Асмодей

      Ночь, еще до падения с небес, была для Асмодея любимым временем суток. Было в ней что-то манящее, загадочное и поистине завораживающее. Своей черной мантией она укрывала призраков минувшего дня, сея на небосводе тысячи светящихся кристаллов и пожиная их холодный свет, проникающий в сердца всех, кто осмеливался поднять глаза на эту мистическую картину. В это время настоящей царицей на ночном небе была Луна. Подобно высшим силам, она взирала на мир с недосягаемой высоты, становясь молчаливой свидетельницей и соучастницей происходящих там событий.       Еще тогда, будучи серафимом у божественного престола, Асмодей понял, что истинная жизнь начинается с заходом солнца, ибо только тогда в людях пробуждались потаенные желания и страсти, стремления и возможности, которые тщательно скрывались при свете дневного светила. Однако ночь была двулика и коварна. Она диктовала всем свои законы, окутывая поднебесную своей магией, становясь сводницей и разлучницей, началом и концом, надеждой и погибелью, жизнью и смертью. Она одновременно была загадкой и хранительницей правды, в то время как день источал лишь смрад лицемерия и лжи.       По убеждению демона, в мире смертных тьма предназначалась для интриг, свободы и мечтаний. Она сбрасывала маски ложной добродетели, открывая истинные лица – здесь было чем залюбоваться: на несколько часов величественные монархи превращались в обычных людей, добродетельные барышни с головой бросались в пучину порока, а богобоязненные монахи утопали в хмельном океане вина, считая, что ночь надежно скроет их лицемерие от посторонних глаз. Но какой бы темной она ни была, ни одно деяние не могло остаться незамеченным теми, кто властвовал над этой первородной силой. На невидимом пергаменте они записывали все людские грехи, определяя их дальнейшую судьбу. Так было испокон веков, и ничто не могло изменить сей уклад.       Однако если на Земле ночь была временем порока, то для обитателей Ада она превращалась в постоянную борьбу за выживание. Даже черти старались к заходу Венеры добраться до своих убежищ, страшась силы, сокрытой во мраке. И лишь те, кому волею Люцифера, была дарована возможность покорять адские небеса, могли по достоинству оценить открывающееся взгляду зрелище.       А оно было воистину завораживающим, ибо, по мнению Асмодея, тьма преображала Ад, делая его более живописным. Хотя, если говорить откровенно, только демон и мог найти некую прелесть в пейзаже, открывающемся с высоты птичьего полета.       Целый год он был лишен этого зрелища, и теперь, восседая на спине Нифелима, с жадностью ловил взглядом каждую вспышку молний, озаряющих небеса; каждый взрыв огненных гейзеров, вырывающийся из недр Преисподней и поднимающий кипящую лаву на десятки метров над землей. Необычайной красотой обладали даже пламенные реки, бороздившие поверхность бездны, напоминая вены на потрескавшейся человеческой коже.       Воздух, наполненный серой и пеплом, окутывал демона, будто покрывалом; стоны грешников лились, как завораживающая мелодия, проникая в самые дальние уголки души. Наконец, он дома, и ничто, даже зияющая в боку рана, не могло нарушить его приподнятого настроения. Сильнее прижав к груди огромную книгу, Асмодей натянул поводья, заставляя Нифелима накрениться и повернуть к дому. Тот, недовольный таким резким жестом хозяина, непокорно тряхнул головой, выпустив изо рта огненный поток, но вскоре повиновался, сломленный железной волей. За время отсутствия господина дракон сильно одичал, а потому приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы совладать с его буйным нравом.       Пару раз облетев вокруг горы, будто оценивая изменения, произошедшие за его отсутствие, демон приземлился около собственных врат. Нифелим, по обыкновению, издал пронзительный крик, подняв такой переполох, какого не было уже давно. Сотни душ, мелких демонов и чертей выбежали в коридоры, приветствуя своего хозяина.       В полете всадник позволил себе подпитываться от силы дракона, когда же его ноги коснулись земли, рана в боку вновь дала о себе знать, пронзительной болью разливаясь по телу. На шатающихся ногах он переступил порог, принимая человеческое обличие. Черное пятно крови тут же проступило через халат, залило штаны, и устремилось вниз, оставляя на полу кровавые разводы. Невзирая на страх перед наказанием, по рядам душ пробежал оживленный шёпот, а глаза устремились на хозяина. Дэлеб было кинулась поддержать Владыку, но ее порыв был встречен предостерегающим жестом, заставившим демоницу попятиться назад.       Скрывшись за массивными дверями, демон позволил себе сползти на пол, зажав рану рукой. Больше тысячи лет не ведал он боли, какую способен причинить лишь ангельский клинок в руках исполинов. Подобную боль Асмодею довелось испытать лишь однажды, когда архангел Рафаил, его друг и небесный брат, низверг его в пучину Ада, собственноручно обрубив крылья. Однажды испытав подобное унижение и муки, демон поклялся себе, что больше никто не увидит его страданий, потратив всю свою выдержку на то, чтобы добраться до своей опочивальни.       Совладать с болью, огнем раздирающей его тело, он не мог, но нашел в себе силы утешиться мыслью о том, что получил желаемое. Ухватившись за нишу в стене, Асмодей попытался подняться и доползти до кровати, сжимая в руках пропитавшийся кровью трофей. Вспоминая о том, каких усилий ему стоило раздобыть книгу, спрятанную в Чистилище, демон усмехнулся сам себе, ибо не ожидал он от себя подобной изобретательности и прыти. Впрочем, сил радоваться сейчас у него не было. Сознание постепенно начала окутывать пелена белесого морока, а веки налились свинцом, предвещая скорое наступление сна. Сопротивляться этому чувству демон не стал, памятуя о том, что в их мире это единственное лекарство, способное подарить облегчение. Даже измученные души, претерпевшие самые страшные пытки, на усыпанном иглами ложе находили некое облегчение, так что он, лежа на пуховых перинах, был обязан исцелиться. Хотя, подобные раны на живой плоти затягивались намного дольше, чем на эфемерной материи души.       Сон подкрался быстро, опутав его своими сетями, уносившими Асмодея в царство Морфея, начисто лишенное сновидений, ибо для человека сон – это переход в новую сферу мироздания, маленькая жизнь в потустороннем мире, а для демонов – визит в первородную пустоту, где они были своего рода надсмотрщиками над вверенными им душами. Только тогда они могли соприкоснуться с их силой, впитать в себя их энергию, не открывая магический портал.       Лишний раз Асмодей предпочитал не злоупотреблять этой возможностью, памятуя о том, какой вред может нанести энергия духа раненому демону, если тот по неосторожности допустит ошибку. Поглощение души – великое искусство, которое требовало от падшего знаний, концентрации, силы и особой осторожности, в противном случае подобная энергия, могла не усвоиться носителем, вызвав в оном необратимые изменения. Однажды, в жадности своей, Асмодей испытал на себе разрушающую силу чужой души, а потому впоследствии предпочитал не вмешиваться в процессы, происходящие в пустоши. Однако тяжелые времена требовали решительных действий, а потому он позволил себе нарушить собственный завет.       Опустившись в темную вязкую субстанцию, опутавшую его подобно одеялу, демон попытался максимально очистить собственный разум, пускаясь в путешествие по бесконечности, тщательно выбирая целительный пучок энергии. Новые души, еще не подвергшиеся разложению, были слишком сильны для ослабленного организма, а потому требовалось найти тех, кто уже был неспособен сопротивляться. Худо-бедно, после нескольких часов блуждания, такая энергия нашлась: не слишком сильная, чтобы вызвать необратимые метаморфозы, но и не слишком слабая, чтобы не суметь залечить рану.       Собрав в кулак свои силы и решимость, Асмодей, а точнее сознание оного, буквально «слилось» со сгустком энергии, пытаясь впитать ее в себя. Поглощение души, к слову, было задачей пренеприятной, ибо, по сути, это была борьба воли и разумов двух созданий, потому не всякий падший решался на подобный захват.       Если дух попадался слишком сильный, он мог начать терзать демона изнутри, сводя с ума до тех пор, пока не начиналось отторжение, грозившее носителю смертью. От слабой души тоже проку было мало, ибо поглощение и усвоение занимало слишком много времени, а практической пользы никакой, лишь головная боль, в прямом смысле этого слова.       Процесс не проходил бесследно, и некоторое время после поглощения не только энергия, но и мысли с чувствами грешников растворялись в сознании падшего, смешивались с его воспоминаниями и подменяли ценности. Физически это представляло собой острую боль, напоминающую электрический разряд, проникающий в тело и заставляющий кровь закипеть в венах. Если бы демон был в сознании, он бы заметил, в каких судорогах в этот момент билось его тело.       Духовно же это напоминало битву стихий, где могучий океан пытался потушить первородное пламя. К счастью для Асмодея, огонь этой души, был не так ярок и не так силен, а потому быстро угас, столкнувшись с мощной волной. Однако, несмотря на это, возвращение к реальности было болезненным, казалось, что пустота насильно исторгает чужеродную энергию, посмевшую нарушить привычное течение вещей. И сила этого удара была такой, что демон буквально подскочил со своего ложа, умывшись кровавым потом.       Состояние было отвратительным: голова раскалывалась от оглушительного звона, перед глазами все расплывалось, тошнотворный ком подступил к горлу, все тело сотрясалось от лихорадки, а прерывистое дыхание буквально разрывало грудь на части. Сейчас мужчина скорее был похож на утопающего, в предсмертной агонии хватающего ртом воздух, чем на могущественного демона. Машинально прижав ладонь к изувеченному боку, Асмодей облегченно выдохнул. Несмотря на то, что кровь до сих пор сочилась, края раны сильно стянулись к середине. – «И то хорошо», – утешил он сам себя, на дрожащих ногах подойдя к купели. О целительной силе воды он знал не понаслышке, да и смыть с себя ужас прошедших недель явно не мешало. Брезгливо сбросив окровавленный халат на пол, мужчина аккуратно погрузился в купель, блаженно откинув голову на каменные плиты. Вода кристально-чистая сначала, в мгновение ока окрасилась в грязно-розовый цвет, покрывшись тонкой пленкой маслянистых разводов, при свете факела играющей всеми цветами радуги.       Действительно, ничто не может так упорядочить мысли и успокоить сознание, как горячая вода, в которую так и хочется погрузиться с головой. Хотя, сейчас ему куда больше хотелось утопиться, чтобы раз и навсегда избавиться от предсмертных воплей поглощенной души, раздирающих его сознание. Правда, в свою возможность утонуть Асмодей не верил совершенно, если уж грешников не наделили этим правом, то демонам и рассчитывать не на что, а вот уловка с купанием, чтобы восстановить эмоциональную стабильность сработала прекрасно. Спустя несколько минут тело его расслабилось, даже мысли немного прояснились, возвращаясь к привычному порядку.       Итак, не считая небольшой заварушки с исполинами, которая для последних обернулась весьма печально, затеянная им авантюра вполне могла претендовать на успех. Про себя демон отметил, что в отчете перед Люцифером сей факт стоит упомянуть, слегка подправив детали, чтобы в дальнейшем избежать ненужных конфликтов и лишить своих недоброжелателей козырных карт.       Откровенно сказать, демон даже не думал, что задание Люцифера приобретет такой неожиданный поворот. Владыка всего лишь отправил его на поверхность, чтобы привести в порядок дела Преисподней, встретиться с ведьмаками, занимающимися заключением договоров, и лучше ознакомиться с реальной ситуацией на Земле. Сначала все шло по вполне предсказуемому маршруту. Демон даже заскучал, позволив себе окунуться в бездну греха, который олицетворял, но потом дорога привела его в Рим, где вербовщиком оказался не просто колдун, а представитель правящей аристократии. Он-то и поведал Асмодею сведения, заставившие демона усомниться в правдивости предоставляемых Люциферу отчетов. В голове сразу созрел коварный замысел, но чтобы претворить его в жизнь, нужно было заполучить неопровержимые доказательства.       Первой его остановкой было Чистилище, которое с момента низвержения мятежных ангелов, стало местом распределения душ. Именно там принималось решение о том, куда отправится почивший. Безгрешные сразу получали билет в рай, не успевшие покаяться или не до конца очернившие себя при жизни – получали шанс на искупление, грешники же шли по проторенной тропе прямиком в бездну, сопровождаемые подручными рыцарей. Всякий, кто переступил порог Чистилища, заносился в специальную книгу учета, туда же записывались его грехи и конечная точка маршрута.       Эта диковинная книга и стала предметом охоты. Проникнуть в чертоги распределения оказалось нетрудно, намного сложнее было покинуть их вместе с книгой, ибо столь ценную реликвию сторожили представители независимого от Рая или Ада мира, но если разобраться с горгульями получилось быстро, то исполины встретили его во всеоружии. Пришлось, как много столетий назад, скрестить с ними мечи в кровопролитной схватке. Но и тут удача ему сопутствовала.       Проблемы начались после: не мог Асмодей не понимать, что пропажу подобной реликвии заметят быстро, а коль скандал поднимется, его следов может и не найдут, а соответственно не накажут, но и его враги затаятся, а значит, все усилия будут напрасны. Поэтому, чтобы шуму не создавать книга должна была в кротчайшие сроки на место вернуться. Найти колдуна, который с помощью магии ее раздвоит, труда не составило, а вот вернуть фолиант назад – задача самоубийственная, и главное, времени на маневры не оставалось, а потому действовать приходилось быстро и дерзко. На первых порах удача ему благоволила: книга свое место заняла.       Демон уже обрадовался благополучному завершению своей вылазки, но на обратном пути в исполинскую засаду попал, ибо новая мистическая рать на смену заступала. Тут-то его ранили, да так, что он едва повторно Дьяволу душу не отдал. Спасла его тогда лишь роковая для его противников случайность и хитрость. Признаться, в тот момент Асмодей, как никогда, был рад тому, что первый его опыт поглощения душ, оказался неудачным.       Во время небесной битвы, тысячелетия назад, он был сильно ранен. Рафаил не пожалел своего мятежного брата, обрушив на него весь гнев Господень, а потому пришлось ему в бездне искать быстрый способ исцеления. А что может излечить быстрее энергии души? Первой на его пути встал дух погибшего ангела, который вознестись на небеса не успел. Нуриэль был хоть и не самым могущественным из божественных воинов, но сильной волей обладал, а Асмодей в жадности своей, еще и вторую душу поглотил, только вот совладать с ними не смог: подчинил их волю, а вот «переварить» не сумел. Так и слились они в его теле воедино на веки вечные, оставив на челе его печать. Вот и расцвела на волосах цвета воронова крыла серебряная прядь ангела, и огнем запылал янтарный глаз демона.       Много раз он пытался поглотить эти ипостаси, да ничего не получалось, потому и носил Асмодей трехликую маску, где ангел человека олицетворял, а демоны – животных. Так что стала эта личина ему вечным напоминанием о глупости и жадности своей. Благо, хоть голоса их молчали, до тех пор, пока он сам к ним не взывал, но будучи от природы созданием расчетливым и практичным, Асмодей решил и тут свою выгоду извлечь: со временем научился их с собою разделять, волю подчиняя. Так и стали они собратьями по несчастью, обратившись в единое целое.       Так что, потерпев поражение в одиночку, призвал демон в помощь свои ипостаси, они-то и вонзили клинки в спины защитников Чистилища. Оставалось дело за малым: тела спрятать. Но и тут на помощь пришла первородная пустота, все следы скрывшая. Безусловно, пропажу стражников заметят, только вот шумиху поднимать побоятся, чтобы скандала избежать, а ему больше и не нужно было. В общем, считай, малой кровью отделался.       Растянувшись в довольной улыбке, демон закатил глаза, открыв рот. Секунду спустя у него в груди загорелось теплое сияние, которое поднималось по горлу, вырываясь на свободу в виде небольшой светящейся сферы. – Даже знать не хочу о том, что за очередное безумие тебя одолело! – раздался спокойный голос за спиной. – Ты зовешь меня безумцем лишь оттого, что я решился сделать то, на что у тебя никогда бы не хватило отваги, – с усмешкой возразил Асмодей. – Я зову тебя безумцем потому, что нормальному подобное даже в голову не придет. – Что ж, тогда сочту это за комплимент, – обернувшись на собеседника, произнес демон.       Перед ним стоял молодой высокий юноша с серебряными, словно лунный свет, волосами. Его бледная кожа будто светилась изнутри полупрозрачным сиянием, делая его больше похожим на бестелесного призрака, чем на живого человека, и лишь глаза, синие, как два сапфира, светились жизнью. Примечательным было то, что, несмотря на свою скорбную участь, этот небесный воин сохранил белоснежные, но сломанные, крылья. То была его вечная кара и вечное напоминание о том, что не сумев воспротивиться железной воле, несчастный отдал душу в безраздельную власть демона, а с годами сроднился с ним настолько, что уже не мог точно сказать, где заканчивалась душа Асмодея и начиналась его собственная. А потому, он считал крылья лишь грустной памятью и тяжелым бременем, желая сбросить их, как ненужный груз памяти и горечи. – Итак, что за головная боль тебя одолела на этот раз? – невозмутимо спросил он. – Сущая безделица… – отмахнула демон. – И все же… – Мне нужна книга Люцифера! – Ну, так пойди и возьми ее. Насколько я знаю, любой рыцарь имеет право доступа к книгам учета. Не вижу никакого смысла в воровстве. – Если я ее возьму, возникнут ненужные вопросы. – О, поверь, если меня застанут там, этих вопросов будет еще больше. – Тогда постарайся не попадаться, – холодно заметил демон, не повернув на своего собеседника головы. – Сними копию, точно так же, как в Чистилище.       Сказать по правде, не только Нуриэль уже не мог представить своего существования без вынужденного рабства, сам Асмодей тоже чувствовал некоторую пустоту, когда одна из его ипостасей покидала тело, а потому старался отпускать их от себя лишь с поручениями, которые не мог доверить никому другому. – Ступай, – после некоторых раздумий произнес он, стараясь вложить в голос как можно больше участия. Будучи неплохим политиком, демон нашел ключ к гармонии, позволивший ему существовать в мире со всеми половинками своей души. Суть этого метода заключалась в грамотном практическом применении метода кнута и пряника, позволявшего добиваться поставленных целей путем незначительных уступок. Дальнейших споров и препирательств не было, обратившись в светящуюся сферу, посланник растворился в воздухе, оставив после себя едва уловимое дуновение ветра. Немного понежившись в горячей воде, Асмодей все же решился вылезти из купели, брезгливо откинув залитый кровью халат в сторону.       Дела не ждали, а потому, облачившись в чистую одежду, демон зажал кровоточащую рану рукой и устало опустился на стул, пододвинув к себе ветхий фолиант. Особой любви к чтению, в отличие от Азазеля, он не питал, да и в точных науках силен не был, а потому от одной мысли о том, что придется потратить несколько недель, а то и месяцев на изучение и расчеты, ему становилось не по себе. Один вид этого фолианта вызывал в нем какое-то неприятие. Имевший дело с черной магией, демон всегда с осторожностью относился к оккультным предметам, а здесь, каждая страница была пропитана древними заклинаниями света и тьмы – губительная смесь. Оплетённая в переплет из человеческой кожи, книга писалась кровью умерших. По сути, эта была даже не книга учета душ, а история смерти. На пожелтевших от времени листах имелась информация о каждом духе, переступившем врата Чистилища; о том, где несчастный погиб; о том, в какой мир отправился после суда. Все было записано с великой точностью в хронологическом порядке с момента сотворения мира. Сказать по правде, Асмодей даже не знал, с какой стороны лучше подступиться к этому расследованию.       По логике вещей, нужно было смотреть с начала… но не с момента же сотворения мира? На такой подвиг он был не готов даже для того, чтобы уничтожить Мамона и остальную троицу фаворитов. Подумав некоторое время, демон перелистнул несколько последних страниц. Из всего этого многообразия взгляд остановился на Франции тысяча шестьсот пятьдесят девятого года. В принципе, дата в истории ничем не примечательная, а значит, и работы много быть не должно.       Как оказалось, в том году около пятисот двадцати тысяч человек королевства предстали перед судом Всевышнего из них: чуть более двухсот пяти отправились в Рай, еще девяносто тысяч гнили в Чистилище, остальные пошли прямиком в Ад. Весьма внушительная цифра.       Определенно, люди предпочитали жить во грехе, лишь перед ликом смерти задумываясь о собственной душе. Интересно, а сколько из них достигло конечной точки? Ответ крылся на страницах учетной книги Люцифера. Сколько часов прошло с тех пор, как Асмодей отправил Нуриэля в замок Владыки? Час? Два? В ожидании, казалось, что целая вечность, да и боль в боку хорошего настроения ему не прибавляла. Даже вся радость от триумфа испарилась. Вот и метался он, подобно раненому льву, заточенному в клетке, в ожидании добрых новостей, пока слабость вновь не окутала его своей паутиной, утаскивая в объятия сна. Дважды за сутки вторгаться во владения первородной пустоты он не решился, а потому, так и остался танцевать по лезвию ножа между мирами, погрузившись в какое-то лихорадочное оцепенение, принесшее лишь временное облегчение.

***

      Казалось бы, с возвращением Асмодея, жизнь должна была возобновить течение по привычному руслу, но вместо этого его владения поглотила пугающая неопределенность. Ни демоны, ни души не знали о том, что творится по ту сторону господских дверей, мучаясь от любопытства, но не решаясь потревожить покой хозяина. Лишь на третий день своего добровольного заточения он, раненый и озлобленный, потребовал накрыть в его опочивальне стол к ужину.       Это желание ввергло всех обитателей его пещерной резиденции в суету: кухарка принялась за готовку, по коридорам разнеслась тихая музыка, служанки принялись заполнять серебряный поднос любимыми угощениями хозяина. Вот только переступить порог его опочивальни не решался никто. Всеми душами овладел какой-то суеверный страх перед древним злом, затаившимся за массивными дверьми. Разгневавшись за такую нерешительность слуг, Алекто даже всыпала всем по доброму десятку плетей, однако решимости у страдалиц не прибавилось. – Довольно, – прорычала она. – Пойдешь ты, – женщина указала на белокурую грешницу, по имени Адель, прибывшую во владения Асмодея вместе с Авророй, – и еще ты! – повелительным жестом указав и на саму Аврору. – И только попробуйте чем-то прогневить хозяина – шкуру спущу.       Лихорадочно ухватив подносы, бедняжки побрели по коридору, сопровождаемые звоном дрожащей посуды. С каждым шагом решительности становилось все меньше, ноги будто увязали в болоте собственных страхов, а сердце колотилось так, будто вот-вот готово было выпрыгнуть из груди. Даже с трудом верилось, что за пределами этого потустороннего мира несчастные были лишь эфемерным сгустком материи, в то время как здесь, все казалось таким реальным. От волнения Аврора даже начала с вожделением поглядывать на хрустальный штоф, где плескалась янтарная жидкость. Что это было? Коньяк? Бурбон? Виски? Или какая-то демоническая настойка? Сейчас для нее это не имело ровным счетом никакого значения. Хотелось просто утопить свой страх в этих медовых водах и будь, что будет.       Остановившись у самой двери в покои Повелителя, идущая впереди блондинка с мольбой посмотрела на свою спутницу, которая сейчас была бледнее белоснежной простыни. Нет, они не были подругами, напротив, находясь на более высокой ступени обучения, Адель относилась к Авроре с некоторым пренебрежением, но перед страхом неизвестности готова была упасть перед ней на колени, чтобы только первой не входить в клетку к голодному и израненному зверю.       Тройной стук, разнесшийся по пещере, как барабанный бой, возвестил об их присутствии, но ответа не последовало. Напротив, воцарившаяся вокруг тишина стала еще гуще, даже заунывное пение арфы остановилось в молчаливом ожидании. Переглянувшись, девушки осмелились постучать еще один раз. – Входите, – раздался почти рычащий голос демона, Аврора от напряжения едва не выронила свой поднос. – Сюда, – концом пера Асмодей указал на край письменного стола.       Молчаливо поставив поднос на угол, девушка окинула взглядом покои, да так и застыла на месте. Каменные плиты были сплошь заляпаны кровью, белоснежные простыни больше походили на заляпанное тряпье, изодранная в клочья одежда разбросана по полу, многие свечи прогорели, залив канделябры восковыми слезами. Одним словом, зрелище было печальным, если не сказать устрашающим.       Аврора, с детства привыкшая к порядку, бросила многозначительный взгляд на Адель, которую, казалось, куда больше заботило то, как бы поскорее покинуть покои, пропитавшиеся запахом крови, смерти и обреченности. Видимо, если такой плачевный вид опочивальни не волновал ее хозяина, то служанкам до этого подавно не было дела. Даже грустно как-то стало. Прислуги в доме в избытке, да только очевидно, что выполняли они приказы не от большой любви да преданности, а скорее из страха, а значит, работа их не была напоена теплом и настоящим желанием порадовать хозяина. Вот и итог: покои грязные, одежда испачканная, раны необработанные, оттого и вид у демона такой, будто набросится на любого, кто его покой потревожит. Складывалось такое ощущение, что за сыном Ада вообще не ухаживают. И главное, ведь не дурён он был собой, да и положением в адских чертогах наделен был не малым, так почему ни одна демоница, кроме Дэлеб, не спешила ему свою заботу подарить? Да и та, в свете недавних событий не спешила помощь своему Владыке оказать. Невольно в мыслях возникал вопрос: что скрывают души, прожившие здесь не первое столетие?       Как бы то ни было, Аврора Д’Эневер, очевидно, принадлежала к той породе женщин, которым жизненно необходимо кому-то дарить свою заботу. Видимо, в том они находили какое-то скрытое удовлетворение и возможность реализовать себя. Однако вручить этот дар в Преисподней кому-то, кроме своего Господина, возможности не представлялось, а потому пришлось Асмодею, пусть и без ведома, превратиться в предмет ее участия. Едва ли он поблагодарит девушку за проявленную инициативу, но если не накажет – уже хорошо. На том она и порешила.       С выдохом оглядев масштабы предстоящей работы, Аврора молчаливо притворила дверь за своей спутницей и принялась за уборку. Асмодей, погруженный в свои расчеты, казалось, даже не замечал ее присутствия, зато она получила возможность исподлобья рассмотреть своего хозяина, стараясь ничем не обнаружить своего присутствия.       Вид у него был, мягко говоря, потрепанный: сквозь накинутый халат сочилась темная кровь, губы потрескались и местами кровоточили, да и сам демон сильно побледнел. Прежде светившаяся бронзой кожа, приобрела мраморный оттенок, изредка лицо искажала мимолетная судорога или лихорадочная дрожь – верные признаки малокровия. Да и аппетит у последнего явно пропал. За час он так и не притронулся к пище, выводя на пожелтевших страницах какие-то расчеты. Глядя на это зрелище, Аврора даже усомнилась в бессмертии демонов. Очевидно, что оружие смертных не могло причинить им никакого вреда, но вот клинки бессмертных, видимо, доставляли немалые страдания. Даже сердце сжалось от жалости, только вот помощи предложить она так и не осмелилась. Вот и томилась в напряженной тишине, которая потихоньку начинала лишать ее воли и разума.       Но больше всего девушку поразило отсутствие серебряной пряди в его растрепанных волосах. Казалось, даже черты лица его немного изменились, стали острее, если можно так сказать. Из этих размышлений Аврору вывела вспышка света, озарившая покои приятным теплом, но исчезнувшая так же молниеносно, как и появилась. С немым вопросом она подняла янтарный взгляд на своего Повелителя, но тот лишь огляделся по сторонам, ни одним жестом не выказав удивления. – Принеси еще графин, – проговорил он, не отрываясь от своих бумаг. Будто гонимая каким-то древним ужасом, девушка выскочила из его опочивальни, промчавшись по уже знакомым коридорам. Однако, несмотря на страх, любопытство неизменно возвращало ее мысли к яркой вспышке. Что-то происходило по ту сторону господских дверей, и ей хотелось узнать что именно, несмотря на наказание, которое последует за этим.       До краев наполнив хрустальный графин, Аврора отправилась в обратную дорогу. Только теперь страх, разливавшийся по венам вместе с кровью, был намного сильнее, чем в первый раз. Причин этого она объяснить не могла, да и не знала, были ли они на самом деле. Просто какая-то невидимая сила сковывала ноги, замедляя движение. Несколько раз она останавливалась, прижимаясь к стене, будто желая почерпнуть энергию из камня, а потом возобновляла шаги. Тут-то она и поддалась соблазну, позволив себе неведанную дерзость: наполнив бокал янтарной жидкостью, девушка жадно осушила его до дна, да так и застыла на месте, хватая воздух, будто рыба на суше.       Пламенная жидкость обожгла горло, устремившись вниз, казалось, даже кровь в венах начала гореть, но в то же время в голове появилась какая-то легкость, которой она не испытывала раньше. Воистину, алкоголь был тем искусством, которое способно преобразить даже самое страшное горе, дать силы жить и верить, пусть и временно. Сейчас, даже тяжелые однотонные своды пещеры, ставшей для нее тюрьмой, не казались ей такими пугающе обреченными, как прежде. Пусть и на время, радость и краски жизни окутали эту мертвую пустошь, наполнив ее надеждой. Девушка сама не отдавала себе отчета в том, что в этом чарующем опьянении позволила себе выпить второй бокал, еще больше оборвавший ее связь с реальностью. Благо, что хоть остатки здравого смысла, сумели прорваться сквозь окутавшую ее пелену, напоминая об обязанностях.       Господи, если бы ее сейчас видели покойные родители – сгорели б со стыда. Мало того, что их непутевая дочь умудрилась загреметь в самые глубины Преисподней, так еще и нашла способ предаваться там людским порокам. На секунду девушка даже застыла у самых дверей Асмодея, поражаясь тому, сколь сильно алкоголь меняет прежние суждения: от робости не осталось и следа, а ее место заняло пугающее безрассудство. Она бы погрузилась в эти мысли еще глубже, если б голоса, доносящиеся из-за приоткрытой двери, не привлекли ее внимания.       Истомный баритон Асмодея, сейчас отдающий горечью боли, она узнала сразу, а вот второй голос был ей незнаком. Он был высоким и чистым, переливающимся подобно звону серебряного колокольчика. Не сумев совладать со своим любопытством, девушка слегка приоткрыла дверь, заглядывая внутрь, с опаской оглядываясь назад.       Всей картины она видела, впрочем, как и лица мужчины с серебряными волосами, облаченного в белую тогу с алым плащом наперевес, ибо тот кружил вокруг демона, склонившегося над книгой, будто коршун, зато их разговор она слышала прекрасно. – Ты не должен больше проваливаться в пустоту. Она губительна не только для душ, но и для демонов, даже для таких, как ты. Это чистой воды безрассудство! – Неужели я слышу в твоем голосе нотки беспокойства? – сардонически усмехнулся Асмодей, перелистывая страницу. – Ты видимо забыл о том, что без тебя я обречен на гибель, впрочем, без меня и тебе придется несладко.       При этих словах демон наконец-то отбросил перо в сторону, подняв разноцветные глаза на своего собеседника. Аврора даже успела заметить язвительную улыбку, скользнувшую по его лицу. Впрочем, последнее она вполне могла приписать к игре воображения под действием огненной воды, которая все больше туманила ее разум. – Знаешь, когда ангел и демон обречены коротать вечность вместе – один из них становится похожим на другого. Беда в том, что демон никогда не станет ангелом, а вот… – Замолчи, – уперев руки в стол, перебил его мужчина. – Тебе нечего стыдиться. Такова судьба всех, кто оказывается здесь. Хочешь ты этого или нет, но ты всегда будешь одним из нас. Отсюда нет дороги на небеса, единственное, что тебе оставалось – приспособиться. Так что, в своем эгоизме мы, наконец-то, пришли к согласию. Признайся, что лишь о своей шкурке сейчас радеешь. – Всегда поражался твоей способности переворачивать благие намерения с ног на голову. Ты пробовал воспользоваться бальзамом? – Пробовал, – не отрываясь от книги, произнес Асмодей. – И? – И… могу с уверенностью сказать, что такие раны лечит только время. Благо у меня в запасе вечность. Смотри, – остановившись где-то на середине огромной книги, произнес демон. – Что? – его собеседник с интересом склонился над пожелтевшими листами, но не был столь воодушевлен этой находкой. – Как я и предполагал, в Ад попало вдвое меньше душ, чем вышло из Чистилища. – И где они сейчас? – Не имею ни малейшего понятия, – закусив край пера, произнес Асмодей. – Нам нужны учетные книги. – Те самые? – не скрывая удивления, проговорил мужчина. – Да, – кивнул в ответ тот. – Ты с ума сошел?! Отнеси эти книги Люциферу и дело с концом. – Это ничего не даст, кроме времени на то, чтобы замести следы. Пустота скроет все манипуляции врагов, а нам нужны доказательства. – Выкрасть эту книгу было самоубийством, об остальном даже помыслить страшно, – возразил собеседник. –Как ты вообще собираешься это устроить? – Это предоставь мне, – усмехнулся Асмодей.       Аврора настолько увлеклась их словесной битвой, что едва не потеряла равновесие, заставив хрусталь на подносе затянуть свою предательскую песнь. Разговор мгновенно затих, а следом за ним покои осветила вспышка золотистого света, правда, не такая яркая, как предыдущая. – Ты так и будешь там стоять? – раздался спокойный голос Асмодея. Бежать ей было некуда, да и если б было куда, едва ли она смогла бы убежать, а потому девушка решилась переступить порог, подгоняемая пьянящим бесстрашием огненной воды. Затуманенный взор сразу застыл на серебряной пряди, сияющей на фоне черных волос, как луна на ночном небе, – Подслушивала? – проговорил он, перелистывая пожелтевшие страницы третьей книги учета. Судя по печати на кожаном корешке, его собственной. – И подсматривала, – глядя ему в глаза, произнесла Аврора. Отпираться от очевидного было глупо, да и алкоголь пробудил в ней неконтролируемое желание говорить правду.       Демон, видимо не ожидавший такого дерзкого ответа, даже смирил ее испытующим взглядом, да только вот девушка не склонила головы по обыкновению, наблюдая за каждым его движением. Где-то на задворках сознания разум кричал о надвигающейся опасности, но пьянящая дымка окутывала ее все сильнее, пробуждая в сердце львиную, но абсолютно глупую отвагу. – И как же тебе совесть позволила совершить такой дерзкий поступок? – вставая из-за стола, произнес демон, зажимая рану рукой. – Признаюсь, совесть не успела ничего сделать, мой Повелитель, мое любопытство нанесло ей подлый удар в спину… с моего разрешения.       Сейчас черед удивляться пришел Асмодею: в голове не укладывалось, как робкая, молчаливая и покладистая девушка, могла превратиться в дерзкую фурию, осмелившуюся говорить с ним, О-Великим-Асмодеем, на равных. Но теперь любопытство одолело и его, ибо не часто он встречал отпор от тех, кто находился у него во служении. – И как же ты теперь собираешься жить без совести? – усмехнулся демон, укрыв ее хрупкую фигурку своей тенью. Он стоял к ней так близко, что мог ощущать ее тепло каждой клеточкой своего тела. Слегка наклонившись, Асмодей почувствовал, как в нос проник хмельной аромат, и кривая усмешка против воли исказила его губы. Что ж, очевидно, что Ад оставляет свою печать даже на безгрешных душах, вот и малютка Аврора пошла по проторенной дорожке пороков. Даже грустно как-то стало от того, что не успел к этому соблазну свою руку приложить. – Вы же как-то живете, Владыка, – не смея пошевелиться, произнесла девушка. Разум все больше окутывал какой-то туман, даже пронзительный взгляд Асмодея все больше растворялся в этой белесой пелене. Не говоря ни слова, демон взял из ее рук серебряный поднос, поставив на стол. – Не для человека создавался этот эликсир Преисподней, хотя, по своей сути, он немногим отличается от коньяка, столь любимого смертными, за одним исключением: опьянение приходит быстрее, а похмелье мучительнее.       Собственно, эту истину Аврора поняла и без его объяснений. Голова закружилась так быстро, что девушка едва могла различать образы, сливавшиеся перед ее взглядом в пеструю простыню. Потеряв равновесие, она начала оседать, только жесткого падения, вопреки ожиданиям, не последовало. Напротив, она почувствовала как сильная рука подхватила ее, прижав к себе. Девичья ладонь скользнула по пышущей жаром коже, а потом безвольно повисла в воздухе, утаскивая свою обладательницу в темную пустоту, где она продолжала вальсировать на грани реальности и фантазии, откуда-то издалека различая знакомые голоса, но не понимая смысла сказанных слов. А потом время будто остановилось, изменив законы физики и пространства.       Аврора попала в новую тюрьму, только теперь, в плен заточили не только ее душу, но и разум. Изо всех сил она старалась вырваться из окружающей пустоты, звала на помощь, пыталась по крупицам выстроить мост в реальность, но липкий мрак, окруживший ее, крепко держал несчастную в своих объятиях, а потом остановилась даже мысль, и девушка растворилась в этой черноте, отдавая себя во власть коварной судьбы.