Замерзшие души

Вдалеке раздался бой городских часов, оповещающий о полуночи. - Может быть, настало время? Его уставший голос сливался с завывающим ветром, становясь с ним единым целым. - Подожди… я еще не спросил про твою любимую книгу. Ведь наверняка есть то, что потрясло тебя до глубины души! Долгое молчание сменилось тихим, почти неслышным шепотом бархатного голоса: - Серьезно, ты думаешь, сейчас самое время поговорить об этом? Если честно, я не уверен... - Возможно, ты просто не читал «Убить пересмешника». - Возможно, но это не повод... - А может быть... это он и есть? Внезапный резкий голос заставил повернуть голову к источнику звука: - Нет. Решайся, другого шанса не будет. Отчаявшись увидеть хотя бы контуры лица, молодой человек снова отвернулся от собеседника, продолжив всматриваться в непроглядную тьму осенней ночи. - Ты знаешь, в детстве мы с мамой пекли чудесные пироги с яблоками и карамелью. Я бы сейчас многое отдал, чтобы попробовать этот пирог еще раз… - В моей жизни не было даже намеков на столь приятное времяпрепровождение. - Может быть, стоит ждать приятных событий в будущем? - Не будь глупцом, ты знаешь, к какому будущему я стремлюсь. - Да… конечно… да. Может быть, ты и прав, и стоит сделать это. Я бы и так скоро… - Хотя, знаешь, всё-таки было одно приятное воспоминание. Его голос стал еще тише. Создавалось впечатление, что мужчина старается не спугнуть собственные воспоминания слишком громкими голосом. - Какое? - Одним летом состоялась моя очередная неудавшаяся попытка сбежать. В то утро пошел дождь, и мне пришлось спрятаться в заброшенном летнем домике. Там, на столе, было небрежно брошенное фото совсем юной девушки. Слегка выцветшее, в деревянной, обшарпанной рамке. Она была настолько красива, что я даже не заметил, как закончился дождь. Я любовался ей, представлял, как она улыбается, как в ее золотистых волосах переливается солнце. До сих пор помню запах дождя и той старой фотографии. Голос стоявшего рядом человека становился все тише и тише по мере рассказа. По железной балке пробежала дрожь от его отбивающих ритм пальцев. - А я сжег все фото с семьей. Нет никакого смысла хранить то, что может ранить тебя еще больше. Послышался едва уловимый смех, а потом выдох с резкой сменой интонации в голосе говорящего: - Как же чудесно, что у меня не было фото своих родственников. Знаешь, я бы сейчас хотел взглянуть, как горит огонь, снова… Ветер стал еще сильнее. Замерзшие и мокрые от дождя пальцы изо всех сил пытались удержаться за железную «паутину». - Тут так холодно. - А мне, откровенно говоря, так хорошо. Даже не помню, когда в последний раз я себя так чудесно чувствовал. - Так холодно было в ночь аварии, в которую попала моя семья… Сэмми был так легко одет. На нем было лишь моя майка. Представляешь, она была так велика ему, что голова пролезала в рукав.. Все, о чем я мог думать в момент, когда приехал на место аварии, - так это о том, как ему, наверное, было холодно… - А мне было холодно, когда я сбежал от своей семьи в последний раз. Тогда, когда у меня получилось сбежать. До сих пор помню этот пробирающий до костей холод. Ощущение свободы, эфирности пространства. Я думал тогда, что больше никогда в жизни не столкнусь с их насилием, хотя бы физическим… каким же я был наивным. - Теперь это в прошлом, ты свободен. Судьба сама поставила все на свои места, она расчистила тебе путь. - Ты знаешь, а ведь я помню сводку о той ужасной аварии... их было двое? - Да. Было бы трое, если бы я не был на службе. В тут ночь загорелся целый особняк на окраине города. Мне пришлось ехать туда почти час. С командой мы... - … мне всё равно. Мне не нужны детали. - Конечно, извини. - Ты жалеешь о чем-нибудь? - Я полон отвращения к себе, но не сожалений. - Хм… Редко встретишь таких людей. - Если бы ты только знал, как я скучаю по семье. Ты счастливец, парень, ты не терял дорогих тебе людей. - Ты ошибаешься. Я здесь, потому что последней каплей стала смерть дорого для меня человека. Я лишился работы и его в один миг. Так смешно смотреть на людей, которые ценили тебя за твой талант, а потом начали ненавидеть в один миг. Люди смешны. От такого откровения стало слегка не по себе, и по телу пробежала дрожь. - Судьба тут совсем не при чем… - Что? О чем ты? - Я сам расчистил себе путь. Я поджег дом. В голосе не звучало страха, не было ни намека на страдание, лишь уверенность, словно звук исходил от металла. - Ты… что? - Я ненавидел их. От моей души не осталось ни кусочка после жизни с ними. Отчим насиловал меня, а после избивал так, что я не мог открыть глаз на следующее утро. Мать… Она продавала меня за еду… Она.. - Хей! - … огонь. Было так прекрасно, когда я сжег этот дом. Всепоглощающее пламя. Нет. Я сжег свою истерзанную душу. Молниеносно появилось желание рассказать и свою историю, хотя бы ее самый конец. - А знаешь, меня бы сейчас не было здесь, если бы не этот чертов врач! Господи, у меня могло бы все наладиться! В ответ не прозвучало ни слова. - Через три месяца после аварии у меня нашли опухоль головного мозга. Единственный, кто мог сделать операцию в нашем задрипанном городе, уволился. А денег на поездки у меня не оказалось. Ему, наверное, надоело лечить таких жалких, никчемных людей, как я. - Хм. - Это все, что ты можешь сказать? Этот сукин сын бросил умирать кучу людей, ждавших его помощи! Как же было его имя… Такого дурацкого имени я никогда не слышал, жаль, что я забыл его. - Не суди... - Только продолжи эту фразу, и ты умрешь раньше, чем тебе бы хотелось! Ветер на несколько секунд стих, как будто давая время перевести дух. Когда эмоции приутихли, раздался еще более спокойный и, казалось бы, трепетный голос. - Знаешь, мы могли бы стать хорошей парой. - Или нет. - Или. Ветер завыл, выветривая из памяти самые жуткие моменты жизни. Голые, сырые ветки поломанных деревьев мерцали белым светом, создавая иллюзию жизни на этой осенней, пустынной набережной. Лишь два темных силуэта были заметны на самому краю массивного заброшенного моста на окраине города. Они держались за ограждения, пытаясь устоять перед сильными порывами ветра, практически уносившими их к совместной мечте. Два силуэта. Ничего больше. Только людские контуры, не требующие детального рассмотрения. Только люди, желающие поскорее встретиться с ледяной водой в пятидесяти метрах под их ногами. Только бы скорее перестать быть силуэтом своей несчастной жизни. Когда собираешься совершить самоубийство, ты мечтаешь сделать это без посторонних глаз. Без свидетелей. Конечно, только в том случае, если ты действительно этого хочешь. Без фальши. Однако бывает и такое, что не только тебя преследует это желание. - Может быть, настало время? - Думаю, что да. Одновременно повернувшись друг к другу лицом, они пытались увидеть черты друг друга, последних собеседников в их жизни, но мрачная, как смоль, ночь не давала им для этого ни единого шанса. Секунда. Обожженные холодным железом руки отрываются от ограды с разницей в несколько секунд. Две. Твое тело, перевешивая, тянет тебя вперед, а ноги скользят по промокшему бетону. Три. В твоей голове наступает истинное осознание происходящего, пульс учащается, а глаза непроизвольно открываются еще шире. Холодный ветер, который так долго заставлял тебя мерзнуть, становиться единственным сопровождающим в мир спокойствия. Четыре. Твое тело встречается с бурлящим потоком воды, по плотности напоминающей бетон. Ты прекрасно осознаешь, что переломал себе большую часть костей, но это уже не важно. Лишь вперед. Навсегда. Пять. Незначительные по громкости шлепки о воду слышны не дальше, чем в двухстах метрах от воды. Дождь медленно сдает позиции, сменяя бушующие порывы ветра на мягкое его веяние. Уже давно в природе не было такого спокойствия.

***

Ни единой мысли в голове, лишь осознание того, что твои легкие, хоть и не без труда, наполняются воздухом, приподнимаю грудь на несколько миллиметров. Казалось, совсем недавно тебе было так хорошо: ледяная вода принимала в свои объятья, заполняя пространство легких. А теперь лишь тяжесть, скованность, боль. Создавалось впечатление, что от организма не осталось ни единого здорового клочка, как будто каждая кость была сломана, а все мягкие ткани покрыты синяками. «Я выжил?» Дикая жажда дала о себе знать лишь при попытке выдавить из себя какой-либо звук. Губы высохли и начали трескаться от недостатка влаги в организме. «Я выжил». Внезапно голова начала гудеть, словно кто-то включил радио без точной станции. Через некоторое время стали проявляться истинные источники этих звуков. Неприятные отголоски преобразились в голоса двух людей. Не все удавалось распознать досконально, но это не было необходимым. - … прекрати, ты знаешь, что мы в этом не виноваты. Габриэль самолично подписал бумаги, и ты не хуже меня знаешь, что он хотел этого.. Очень спокойный, но в тоже время встревоженный баритон был оборван резким голосом с хрипотцой. Было похоже, что человек говорил, превозмогая сильную боль, перебарывая себя из последних сил. - Пошел ты к чёрту, Кроули. Если бы ты дал мне возможность переубедить его, он бы сейчас был жив, я бы сделал все как нужно. Пытаться справиться с огромном спектром боли и вместе с этим вслушиваться в детали разговора было за гранью реальности. Этот голос явно был мне знаком. Но откуда? Вода. Срочно. - Мммоды.. Если не выпить хоть что-нибудь сейчас же, то горло и дальше будет пылать огнем. - Помоги ему! - Сейчас я позову медсестру… - Так и знал, что ты не годишься ни для чего, кроме принятия подарков от пациентов. Через какое-то время комната наполнилась людьми, они подходили к больным на других койках, будто бы игнорирую койку у самого окна. Койку человека, которой должен был лежать сейчас в земле, а не на жутко неудобной постели. Мою собственную. - Приоткрой рот. Наконец-то одна из сестер принесла воды, которая была мне так необходима. Первые секунды я не мог поверить, насколько невероятно это ощущение. Практически эйфория. Когда из палаты, словно рой пчел, вышел медицинский состав, снова наступила благословенная тишина. Это затишье оборвал уже до боли знакомый голос, на этот раз принявший более четкие очертания. - Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Почувствовав облегчение от глотка воды, я смог попробовать произнести хотя бы несколько слов. - Мне тоже. Опухоль. Не вчера - значит, завтра. Не завтра, так через неделю. Смерть ходит за мной по пятам. И зачем.. - … я только выжил. Одна мысль на двоих, одно не исполнившееся желание. - Что? - Зачем я выжил? Господи, зачем ты оставил меня здесь?! Я больше не хочу открывать глаза… Он что, плачет? Нет, только не это. Сил почти не было, не говоря уже о том, чтобы тратить их и успокаивать его. Нужно было хотя бы увидеть, как выглядит человек, с которым я разделил второе рождение. Повернув голову в сторону тихого, горького плача, я заметил мужчину лет тридцати, с черными, как та злосчастная ночь, волосами, с кровавыми подтеками по всему телу и загипсованными ногами. Его лицо было красным от слез, но когда он успокоился и приоткрыл глаза… они оказались небесно-голубого цвета. Вероятней всего, я никогда не видел такого насыщенного цвета. - Ты спрашивал меня, жалею ли я о чем-либо, и я понял, что да, скорее всего, да! Сэмми все время грезил о том, чтобы жить в лесу. Отец построил ему что-то наподобие хижины в лесной чаще недалеко от нашего дома. Паршивец перетаскал туда всю свою комнату.. За день до аварии он позвал меня к себе в гости. Придя туда, я увидел фото мамы на столике возле окна... Сэмми выкрал фото из моей комнаты, только он знал, где я храню его. Я был так зол, что разнес там фактически все! Это был единственный снимок, который остался после ее смерти… В ответ опять прозвучала лишь тишина. Удивительно, как таким прекрасным, красивым людям достаются омерзительные судьбы. Неожиданно объект моего пристального внимания повернулся ко мне, слегка приподняв уголки своих губ. - Возможно, у тебя есть шанс вылечиться. В это клинике хирурги - прекрасные специалисты, поверь мне. Его голос звучал безумно тоскливо, но вместе с тем удивительно успокаивающе. Так захотелось смеяться, но не было желания снова чувствовать боль. Только не сейчас. Черт, как же болит голова. - Именно в этой клинике мне сказали, что есть только один хирург, способный это сделать. - Точно.. Ты говорил мне об этом вчера. Что ж, можно найти другие... - Парень, подумай лучше о своих проблемах. У тебя их не меньше. Нужно попросит таблетку иначе я долго не протяну. - Это точно… - Кстати, помнишь, я говорил тебе о том, что у этого сукина сына было забавное имя? - Нет, если честно. - Так вот, его звали Кастиэль. Представь себе. Кто в здравом уме мог назвать так своего сына... Легкая усмешка вызвала новый прилив головной боли. - Жаль, фамилии не помню. А нет, стой, вроде бы.. - … Милтон, время принимать таблетки. Удар сердца. - Его фамилия была Милтон. Мужчина, лежавший на соседней койке, стал чернее тучи, его брови начали хмуриться, а лицо, покрасневшее от слез, приняло багровый оттенок. Головная боль стала нестерпимой. В этом момент мне казалось, что мой крик услышали абсолютно все в этом отделении. В твою голову забивают горящие гвозди. В твоей голове нет места мыслями. В твой голове исключительная, невыносимая боль. Боль и темнота. Сэмми, как же тебе было холодно.