное ею, было столь сильным, что она вдруг испугалась, что упадёт в обморок. Джонс лениво кивнул на ее грудь. — Прикройся. И, пока она дрожащими руками натягивала платье и зашнуровывала корсет, презрительно бросил: — И помни, что я сказал. Ее судьба в твоих руках, поняла? И завтра мы найдём золото, так ведь? Регина не отозвалась, и он сделал шаг, хватая ее за подбородок и заставляя поднять голову. — Я понятно выразился? Мы найдём золото? Не сводя с него расширенных глаз, Регина слабо кивнула. — Хорошо. Лили, свяжи ее. Подскочившая Лили с готовностью перетянула Регине руки веревкой, больно дёргая их и стараясь делать это погрубее. Затем брезгливо толкнула Регину в дальний угол комнаты: — Иди туда и садись на пол. И помалкивай, поняла? Едва не обезумев от счастья, Регина подумала, что они сейчас уйдут и оставят ее одну, но ее надежды не оправдались: едва она примостилась в углу, оперевшись спиной на стену и устроив поудобнее саднящие, перетянутые веревкой руки, как Джонс с шумом завалился на кровать и тут же поманил к себе стоявшую посреди комнаты сестру: — Хватит копаться, Ли, иди-ка сюда. Что-то нехорошее было в его тоне, но Регина, которая до сих не могла поверить в своё счастье, сначала не поняла, что именно. Лили, улыбаясь, подошла к Джонсу и остановилась, подбоченившись и глядя сверху вниз на хмурое лицо брата. — Что? В ответ он притянул ее за бёдра, заставляя сесть на себя сверху, и наблюдавшая за ними Регина едва слышно застонала. Неужели ей придётся вытерпеть ещё и это? — Сучка так сильно возбудила тебя, маленький брат? — Пропела Лили, усевшись верхом на Джонса и стиснув его ногами. Киллиан яростно впился пальцами в ее бёдра, обтянутые кожаными брюками, лапая за зад и хрипя от вожделения. — Ты возбуждаешь меня гораздо больше, — пробурчал он и принялся расстегивать ее рубашку, обрывая пуговицы. Ответом ему послужил счастливый смех, и Лили запрокинула голову, подаваясь вперёд. Регина закрыла глаза, пытаясь отвлечься от стоявшей перед глазами картины, но так было ещё хуже: звуки движения, шелест расстёгиваемой одежды, стоны — все это лишь удваивалось в темноте, и она почувствовала, что яростно краснеет. — Ой, надо же, наша маленькая скромница стесняется смотреть, как мужчина доставляет удовольствие женщине, — издевательский смех Лили пронёсся по комнате, и Регина открыла глаза. Джонс уже снял с сестры рубашку, обнажив верхнюю часть ее тела, и терзал губами чувствительные соски. Остановившись на мгновение, он лукаво посмотрел на Регину из-за плеча Лили: — Не хочешь присоединиться? Зарычав от ярости, Лили обхватила его голову ладонями и заставила смотреть на себя: — Заткнись и трахни меня! — Прошипела она, извиваясь своим гибким телом на коленях брата, и он тут же забыл о Регине. Содрав с Лили брюки, одной рукой он расстегнул ширинку и высвободил напряженный, обвитый венами, член. Девушка со стоном одобрения обхватила его ладонью, а потом опустилась на колени и принялась, яростно причмокивая, сосать этот внушительный орган. Поверх ее головы раскрасневшийся Джонс злорадно смотрел на Регину, которая сначала упорно отводила взгляд, а потом и вовсе легла на пол, отвернувшись к стене и притянув колени к груди. Она так крепко стиснула веки, что перед глазами запульсировал красный свет, но это не спасло ее от животных стонов, нёсшихся с кровати, от влажных звуков совокупления и выкриков Лили, достигающей оргазма, и натужного сопения Джонса, приговаривающего: — О да, детка, да, скачи на мне, скачи еще… Регина вжалась лицом в старые доски пола и попыталась подумать об Эмме, о ее руках, улыбке, о том, как Эммино лицо освещает яркое полуденное солнце, об их пещере, об источнике. О чем угодно, лишь бы не слышать эти гнусные звуки полуживотного акта, в котором не было ничего мало-мальски нежного, только похоть и грязь, только упорное страстное желание достичь оргазма. — Возьми меня в задницу, — прохрипела Лили, которая один раз уже кончила, тогда как едва сдерживающий себя Джонс ещё держался. Соскочив с его члена, она развернулась, уперлась руками в кровать и выставила вперёд свою круглую задницу, привычно и зазывно покачивая ею перед братом. Джонс, обезумевший от похоти, красный и потный, опустился на колени и принялся вылизывать ее, издавая все те же урчащие животные звуки. — Сунь его в меня скорее, — услышала Регина, а затем утробный стон ознаменовал начало ещё более грязного сношения — теперь Джонс безостановочно ругался вполголоса, а Лили, совершенно обезумев, взвизгивала от удовольствия. — Как там туго! — Сильнее, сильнее! Трахай меня! Хрипы, стоны, шлепки мокрых тел, утробные рыки — все это сливалось в какую-то бешеную вакханалию звуков, и Регина уже не различала в ней ничего, только молилась, чтобы это кончилось поскорее, но чем больше Джонс старался, тем оглушительнее визжала Лили. — Еще! Трахай меня еще! Порви меня! Вдруг низкий рычащий звук вырвался из горла Киллиана, и он замер, дыша, как бегун после длинной дистанции — тяжело и громко. — Черт, — повторял он. — Черт! Я не мог больше… Регина поняла, что Лили не достигла пика, потому что вскоре за чертыханиями Джонса послышался ее недовольный голос: — Слабак ты, маленький брат! Затем раздался оглушительный шлёпок по ягодицам и яростный визг девушки. — Меньше бы орала, — сопя, отозвался Джонс. — У меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Судя по звукам, он одевался, и Регина, осмелев, повернула голову, чтобы взглянуть на омерзительную парочку. Обнаженная Лили полулежала на кровати, облокотившись на левую руку и выставив напоказ все своё красивое тело. Пальцами правой руки она томно ласкала грудь, сжимая крупный розовый сосок, а поймав взгляд Регины, злорадно усмехнулась: — Что пялишься, понравилось? Джонс, отвернувшись от сестры, застегнул ширинку, шмыгнул носом, а затем подошёл к окну и шумно отхлебнул из стоявшей там фляжки. — Ну, всего выдоила, — с легким отвращением сказал он, отдуваясь и вытирая вспотевший лоб. Лили отвела взгляд от Регины и презрительно скривила губы. — А мне теперь что, неудовлетворенной спать? Давай иди сюда и закончи дело или я найду себе другую игрушку. Джонс поставил фляжку на подоконник и неспешно закурил. — Это кого это? — Равнодушно спросил он, выпуская струю дыма. Регина увидела у него на груди крупные капли пота, которые скатывались вниз и застревали в темных длинных волосах на животе. — Пойду к этой малышке внизу и заставлю отлизать, — капризно сказала Лили. Регина закусила губу. — Брось, — лениво сказал Джонс, потом бросил окурок в окно и завалился рядом с сестрой на кровать. Лили гневно отпихнула его руку. — Я хочу трахаться, — она села на кровати с видом герцогини, отвергающей недостойного подданного. — Если ты не можешь, скажи, как мне быть. Джонс лениво закинул руки за голову, обнажив волосатые подмышки, и скрестил длинные ноги, положив их на отвал кровати. — Да делай что хочешь, — зевнул он и закрыл глаза, словно собирался уснуть. Красивые, слегка кошачьи глаза Лили сузились от прилива ярости. Некоторое время она сидела, глядя на безмятежное лицо дремавшего рядом брата, затем перевела взгляд на Регину, скрючившуюся в углу. Нет, мысленно молила Регина, только не продолжай этот ад, не делай этого, ложись спать, а утром мы отведём тебя к золоту, отдадим его целиком, до последнего самородка, только успокойся и оставь нас всех в покое. Но Лили явно прочитала эту мольбу в ее взгляде и решительно соскочила с кровати, намереваясь уйти. Быстро натянув штаны и кое-как застегнув рубашку, она сунула пистолет за пояс и презрительно улыбнулась пристально следившей за ней Регине: — Пойду попробую уломать твою подружку… Кто знает, может, мне с ней повезёт? Не сводя насмешливого взгляда с приподнявшейся на полу Регины, она открыла дверь и тут же рухнула как подкошенная, от страшного удара балясиной по голове, который нанесла ей стоявшая за дверью Эмма. Ошеломлённая, Регина не смогла удержаться от отчаянного вскрика, а сонный Джонс, вскочивший с кровати, принялся оглядываться в поисках патронташа. Но Эмма оказалась быстрее. Нагнувшись и выхватив пистолет из-за пояса Лили, она направила его на мужчину. Тут только Регина увидела, что рука Свон, держащая оружие, покрыта чем-то чёрным, сквозь которое просвечивают алые потеки крови. — Не двигайся, мразь, — холодно сказала Эмма, глядя на Киллиана, нагнувшегося за патронташем, и Регина видела, как дрожит ее израненная рука. — Я ведь не промахнусь.