Однажды я вновь увижу тебя

Калум - Ты что, встаешь? – спросила Аврора, когда я подошел к своей сумке с одеждой. – Погоди, стой-стой-стой, ты типа переодеваешься что ли? - Если хочешь, можешь отвернуться, но, я полагаю, в этом нет необходимости, - ничуть не смущаясь своей наглости и хамства, ответил я. Я взглянул на ее смущенное выражение лица и невольно усмехнулся. - Знаешь, а ведь я очень стеснительный, а сейчас не подаю вида, потому что знаю, что на мое добро никто не воззрятся, так что и ты по логике не должна краснеть. На мое удивление Аврора громко рассмеялась. Казалось, на ее бешеные возгласы сейчас сбежится вся больница. - О, ДА! ТЫ ТО-ТО СТЕСНИТЕЛЬНЫЙ! – она резко вдыхала воздух, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. - И именно поэтому ты ходишь по дому голым и позволяешь парням сливать миллиарды фотографий твоей голой задницы? Я порылся в сумке, выглядывая коричневую футболку. Она оказалась на самом дне, и я потянул за виднеющимся куском ткани. Сняв ужасную пижамную кофтёнку, я натянул нормальную людскую одежду. От родной вещи стало во много раз лучше. Тело как будто давным-давно требовало вернуться к моей старой доброй потрепанной одежде. - Тот факт, что я позволяю своим порам свободно дышать, - начал оправдываться я, - Когда я в домашней обстановке, никак не может влиять на тот факт, что я очень даже стеснительный и крайне приличный мальчик! Аврора в очередной раз издала смешок. - Тебе меня в этом не убедить. Ты настолько же приличный, насколько Марсело адекватный. В моем мозгу произошел мгновенный щелчок. При упоминании этого имени меня вновь накрыло волнение. Схватив телефон, я вызвал его контакт. Гудки казались нереально долгими. Ощущение необратимости давило на меня, и я не знаю, что с этим делать. Порой такое случается: ты не в курсе событий, но ты знаешь – что-то точно случилось. Наверное, подобные явления больше встречаются у близнецов или у матери, волнующейся за своего ребенка. И, возможно, я лишь накручиваю себя. В конце концов, на данный момент я ненормален. В какой-то степени даже подавлен, хоть и притворяюсь, что все охринительно круто. Типа «да, все зашибись, моя лучшая подруга ослепла», «ну да, все зашибись, потому что я даже не уверен, хочет ли она продолжать со мной общаться», «и типа все зашибись, потому что мой новый знакомый уже действительно стал мне близок, после чего тупо исчез». - Вот же засранец, - прошипел я гудкам, которым плевать на то, как я их обзову. Они будут продолжать свою надоедливую симфонию, напрягая меня все больше и больше до того момента, пока не пожелают прекратиться или же я не раздолбаю эту трубку к чертовой матери. Не знаю, чего я сейчас чувствую больше: злости или беспокойства. И в тот момент, когда я уж чуть ли не скинул вызов, эта козлина соизволил ответить: - Кхм, привет, - хрипло выдал Марсело. - Какого черта?! Почему ты не отвечал все это время? Что произошло? – мне было сложно давить крик в своем горле, но я, хоть и с трудом, справлялся с этим. - Прости, - это было все, что он смог ответить. Я взглянул на Аврору, которая внимательно прислушивалась к моим репликам, после чего быстрыми шагами покинул палату. Я боялся, что Марсело может сказать нечто такое, о чем нельзя знать ей. - Скажи мне, - продолжил он. – Она ведь нашлась? Прошу, скажи, что ты нашел ее, пожалуйста, - его голос содрогался с каждым словом, от чего мне стало жутко не по себе. - Да, - мне показалось, что я ответил не слишком уверенно, поэтому повторил. – Да. Я вчера нашел ее. - Черт, это отлично, она ведь… Я оборвал его: - Она почти ослепла. Я выдал это настолько резко и беспристрастно, насколько мог, потому что наша горячая линия горьких соплей вот-вот начнет набирать обороты, чего мне, собственно, очень не хотелось. В ответ испанец смог лишь неоднозначно промычать. - Объясни мне, что происходит? Я не ожидал, что Марсело мгновенно выдаст мне ответ, но терпения, кажется, уже не хватает. Очутившись среди тлеющих душ, вместо того, чтобы их спасти, я начал погребать себя вслед за ними. - Мою маму… хм… - помедлил он. – В общем, она умерла, и я… эм – казалось, что его голос - это тростинка, которая вот-вот обломится от порыва ветра. – Точнее говоря, ее убили. Я замер в одном положении. - У.. убили? – повторил я. - Да, знаешь, прости, я не могу, я перезвоню, - протараторил на одном дыхании и сбросил звонок. Я не успел его остановить, а перезвонами так и не смог ничего добиться. Он попросту отключил телефон. Оперившись о стену возле двери моей палаты, я начал размышлять, стоит ли сейчас войти и рассказать обо всем Авроре. Конечно, это нужно было сделать. Но она и без того убита своим состоянием. Я не знаю, как это известие повлияет на нее. Нет. Я должен все ей сказать. Он ведь ее лучший друг. Я открыл дверь палаты и увидел Аврору, все так же сидящую на прикроватном стуле. Слова застряли в моем горле. Казалось бы: что может быть проще, чем выдать пару предложений? Но в то же время это оказалось невыносимо сложно. Каждое из слов словно весило целую тонну. - Что сказал Марсело? – почувствовав мою нерешительность, начала девушка. - Он рад, что ты нашлась, - без сомнений выплюнул я. В конечном счете, это ведь правда? - А почему он так долго не отвечал? – обеспокоенно спросила она. Неправильное место и неправильное время. Неправильное все. - Он был очень занят, - солгал я и решил продолжить для убедительности. - На самом деле, он мне немного сказал, он очень быстро отключился, добавив, что перезвонит позже. Я посмотрел на ее реакцию: Аврора с абсолютно непроницаемым лицом сидела и смотрела в противоположную от меня сторону. Свет падал на ее щеки, обрамляя тенью изящные ямочки. Волосы выбились из хвоста и колыхались от ее мерного дыхания в такт то падающей, то вздымающейся груди. Я невольно поймал себя на мысли, что слишком внимательно вглядываюсь в каждый сантиметр ее тела, но не стал отводить взгляд. Как ни странно, она выглядит слишком умиротворенно в нынешней ситуации. Как будто бы она все знала и глубоко в своем сознании насмехалась над моей ложью. Или же она знала, что что-то должно произойти. Что-то, что известно только ей. - Не нужно этого. Если ты пытаешься от чего-то защитить меня, то защищать от правды уж точно не нужно. - Но я… Она не дала мне продолжить. - Ты наверняка знаешь: когда человек теряет одно из чувств, у него усиливаются другие. У меня очень острый слух, и я отчетливо слышала твои реплики за тонкой дверью. Ее лицо перекосилось, в одно мгновение: умиротворение разрушилось. Девушка прикусила нижнюю губу, а верхнюю сжала в тонкую линию. - Ладно, я понял, я - идиот, - вздохнул я. – Марсело действительно бросил трубку, пообещав перезвонить, это чистая правда. Сейчас ему очень сложно с кем-либо разговаривать, боюсь, так будет еще очень долго, - я сел перед ней, но отвел глаза, потому что впервые в жизни сообщал подобные вещи. – Его мама умерла, и… Аврора резко развернулась лицом ко мне: - Постой, что? – переспросила она. - Марсело сказал, что ее убили. Я не знал, была ли Аврора лично знакома с матерью Марсело или нет. Я не знал, чего мне ждать в следующее мгновение. Ее губы задрожали, а глаза покраснели. Она порылась в карманах, нервно сглатывая, после чего достала мобильник. Будто вспомнив, что она не может разобраться на сенсорном экране, куда ей нужно нажать, она быстро встала. - Набери его номер, - сдерживаясь, попросила она. - Аврора, ему нужно переварить и… - Позвони ему! – прикрикнула она, от чего я невольно вздрогнул и уставился на нее. - Успокойся и сядь, - приказным тоном сказал я ей. Она кинула свой мобильник в стену с такой силой, что он разлетелся на куски, и продолжила кричать: - Я НЕ ХОЧУ УСПОКАИВАТЬСЯ! Я поверить не могу, до чего я докатилась со своим эгоизмом?! Я бросила его одного, зная, что что-то подобное может произойти! И я даже помочь ничем не могу, находясь сейчас здесь, и занимаясь не пойми чем! Она не бегала по палате, как это делают обычные люди. Ее движения имели вращательный характер – она просто-напросто крутилась вокруг своей оси то в одну, то в другую сторону. Пару раз она сдвинулась на шаг, после чего так же аккуратно возвращалась назад. - Перестань! – рявкнул я. – Хватит вести себя как ребенок. Ее непонятные движения прекратились после того, как она всем корпусом развернулась ко мне от шока. - Я прошу тебя, - уже тише повторил я. – Подожди немного. Он обязательно позвонит, просто ему нужно еще немного времени.

***

Аврора Сказать, что я чувствую себя отвратительно – ничего не сказать. С одной стороны я готова прямо сейчас рвануть в Испанию, с другой – теперь мне жутко возвращаться туда, где я провела самые счастливые дни в своей, кажется, уже близящейся к неминуемому концу жизни. Как ты Марсело? Я очень хочу услышать сейчас твой голос. - Я не собираюсь здесь оставаться, - объявил Калум через полчаса после того, как я наорала на него. - Будто бы тебя кто-то спрашивал, - недовольно хмыкнула я. – Куда ты денешься? - Выйду через дверь на выход. Я тоже никого спрашивать не собираюсь и, пожалуй, обожрусь чего-нибудь, ну или просто напьюсь, я пока не решил. - Постой, а что я с тобой, пьяницей, делать буду? Ответ прозвучал не сразу – Калум начал обдумывать, что ему ответить. - Ладно, - выдохнул он. – Так и быть, я выпью совсем чуть-чуть. - Ты че, офигел? – пропищала я. - Это помогает успокоиться! – начал оправдываться он. - Я даже проследить не смогу за тем, сколько ты выпьешь! Я не могу доверить тебе контроль над «еще чуть-чуть и все». Так дело не пойдет. - Но поесть-то все равно нужно, - голос был не столько расстроенный, сколько обиженный. Я вздохнула. - Мне ведь все равно не убедить тебя, что ты должен остаться в больнице? - Не-а, - мгновенно выдал Калум. – Только если не пристрелишь меня. Но у тебя ведь нет пистолета. Ну или ты можешь просто избить меня. - Заканчивай с этими своими подколами, - я нахмурилась, но не смогла сделать это с достаточно расстроенным тоном, чтобы показалось, будто его слова задели меня. Мне не кажется правильным то, что Марсело сейчас один и справляется со всем своими силами, в то время как мы развлекаемся здесь. Сложно, конечно, назвать развлечением нахождение в больнице, но нам определенно в тысячу раз лучше, чем ему. Поэтому мне не хочется смеяться. Калум вложил мою ладонь в свою, после чего медленно вывел из палаты. Я чувствую, что его шаги аккуратны, словно он - пантера, готовая в любой момент рвануть изо всех сил. Мне же – девочке, потерявшейся в темноте – подобное напряжение непривычно. Лестница кажется мне самой страшной частью нашего пути, но я, видимо по памяти, абсолютно спокойно преодолеваю этот препятствие. Преодолевая поворот за поворотом, я все больше поражалась: почему никто не пытается нас остановить? Подозрительная бразильская медицина. И где же сейчас лечащий врач Калума? Мне бы хотелоь с ним попрощаться, но, по всей видимости, этому не суждено случиться. Не так много времени прошло, пока мы тихонько выбирались из здания, потому что буквально через пять минут я уже почувствовала, как жаркий воздух ударяет мне в лицо. - Я вообще не представляю, куда нам теперь идти, - через минуту после того, как мы вышли, отозвался Калум. – Но если мы куда-нибудь направимся, рано или поздно мы же на что-то наткнемся? - Если мы из-за тебя заблудимся, я тебя прикончу, - выдала я вместо ответа. - Мы так и так заблудимся, мы же здесь нихрена не знаем. На самом деле, я очень благодарна ему за то, что он говорит «мы». Ведь, по факту, я никак не могу помочь с маршрутом – я же ничегошеньки не вижу. Это значит, что заплутать может только он, а я лишь буду балластом под боком. Он одновременно нянчится со мной и в то же время ведет себя со мной так, будто бы я действительно помогаю ему. С другой стороны, может я и не вижу, но я все еще все чувствую: жар палящего солнца, легкий ветерок, нежно касающийся моей коже, и наши скрепленные руки. Кажется, будет сложно расстаться с его теплой ладонью. Пора бы уже забыть о нашем прошлом, потому что именно сейчас, в этот момент, в данную секунду, я хочу забыть обо всем, что когда-либо тревожило меня. Пора отпустить былые дни. - Знаешь, - тихо начала я. – Я вдруг захотела рассказать об одной своей теории. -Какой теории? Скорее всего, я зря ляпнула это, но отступать уже нет смысла. - Я о ней прежде никому не рассказывала, потому что, м-м, - я помедлила. – Потому что она звучит немного глупо. - Чувствую теперь себя избранным, - хмыкнул он. – Рассказывай. Не отдавая себе отчета, я начала мять край своей футболки. Не помню, какого она цвета и на ощупь не могу вспомнить, какая она и откуда у меня. - Мне кажется, что все подростки – круглые эгоисты, – начала я. - И с возрастом мы переходим по ступеням эгоцентризма – от неосознанного к осмысленному. И, когда мы взрослеем, мы либо перебарываем в себе наглого и невыносимого человека, либо оставляем все, как есть. Калум молчал. Возможно, он обдумывает мои слова. В любом случае, я еще не все сказала. - Я думала, что и ты такой же эгоист, - я почти что запнулась на этом месте, но перевела дыхание и продолжила. – Ты бросил меня, поэтому мне, наверное, хотелось так думать. Но когда настала та самая «осмысленная» фаза, я поняла, что я люблю винить во всем окружающих. То есть, выходит, - я едва заметно вздыхаю, - Эгоистка, как раз-таки, я. Более того, у меня нет желания что-то изменить – меня все устраивает. А ты, кажется, уже повзрослел и выбрал правильный путь. - Погоди-ка, «правильный путь»? Что, по-твоему, означает «правильный путь»? – готова поспорить, что он нахмурился. - Эм, скорее всего то, что ты сейчас делаешь. Ты заботишься об окружающих, это не перестает восхищать меня. - Вот как, - он выждал короткую паузу. – Твоя теория вполне имеет право на жизнь. Но ты, по-моему, не совсем понимаешь, от чего появляется этот самый эгоизм. Я нахмурилась. - Так просвети меня. - Желание быть значимыми делает из людей эгоистов, - Калум начал свою «лекцию». - Значимость инстинктивна для всех людей ровно как желание любить кого-то. Мы не можем с этим справиться. А подростки по большей части еще не вступили в зрелую жизнь и не дошли до своих вершин. - Мда уж, ты-то точно своей вершины не достиг, всемирнопопулярный голозадик. Калум посмеялся: - В том-то и дело: я уже чувствую себя достаточно значимым, и я осознаю, что я действительно на запредельной высоте. Лишь осознание того, что мне уже даже этого достаточно, заставляет меня успокоиться. Не отрицаю, что многие люди, приобретая популярность, становятся еще большими болванами, чем были. Но опять же – им просто не хватает осознания собственного превосходства, - он перевел дыхание. - Честно говоря, ты как-то сильно вознесла меня. Я ведь, в конечном счете, все равно тот же эгоист. В мой мозг медленно проникали слова, сказанные им. Я переосмысляла свою позицию с учетом того, что только что услышала. - Если что, - продолжил он. – Я не сам дошел до подобных размышлений. Просто однажды прочитал книгу одного психолога. Она, конечно, хорошенько прополоскала мои мозги, но это стоило того, потому что у меня открылись глаза на некоторые вещи. Я скорчила рожицу, будто бы я в чем то его подозреваю. - Во-первых, с каких пор ты читаешь книги по психологии? – этот вопрос действительно очень заинтересовал меня. - Я сейчас не знаю: глубоко оскорбиться от этого вопроса или посмеяться, - ухмыльнулся Калум. - Теперь вытек и второй пункт, - продолжаю я. – С каких пор ты выражаешься такими словами, как «глубоко оскорбиться»? – теперь это уже было очевидное подтрунивание. - С тех пор, как прочел толстенную книгу по психологии, - наверное, он едва сдерживается, чтобы самому не засмеяться. – Я сейчас реально обижусь, - ему не удалось скрыть наигранность этих слов. Я все же слегка рассмеялась. Это было слишком небрежно, чтобы назвать беззаботным смехом, но достаточно неуклюже, чтобы разрядить мрачную обстановку в моих скомканных мыслях. Непринужденности приходит конец, когда я выдаю: - Быть может ты прав, и я хочу, чтобы все просто обратили на меня внимание. Но, честно говоря, думать, что я эгоистка, было куда проще. Калум тяжело вздохнул. В этом вздохе выразилось вся его напряженность за последние дни. Как будто бы в Италии он вдохнул и только сейчас выдохнул. - Ты не понимаешь, - произносит он. – Тебе не к чему винить себя в этом. Это происходит с каждым из нас и длится ровно до того момента, пока мы не найдем кого-то, кто будет ценить нас, а мы взамен его. Он неожиданно остановился, но сделал это не очень резко, поэтому я успела вовремя среагировать и не влететь в него. - Я хочу попросить тебя кое-о-чем, - продолжил он. - О чем? - Для начала – не ругайся. Я сделала искренне удивленное лицо: - За что? - Мы, кажется, все-таки потерялись, - он невинно рассмеялся. Я уж было собиралась сказать ему, какой он осел, но не успела, так как он выдал свою реальную просьбу: - Слетай со мной в Австралию на День Рождения Майкла.