Солдат

      Он всегда хотел быть солдатом. Ребёнком он постоянно болел, каждый раз играя со смертью, но сейчас он стал сильным, стал мужчиной. Будучи самым младшим в семье, он слишком хорошо знал, чем пришлось пожертвовать братьям, чтобы он смог вырасти и быть достойным наследства отца и предков — славных солдат и достопочтенных чиновников. Это меньшее, что он мог сделать, пусть даже его свершения покажутся песчинкой в истории семьи.       В предвоенное время все стены домов по соседству были увешаны плакатами с нарисованными крепкими воинами, Зигфридом и Зигмундом, мифическими героями, убившими драконов и спасшими полубогинь из огненного кольца. Однако он не питал иллюзий по поводу жизни, что ждала его. Там не встретишь славу в поту и пыли битвы. Единственной его наградой будет шанс доказать, что он готов заступиться за свою страну и людей так же, как заступались за него братья, когда у него не было сил защититься.       Теперь, когда долгожданная война началась и он наконец надел солдатскую шинель, дни слились в бесконечный поток повторяющихся движений, отточенных до такой степени, что он даже не замечал их. Он уже не помнил, сколько времени прошло. Армия медленно продвигалась по вражеской территории. Он позволил неосторожной мысли закрасться в голову: «Зачем я это делаю?» Он попытался вспомнить всё то, что говорили старшины. Тогда это так много значило. Эти карты всюду — на досках, на столах, скрупулёзно исчерченные красным и синим пунктиром. Но обрывки идеологии, которую он поглощал с таким рвением, растворились, как порывы свежего ветра во влажном смраде боя.       С ним никто больше не разговаривал, разве что генерал отдавал приказы и иногда соотечественники жаловались на жизнь, и это истощало его больше, чем сами сражения. Братья изредка присылали ему короткие письма, и, когда их долго не было, ему начинало казаться, что всю жизнь он провёл на безжизненном поле боя, а весточки от братьев — всего лишь игра воображения, чтобы не умереть со скуки. Будь они настоящими и в таком же положении, что и он, они должны были забыть его. И пусть он не хотел признавать, эта мысль пугала его. Он любил семью, но друзей так и не завёл. Если его братьев убьют на войне или они забудут о нём, что у него останется? Кого он будет защищать и кто будет защищать его? Многие солдаты хранили при себе маленькие измятые фотографии невест, дожидавшихся их с войны. А его с мирной жизнью не связывало ничего.       Порой он думал о враге, безликом и фантомном, отличавшемся разве что цветом униформы и формой шлемов. Для них он, наверняка, был ещё одним пыльным силуэтом, ещё одним солдатом кайзера, выкрикивающим приказы и угрозы на грубом, лающем языке. Что за люди по ту сторону фронта? Есть ли у них братья, сёстры или любимые? Ему хотелось знать, о чём бы они рассказали и чем поделились, если б они знали его язык, а он — их. Правители обещали, что после этой войны не будет нужды в других. Если это правда, тогда, быть может, он бы пришёл к бывшему врагу — не как солдат, которым он всегда хотел быть, а как простой человек, ещё один, пытающийся найти своё место в этом мире.