parachute

Мир, что ожидаемо, молчит, строит обиженую рожу и поворачивает фортуну к Намджуну задницей: целюлитной и не то, чтобы очень аппетитной. Юнги уподобляется фортуне, разводит руками и «я бы пустил, но тут Техен и прости, бро», — через все лицо огромным капсом «я задолбался» и, кажется, Юнги фортуна любит еще меньше. Намджун крутит в руках телефон, пишет и стирает по паре строк каждые пятнадцать минут и вообще откровенно какая-то девочка на пике несчастной любви, Намджуну страшно и, ну, Сокджин вроде как говорил обращаться в любой удобный момент? У Намджуна в какао набранное и не отправленное «хен, пустишь к себе на пару дней?» с кучей неловких, — огосподи, кто их придумал, вообще, — смайлов. Сокджин звонит сам и он все еще дофига уютный заботливый хен, поэтому: — Техен, сказал, что тебе пока негде жить, а у меня свободны пара комнат. Приезжай? Намджун тонет в своих хочу/не хочу, давится хриплым «навсегда?» и почти любит Техена, но Сокджин все еще тотальный и с подачи Техена, поэтому обойдется тварь рыжая. Он кидает свои вещи в спортивную сумку и чувствует, как хрустит обычная размеренная жизнь с каждым шагом к дому Сокджина. Просто у Намджуна все еще кризис личности, а у Сокджина проблемы с ориентацией. Намджун нифига не взрослый адекватный парень, а очень влюбленная школьница, поэтому он стоит перед чужой дверью и давит в себе тот самый противный писк «оппа, саранхэ», потому что Сокджин в растянутом домашнем свитере, дранных джинсах и явно только проснулся. Сокджин в себе ничего не давит, зевает во всю глотку, — Намджун честно пытается не залипать на чужой кадык, — и приветливо улыбается. — Ты долго. — Я заезжал к Хончолю и в супермаркет. — Надеюсь, ты не скупил все спиртное, что сумел найти. — Только пятую часть, — улыбается Намджун и идет на кухню.