will you still love me tomorrow?

Коннор остаётся до полуночи, они почти (вообще) не говорят, изредка переглядываясь, и этого достаточно, абсолютно точно достаточно для такого оборванного и неуверенного начала. Он пьёт кофе медленно, будто пытаясь понять, что Коннор пытался этим сказать. Понять, откровенно говоря, получается из рук вот плохо, почти паршиво, но Трою кажется, что это действительно начало. Новое, больное, словно игра в сапера, но этого ему хватает, чтобы сердце упорно продолжало подталкивать воспоминания из детства (и не совсем). Счастливые воспоминания — настолько, что внутри всё дрожит. Трой игнорирует боль потери (того, что было когда-то), закрывает глаза и улыбается. * Трою всего пять. Они оба, вообще-то, чересчур маленькие, вредные и неугомонные, но Коннор всегда знал, что такое правила и знал, когда и за что нужно отвечать. Трой же понимает это чересчур смутно, поэтому не спать до — только подумать! — полуночи кажется ему вполне большим и очень-очень-очень вредным делом. Лорелль в ответ лишь, подмигивая, улыбается и включает эпизоды Тома и Джерри на кассете — такая спокойная реакция почти что злит Троя (он искренне надеялся на что-то, за что его потом могут наказать. Ну, если поймают, конечно). Но, знаете ли, горячий какао с зефиром кажется вполне удовлетворительным и успокаивающим, так что никто не может винить его в том, что он довольно мурчит; Коннор в ответ хихикает, осторожно потягивая напиток из своей чашки и совсем не заинтересованно поглядывая на телевизор. Трой закатывает глаза. — Ну же, Кон! — зовёт он, тоже делая глоток и какао обжигает язык, но это не столько больно, сколько добавляет интереса и вкуса. — Я знаю, что я интереснее чёртовых мыши и кота. Коннор в ответ шикает. — Во-первых, не ругайся, Лорелль может услышать, ну, — качает головой он. — А во-вторых, ты интереснее не только мыши и кота, но и всех людей в мире вместе взятых. Только сильно не хвались. Трой хихикает и кладёт свою голову другу на плечо. — И я тебя люблю, Конни Франни. Так они и засыпают, в гнезде из одеял и объятиях друг друга, стоит только стрелке часов шагнуть за полуночь. * — Все мои любимые разговоры всегда случались после полуночи, знаешь, — говорит Коннор, и Трой распахивает глаза, выныривая из облака воспоминаний. Ещё пару мгновений назад ему почему-то совершенно точно казалось, что они вместе вспоминают одно и то же. Ему приходится вновь понять, что прошло слишком много времени с того момента, как они были практически одним целым, неразрывными и неразделимыми. Но Коннор говорит это так легко, так спокойно и плавно, будто этого перерыва в полтора года и вовсе не было, будто ссоры и вести, после которых всё пошло наперекосяк никогда не существовало. Ни в этой, ни в любой другой Вселенной. Трой отставляет чашку в сторону и пожимает плечами. Он не знает, что на это можно ответить. Я слишком устал для откровений, тонет в уютной и нужной тишине. — Знаешь, — Трой знает, что им обоим нужно выговорится, поэтому говорит прежде, чем успевает всё хорошенько обдумать. Даже если всё сказанное сегодня не будет иметь никакого значения в «завтра». Именно поэтому Трой говорит сейчас. Чем меньше уверенности, тем быстрее нужно всё сделать. Как оторвать пластырь. — Весь этот год был таким тяжёлым, Коннор. Коннор отшатывается, будто от мощного потока воздуха, распахивает глаза. Трой помнит Коннора — пусть тот и поменялся, этого всё ещё недостаточно. Трой знает, что выкачал этой правдой из лёгких парня весь воздух. Знает, что Коннор не ожидал, но Трой слишком устал хранить всё в себе. Коннор отводит взгляд, осторожно пожимая плечами и пытается криво улыбнуться в ответ, но Трой знает, что этот ответ чёртова ложь, чёртово нежелание говорить, и… Трой просто принимает это. У них было море времени молчания, так что, он вполне сможет вытерпеть ещё столько же. — Я знаю, Трой. Поверь мне, я знаю. * Когда Коннор уходит, на часах около половины первого, и Трой не может ровно дышать. Его дыхание сбивается, а сердцебиение ещё как минимум неделю не придёт в норму, но его моральное состояние, кажется, в порядке — сегодня Коннор не разбил (не сумел разбить) его сердце. Трой закрывает глаза, заползая под одеяло, и что-то в его груди нещадно жжёт, будто пытаясь согреть не только его — весь этот мир и ещё пару Вселенных за компанию, но всё относительно в порядке. Он выдыхает, слизывая с верхней губы остатки сладости кофе. * Он спит почти двенадцать часов и это лучшее, что случалось с ним за последнее время, потому что он чувствует себя отдохнувшим и не разбитым. А это важно, потому что он впервые ощущает, как его сердце начинает заживать. И, пускай, шрамы, скорее всего, останутся, он впервые ощущает, что когда-нибудь станет в порядке. Что когда-нибудь вновь сможет любить и чувствовать что-то большее боли. И это дарит ему какое-никакое, но всё-таки облегчение. * К вечеру он осознает, что уже завтра Рождество. И ох, вау, он знает, что завтра ему придётся сидеть рядом с Коннором как минимум часа два, знает, что завтра ему придётся терпеть ностальгическое настроение родителей, знает, что ему самому придётся вспоминать, а от этого внутри вновь просыпается тревожное чувство. Потому что, пускай вчера вечером всё было хорошо, пускай вчера вечером они оба вроде как были в порядке, пускай вчера вечером всё казалось таким, будто ничего не происходило, пускай вчера вечером он думал, что у них есть новое начало. Но Трой знает, что это всё-таки произошло. Трой знает, что это всё поменяло между ними, и как бы им не хотелось, что всё было как раньше — или хотя бы в порядке, — но ничего уже не поменять, и это почти сбивает его с ног вновь. Он рисует на руке крестик как предупреждение о том, что прошлое должно оставатсья в прошлом, но это не имеет значения, когда твоё сердце разбито. А затем натягивает куртку и одну перчатку, второй рукой набирая Каспару «мы отправляемся покупать подарки на Рождество, и мне плевать, если у тебя уже всё куплено!» Тот отправляет смайлик с изображением полного отвращения на лице. Это заставляет Троя улыбнуться. * Джо и Каспар подъезжают к нему через пятнадцать минут, со стаканчиками кофе в руках и без шапок, но Трой лишь закатывает на это глаза, улыбаясь и, возможно, даже немного хихикая, и заваливается на заднее по улюлюканье Каспара. Он принимает из рук Джо свой имбирный чай вместе с благодарностью, а Каспар включает Artic Monkeys по радио чуть громче, так что Трой с наслаждением делает первый глоток. А затем закрывает глаза и понимает, что они не двигаются. Он хмурится и зовёт Джо: — Почему мы не трогаемся? Тот удивлённо приподнимает брови. — Ты не в курсе? Коннор попросил подвезти его до торгового центра и на почту. Пообещал взамен расцеловать мои ноги, но я подумал, что это чересчур, — Сагг играет бровями, заставляя Каса смеяться. — И предложил ему целовать мои руки. Чёрт. Трою совершенно не смешно. * — Чёрт. Коннор, что, поедет с нами? — и, да, это совершенно не весело, потому что он хотел расслабиться, отдохнуть, забыть обо всём, что его нервирует, забыть о Конноре, но теперь ему придётся мириться с ним и это… Это нервирует. — Эм. Я думал, у вас всё окей? Коннор писал, что не мог ответить вчера из-за того, что был у тебя. — Эм. Ага. Всё хорошо, — говорит Трой, но всё равно закусывает губу, но одёргивает себя, делая глоток чая. — Так вы… — начинает подводить тему Джо, загадочно улыбаясь, но Трой прерывает его, потому что он устал от того, что все думают, будто его проблемы можно решить мановением волшебной палочки и двумя чашками кофе. — Нет. У нас всё как было, так было, ладно?! — и, да. Именно в этот момент Коннор открывает дверь. * Даже Каспар перестаёт подпевать, а Трой только и может, что опустить взгляд в ноги, и это тягучее молчание повисает на несколько бесконечных мгновений, но, господи, храни Сагга. — Привет, Коннор, — натягивает улыбку тот. — А Трой как раз собрался с нами за подарками к Рождеству. Коннор болезненно (Трой не может заставить себя думать, что это не из-за него, потому что знает, что, да, это он виноват в этих перепадах настроения Франты) хмыкает, но заползает в салон, захлопывая дверь. А затем приподнимает брови и поворачивается к Трою. — Правда? Ты до сих пор ничего не купил? Трой пожимает плечами. — Ну, изначально я собирался пойти на какую-то вечеринку вместе с парнями, — Трой кивает на сиденья впереди. — Но родители заставляют меня остаться на ужин с Франтами. Трой почти слышит, как сердце Коннора в очередной раз болезненно бухает вниз, и от этого его собственное ныряет куда-то вниз с почти беззвучным бах. — Оу, — Коннор не знает, что сказать, а Трой уже почти слышит упрёки Джо по типу «ты абсолютный мудак, и мне тебя абсолютно не жаль». Трой правда любит своих друзей. — Ну, если ты не хочешь, я могу поговорить с Шоном и Лорелль… — Не говори глупости, — пытается натянуть улыбку Трой. — То, что я пропускаю толпу пьяных подростков и горы халявного алкоголя не значит, что они важнее мне ужина с твоей семьёй, ладно? — ужина с тобой, глотает Трой своей неловкой улыбкой. — И только то, что родители заставляют меня, не значит, что мне эта идея не нравится. Я просто строил другие планы. У Коннора на лице, наконец, появляется какое-то подобие на настоящую улыбку, и Трой почти видит, как Джо ставит галочку напротив имени Меллета. Трой бы поставил такую, уж точно. А мысленно — уже поставил. * Трой покупает подарки всем буквально за час, и хоть они с Джо и Касом договораивались обойтись в этом году без них, Трой не удерживается и берёт им какие-то дурацкие значки. Единственный, кто остаётся без подарка, Коннор, и Трой знает, что это неправильно, потому что подвеска обжигает кожу его шеи ментально, но он просто теряется в выборе, не зная, что из вещей скажет, что они не могут быть слишком близкими друзьями, но статус дальних знакомых его вполне устраивает. Трой знает, что это, конечно, ложь. Трой смотрит на крестик на своей руке и выдыхает. Он покупает набор из трёх ароматических свечей и надеется, что это не будет значить слишком много. (Коннор посылает ему чересчур тёплые и нежные улыбки, всё же наполненные каплями печали, и Трой не знает, как ему вытерпеть тот факт, что они больше не друзья, просто не знает).