Бессмыслица?

      Семь утра. Уже рассвело. На датские позиции вернулись бойцы, направленные в гарнизон для эвакуации раненых с поля боя.       — Майор приказал нам организовать оборону в городке, что позади нас, так как он занимает важное положение на пересечении дорог. Гарнизон там отсутствует. Нельзя пропустить вражеские войска мимо нас, — доложил один из солдат Ларсену, исполнявшему обязанности погибшего в результате немецкого авианалёта лейтенанта Тофта.       — Майор? Наш взвод его так сильно, видимо, заинтересовал, да? — с недоверием ответил фельдфебель. — Что с командиром нашей роты?       — Связи с ним нет. Возможно, убит или взят в плен. Потому приказ пришёл из штаба батальона. Хаос какой-то, никто не может понять в чём дело.       Датский взвод потерял трёх человек убитыми, пятерых ранеными (за то время, пока два солдата относили получивших ранения товарищей в гарнизон, число раненых выросло.). Противник лишился двух бронеавтомобилей, было потеряно столько же мотоциклов. Число выбитых из боя немцев оказалось неизвестно: когда темнота рассеялась, датчане не увидели ни одного тела, район подбитых бронемашин пустовал.       По дороге к городку военнослужащие заглянули в гарнизон и передали в руки медиков раненых и затем возобновили движение.       «Случай решил всё. Если бы меня не направили за ящиком, то я пополнил ряды покойников. Н-да, считай, боец, обронивший боеприпасы, спас мою жизнь, сам того не ведая. Судьба? Совпадение? Дурдом!» — размышлял на марше Йоргенсен.       Ближе к восьми утра взвод датской армии добрался до городка, где возник закономерный вопрос: а как действовать дальше? Можно занять все выходы из населённого пункта, чтобы блокировать дорожные пути. Только людей для исполнения сего замысла явно не хватало. К тому же, в наличии имелось лишь одно орудие, а противник в наступлении явно активно использовал бы бронетехнику на всех направлениях. Без тяжёлого оружия датчан просто сметут с дорог, как придорожную пыль на обочине, немецкий танковый кулак. Защита здания городской администрации казалась Ларсену уместнее. Правда, вражеские колонны при таком раскладе просто пройдут мимо засевших в строении датских солдат без особых усилий и ринутся дальше, оставив защитников города уже в немецком тылу, а приказ будет не выполнен.       — Чем они там в штабе думали? Для обороны нам не хватает людей и орудий! — возмутился Ларсен. Далее последовала порция отборной ругани в адрес правительства, командования с иноземными захватчиками.       — Э-э-э, майор говорил, что мы должны объединиться с четвёртым взводом третьей роты, — добавил солдат, на которого возложили обязанности вестового.       — Раньше не мог сказать? Где тогда эти ребята из соседней казармы?       — Не могу знать. По словам командира батальона, они прибудут откуда-то с востока. На момент нашего разговора, четвёртый взвод уже двигался сюда, если верить майору.       — Будем искать.       Солдаты бродили по улицам городка среди разноцветных домов с треугольной крышей, громко топая ботинками по брусчатке. Пушку решили оставить у ратуши, чтобы не ограничивать скорость передвижения её транспортировкой. Жители города не поняли всей сути происходящего, некоторые полезли с расспросами к солдатам.       — Видать, их уже передавили всем, чем только можно. Ситуация не поменялась: мы как были одни, так и сами по себе остались. Проклятье! — сделал вывод после долгих блужданий Ларсен, направив взвод обратно к расчёту орудия у городской площади. Из громкоговорителя на крыше ратуши послышалось объявление:       «Говорит король Датского королевства Кристиан X. Я приказываю военным прекратить сопротивление и не препятствовать оккупации страны немецкими войсками. Всем военнослужащим приказываю сложить оружие и ждать прибытия немцев.»       — Получается, кончилась война, — сказал Лунн.       — Розыгрыш что ли? Не могу понять. Враги вроде бы до Копенгагена ещё не докатили. Более того, Ютландию не перешли даже, — не понимал, как король мог отдать такой унизительный приказ, Ларсен.       — Какая разница? Честно, как по мне, так ничего плохого в этом нет. Сдались, но сохранили нашу Родину в целости, а не сражались до одурения, как поляки, чью страну германские полчища растоптали, оставив руины, — высказался Хенсен. Панические настроения по поводу всеобщего разрушения охватывали не только его. Скорее, большая часть населения не желала воевать, чем трусил кто-то один.       — Ладно, пока будем здесь. Может, за время ситуация изменится ещё. Ничего сказать точно не могу, — последовал приказ от Ларсена. — Йоргенсен, Лунн, идите и добудьте нам еды. Неизвестно, что будет дальше. В бою есть некогда, в плену кормить нас не станут сразу.       Казалось, фельдфебель сильно колебался. Он старался соблюдать приказ короля Дании, при этом не очень веря в его подлинность, однако в душе Ларсен искренне желал продолжения боевых действий. Понять, что сейчас творилось, новоиспечённый командир взвода не мог, потому действовал он, рассчитывая на худшее.       — Есть!       — Так точно!       Солдаты направились к кафе, покинув центральную площадь. Своё оружие они оставили у орудия.       — Это что такое? — спросил Йенс.       — Прячься!       Через площадь проехала колонна немецких миниатюрных танков Panzerkampfwagen I модификации B с белыми крестами на маленькой башенке, откуда торчали два пулемёта. Люки машин были открыты, танкисты в чёрном, торчавшие изнутри, ехали с ветерком. Ко сбитому с толку датскому взводу приблизились немцы в шинелях цвета фельдграу и касках, больше похожих на шлем тевтонских рыцарей. Ларсен поднял руки вверх, его примеру последовали остальные. Увидев вышеописанную картину, Йоргенсен и Лунн убежали в подворотню.       Солдаты укрылись в деревянной беседке у забора детского сада.       — Ты как хочешь, но я иду сам. Одному выжить и раствориться намного проще, чем с таким рохлей, вроде тебя, — сказал Лунн, встав с лавки.       — Мы же товарищи! Нельзя бросать друг-друга! — последовало возмущение Йоргенсена.       — Не приближайся ко мне, иначе врежу так, что валяться здесь останешься. А потом законопослушные горожане сдадут тебя нацистам. И будешь ты гнить в плену. Теперь уже каждый сам за себя.       Йенс остался один, преодолев волнение. Дорогу домой отсюда Йоргенсен запомнил давным-давно, вчера, когда ехал сюда на автобусе. В глухой подворотне боец угнал велосипед, стоявший под окном жилого дома. «Простите, но мне ваш велик нужнее. Я за вас воевал, так что право имею.» — перед отъездом Йоргенсен оставил на месте стоянки небольшую денежную сумму, которая, по мысли Йенса, должна была компенсировать владельцу утрату.       Небо, как и вчера, приняло молочно-серый оттенок. На пустой дороге, окружённой лугами, нёсся велосипедист в армейской форме. Шлем он со вспотевшей своей головы снял, повесив его на руль дряхлого велосипеда за застёгнутый ремень. «Да. я трус. Хотя, как сказать? Перед немцами я руки не поднял. Бегу домой. А что ещё делать? Не в плен же сдаваться? Всё сделано правильно. Если обстоятельства изменятся и король прикажет сражаться до последнего, то я, сохранив собственную боеспособность, вернусь в строй. Если же победа Германии окончательна, то я просто осяду дома, избавившись от формы.» — размышлял в полудрёме Йенс. Страх пленения давал ему сил, отчего он свирепо крутил педали. Но вскоре силы подошли к концу. Беглец засыпал на ходу.       В конечном итоге он свернул с дороги налево в сторону берега с песчаными дюнами, бросив велосипед под кусты, а сам буквально упал на зелёный луг. Голова освободилась от мыслей, глаза закрылись. Подул лёгкий ветерок, под чьё дуновение Йенс заснул.       Проснулся датчанин от шума двигателей и слов на немецком языке.       Lieb' Vaterland, magst ruhig sein,       Спокоен будь, край отчий наш:       lieb' Vaterland, magst ruhig sein,       Спокоен будь, край отчий наш:       fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!       Твёрд и надёжен страж, на Рейне страж!       Fest steht und treu die Wacht, die Wacht am Rhein!       Твёрд и надёжен страж, на Рейне страж!       Немецкие солдаты, ехавшие в грузовике, распевали патриотическую песню «Стража на Рейне». Бояться им было нечего, ведь датчане капитулировали. Йенсу повезло, что кусты и высокая трава скрыли его. А, может, и не спрятали, захватчики же заметили его, но не придали этому особого внимания, приняв датчанина за мертвеца или уставшего гражданского. С большого расстояния и в движении не так просто было отличить такой нюанс. В любом случае, германская колонна проехала дальше. Йенс Йоргенсен вздохнул с облегчением.       «Сколько я проспал? Час или два? Не важно. Теперь есть силы, нужно ехать. Слабак я, все люди разные. Кто-то большую дорогу проходит без труда, а кто валится с ног. Быстрее бы добраться!» — после недолгих раздумий Йенс выкатил велосипед на дорогу, сел в кресло и продолжил ехать. Ужасно сильно ему хотелось есть да пить. Флягу в момент тревоги Йоргенсен наполнить не успел. В одной деревушке его остановил какой-то светловолосый паренёк в костюме с бутылкой пива в руке.       — Отвоевался, солдатик? — глумливо спросил незнакомец.       — Дайте хлебнуть, умираю от жажды, — потянулся к бутылке Йенс.       — Бери. Чего не сделаешь для нашей доблестной армии, которая так яро нас защищает? — продолжил глумиться и иронизировать паренёк. — Хотя, я не вижу смысла воевать с нацистами, так как сам являюсь одним из них.       Йоргенсен спокойно попил, только затем ответил вопросом:       — Это как?       — Я состою в Национал-социалистической рабочей партии Дании. Только не надо бить меня за это, а то, я вижу, тебе от немцев изрядно досталось. Гитлер ведёт Европу к процветанию, нам, европейцам нет смысла сопротивляться его замыслам, ибо они правильны. Угроза исходит не от Германии.       — А от кого же?       — От коммунистов с востока. Сталин угрожает новому европейскому порядку. Англичане, французы не понимают, что нужно бороться именно с русскими, объединившись под знаменем великой Германии.       — Ага. Спасибо за просвещение и за пиво. Мне пора ехать.       — Да не шугайся ты от немчуры. Безоружные их не интересуют.       Йоргенсен продолжил следовать домой. Через пару часов он встретил родные улицы. Велосипед пригнал домой.       — Йенс, ты уже вернулся? — удивилась Кирстен.       Йоргенсен молча вошёл и закрыл дверь.       — Объясни мне, что происходит? Король сдал страну. Началась война?       — Уже кончилась.       — Расскажи мне о происшедшем.       — Потом, — Йенс не желал ни о чём разговаривать. Душа стремилась к единению с самим собой в одиночестве.       Йоргенсен сменил одежду и сел за стол у окна с видом на море. Схватившись руками за голову, он пытался понять, что вообще произошло утром: «Вторжение? Война? Нет. Видимо Кристиан X понял, что армии не справиться с немецким нашествием. Тогда почему он не приказал сдаваться раньше? Можно ведь было сохранить живыми многих, наверное. И за что погибли наши солдаты? В честь чего была принесена в жертву их жизнь? Ради капитуляции и оккупации? Если бы мы защищались до конца, то их жертва бы стала героической платой за независимость Дании. А так что получилось? Бессмыслица какая-то!»       С улицы доносился топот немецких сапог и гул песни Ганса Бауманна, исполняемой солдатами Вермахта.       Wir werden weiter marschieren       Мы будем идти и идти вперёд,       wenn alles in Scherben faellt,       Когда всё разлетается вдребезги,       denn heute gehört uns Deutschland       Сегодня Германия принадлежит нам,       und morgen die ganze Welt.       А завтра — весь мир.       Вообще песня имела другие слова:       Ибо сегодня нас слышит Германия,       а завтра услышит весь мир.        Всего один слог (hören — слышать, gehören — принадлежать) коренным образом менял смысл песни. Йенс отчётливо слышал слова «Сегодня нам принадлежит…». Возможно, ему послышалось. Может, охваченные радостью быстрой и лёгкой победы немцы пели именно так, как слышал Йоргенсен, ибо их настрой был как раз направлен на захват мира.       Из радиоприёмника на кухне доносилось объявление датского короля, объявившего о демобилизации армии. Конец настал! Кирстен молча наблюдала за рассуждавшим в слух мужем. Вскоре его мысли стали умещаться в одном слове, которое он твердил себе под нос: «Бессмыслица!».