Между прошлым и будущим (Доминат-2)

Лайдос положил ноги на перила веранды. Ржавый металл обиженно скрипнул, шелохнул виноградные листья, дарившие благословенную тень. С высоты второго этажа залитый беспощадным солнцем КПП был как на ладони – перед закрытыми воротами стоял служебный автобус, доставивший командированных в «оранжевую» зону отчуждения. Судя по припаркованной цепочке машин, сегодня прибыло пополнение к энергетикам, геохимикам, плюс свежая смена работников дезактивационного пункта. Пятнистый джип дожидался капитана Скворцова из «красной» зоны. Лайдос знал, что сейчас внутри КПП десятник Гарт сканирует голограммы на пропусках командированных и постоянных работников, а трое рядовых наблюдают за прибывшими, не опуская стволов автоматов. Сигнал тревоги – настоящей или ложной – мог прозвучать в любой момент. В отдельном батальоне оперативной охраны исповедовали принцип: «Лучше перебдеть, чем недобдеть», и при малейшем подозрении укладывали визитеров лицом в пол – неважно, что документы проверяли при въезде в «желтую» зону. Лучше перебдеть. Лайдос отхлебнул горячий чай, отставил чашку и прищурился. Гарт вывел на ступеньки мужика в штатском, указал рукой прямо на дом. «Наверное, землянин, к Андрею с Виктором, - подумал Лайдос. – Они говорили, что биохимик должен приехать». С биологами-землянами он соседствовал, и, можно сказать, дружил. В зоне отчуждения, где у отдельного батальона оперативной охраны есть право на выстрел, не сильно-то поиграешь в рабов и господ. Да и биологи нос не драли, за спиной, конечно, называли нехристем, так на правду-то чего обижаться? Нет бога выше Меллиана, и да пребудет с нами прощение его отныне, и присно и во веки веков. А земляне пусть как хотят, так и называют. Андрей, занимавшийся какими-то исследовательскими работами по замедлению деления раковых клеток, был мужиком пробивным. Он-то дом в относительный порядок и привел – не своими руками, конечно, от мобильных дезактиваторов работяг пригоняли. Ободрали штукатурку в квартирах на втором этаже, приварили к веранде солидную внешнюю лестницу с широкими железными ступенями, прочистили канализацию, наладили водопровод. Проводку так и не заменили, висела соплями, и надо бы к энергетикам пойти, проставиться, бухту провода взять, да всё недосуг. Андрей с Виктором сбежали в дом из типовой мини-казармы, рассчитанной на десяток бойцов, и Лайдос их прекрасно понимал – не жизнь там для любовников. Он и сам охотно из такой же казармы смылся: на первом этаже зимой из входной двери дует, никакая ширма не спасает, на второй попробуй залезь и спустись по канату – раскаленный булыжник под зад тому, кто придумал взбодрить солдат физкультурными упражнениями. Биотуалет за месяц переполняется, а сменного контейнера еще дождись, надо выходить до ветру. А самая беда от соседей привалила: десятник Тан заповеди выполнял исправно и партнера ебал без пощады, хотя вокруг, на тысячу километров, не было ни одного храма, ни приора – как будто проверит кто или исповедоваться надо. Но Тан, то ли таивший в душе страх перед гневом Меллиана, то ли вошедший во вкус владения безропотным телом, причинял боль партнеру самозабвенно и истово, жаль, достойного ответа не получал. Лайдос уже через месяц от криков снизу до трясучки дошел. В памяти ожило всё, что пытался забыть, изматывая себя гнетом будней, то, от чего бежал в зону отчуждения – не ради сокращения срока службы, ради иллюзии безопасности. От стонов и жалобных просьб мороз кожу прохватывал, так и казалось, что на плечо ляжет тяжелая рука, и Эльб шепнет: «Сегодня твоя очередь». Предложение Андрея переехать было истинным спасением. Позже земляне признались, что не знали, как и чем заманить в дом реммиарца, вооруженного лазерной винтовкой, чтобы обезопасить себя в случае нападения ворон-мутантов. - А ты взял и сразу согласился. Мы так обрадовались. Виктор этих ворон боится до судорог, видел, как они работягу живьем расклевали. Страх Виктора Лайдос понимал – у самого полный мешок страхов, только успевай затягивать горловину. Они нормально сжились: не в одной комнате, не на одной кухне толочься. Иногда пили чай на веранде, иногда вместе отмечали праздники алкоголем. В третьей квартире никто подолгу не задерживался, и это даже взбадривало – появление нового жильца означало волну сплетен, подглядывания, догадок. «Интересно, этот биохимик здесь поселится или дисциплинированно отправится в казарму при исследовательском корпусе?» Лайдос отставил чашку, вгляделся в приближающуюся фигуру. Предполагаемый биохимик явился в зону налегке: небольшая сумка и продуктовый пакет из супермаркета. Пришелец шел уверенно и размеренно, прикрывая лоб ладонью, от солнца. Походка, рост, сложение – все это вдруг отозвалось давней болью. Тот, кто шел к дому, напомнил ему Эльба, его храмового партнера, пропавшего без вести восемь лет назад. «Глупости, - уверил себя Лайдос. – Он поднимется по лестнице и морок развеется. Начнется натужно-вежливый разговор, потом, вечером, сядем бухать, и водка развяжет землянам языки, а я буду молчать и посмеиваться над своей ошибкой». Пьянки за знакомство заканчивались одинаково: вновь прибывшего, разморенного долгой тряской в автобусе, водка вырубала первым. Его оттаскивали в квартиру, убирали со стола посуду, желали друг другу спокойной ночи, а потом... потом Лайдос, на которого алкоголь действовал как стимулятор, начинал бесцельно бродить по комнатам, искать на полках стеллажа пересохшие сигареты, выходить на веранду, чиркать зажигалкой и курить, прислушиваясь к звукам, доносящимся из открытого окна. Андрея после водки пробивало красноречие. Он разговаривал с Виктором, с членом Виктора, с яйцами Виктора – поток нежностей вперемешку с грязными ругательствами лился, как песня из репродуктора на плацу. Иногда это было смешно. А иногда возбуждало до боли в паху, и Лайдос, положив руку на ширинку, позволял себе помечтать. Помечтать о землянине, который лицом и властностью рук похож на Эльба, а повадками – на Андрея. Лайдос вздрагивал, представляя, как землянин валит его на спину, упрашивая: «Дай, дай пососать, лежи тихо!» и кончал под стоны Виктора, пачкая белье. Короткое наслаждение сменялось приступом раскаяния: «Зачем вышел? Зачем слушал? Зачем согрешил?» «Зимой проще. Зимой закрыты все окна и двери...» Зачем врать себе? И зимой грешные мысли не выходят из головы, ладонь сжимает член, приподнимая одеяло. Грохот металла сообщил – пришелец поднимается по лестнице. Лайдос снял ноги с перил, подобрался. Шаг, еще шаг... сейчас закончатся виноградные заросли и можно будет разглядеть лицо. Чашка разлетелась горстью бесполезных черепков, мятная лужа растеклась по железу. «Эльб!» Храмовый партнер Лайдоса выделялся в строю или толпе реммиарцев, как голубь мира в стае ворон-мутантов. Редкий для их расы генетический дефект – избыток желтого пигмента – делал его и приметным, и привлекательным для соотечественников. На янтарные волосы и зеленые глаза Лайдос в свое время и купился. Да и сейчас дрогнула не только рука, выпустившая чашку. Сердце тоже дало сбой. Все так же пригож. Нет, стал еще краше – как выдержанный временем коньяк. - Вечно ты мусоришь под ноги, - глянув на черепки и лужу, поморщился Эльб. – На. Сунь уши в холодильник и замочи горох. Ароматно пахнуло копченостями. Лайдос перехватил протянутый пакет, продолжая отмечать изменения – Эльб, и прежде выделявшийся ростом и статью, заматерел, как хорошо откормленный хищник. На виске багровел свежий шрам, янтарь волос разбавили седые волосы, прятали сетку рубцов. - Лайдос, - Эльб не поднялся на площадку, стоял на последней ступеньке – так они смотрели друг другу прямо в глаза, - пошевели жопой, пока уши не протухли. Как и прежде, Лайдос под зеленым взглядом поплыл, потерял волю. Встряхнул пакет, пошел на кухню, слыша шаги за спиной, ежась в ожидании подвоха. И только когда сунул сверток с копчеными свиными ушами в холодильник, стряхнул наваждение. До спальни, до замкнутой на отпечаток пальца оружейной стойки – пятнадцать шагов. Он не нацелился в лоб, опустил ствол в пол. Пока. - Документы на стол. Отойди на три шага и положи руки на затылок. - О, бравый сотник вспомнил о бдительности! Проверяй, Лайдос. Не жалко. Пообещав себе отнести документы под сканер и прогнать во всех режимах, Лайдос изучил содержимое вместительного бумажника, брошенного на стол. Мельком глянул на банковские карты – межгалактическая и земная, развернул приложение к пропуску. Эльб-эт-Инев явился в зону для встречи со своим партнером Лайдосом-эт-Велле. Цель визита: «Обсуждение вопроса о продлении храмового контракта». К разрешению на временное пребывание в зоне кто-то прикрепил ксерокопию их свидетельства о заключении союза – дата неумолима, через три месяца будет десять лет. Последние годы – относительно безмятежные – Лайдос прожил в уверенности, что его храмовый партнер мертв. Иначе объявился бы – давно уже обменяли всех, кого в плен взяли во время пшерского мятежа. Лайдос считал себя свободным от храмовой клятвы и не собирался заключать новый контракт: для того и добился перевода в зону, забился туда, куда приоры не дотягиваются. И надо же так... всего-то три месяца осталось! Надо же так... Он открыл военный билет, впился взглядом в строки и похолодел. Чередующиеся семерки и восьмерки в номере в/ч. Корпус Стражей Меллиана. Элитная охрана высшего духовенства. Вот, значит, где партнер пригрелся... неужели Рууд так высоко взлетел и любимца за собой протащил? Лайдос осторожно вернул документы на стол. Наводить винтовку на стражника Корпуса было глупо и опасно. Еще глупее было бы начать перечить или хамить. «Ну, Эльб! Подосрал так подосрал! По полной программе!» - Насмотрелся? Тогда замочи горох и поставь греться воду, – партнер вроде бы покорно держал руки на затылке, но, каким-то образом, ухитрялся командовать. – И поставь сразу две кастрюли. Уши, перед тем как скоблить, надо ошпарить кипятком. *** Убить голыми руками оказалось проще простого – свернул шею, как тренировочному манекену, только хруст противный раздался. «Вот и всё... – опуская тело на камни, понял он. – Если не петля, то тюрьма». Он поправил съехавшую с плеча лазерную винтовку и пошел куда глаза глядят, размеренным шагом. Какая разница, где арестуют? А рядом с трупом не хотелось оставаться. Где-то вдалеке раздался оглушительный взрыв. Твердь содрогнулась, небо заволокли клубы пыли. Он пересек поле, достиг опушки леса и присел на траву. Ветер донес запах гари, мелкие хлопья белесого пепла – может быть и радиоактивного. Инстинкт требовал сорваться с места и бежать, бежать прочь от опасности. Но он только подобрался, обнял колени и уткнулся в них лбом. Не сбежишь ни от себя, ни от военной, ни от храмовой полиции. За спиной захрустели ветки. Из горящего леса вышли шестеро бойцов – без знаков отличия, с оружием, в серебристых костюмах высшей наземной защиты с непонятной эмблемой «ШЛЮП». Лица скрывали шлемы с тонированными щитками, но он сразу понял, что это земляне. Такой экипировки у пшеритов и реммиарцев не было, а у павианцев защиту окрашивали в черный цвет. Старший вскинул руку, останавливая группу. Подошел ближе, поднял щиток: - Скучаешь, Аленушка? Документы! Точно, землянин. Он встал по стойке смирно, протянул военный билет, услышал удовлетворенное бурчание: «Ага, нехристь», потом, громче, видимо, во встроенный в шлем микрофон: - Феликс Эдмундович, нам тут реммиарец попался. Какой-то нетипичный, рыженький. Но для галочки-то сойдет? Да, военный. Молоденький, двадцать два годка. Есть, сейчас флаеру сигнал выставлю. На, держи! Последние слова адресовались ему. Он забрал военный билет, увидел мелькнувшую в глубине шлема белозубую улыбку. Следующий вопрос удивил: - А звать по-нашему тебя как? - Лев, - ответил он, недоумевая – не познакомившись, не расстреливают? После выматывающего пятичасового кросса по пересеченной местности – сквозь пожары и дымящиеся руины поселков, в неудобном и тяжелом защитном костюме – он почти пожалел, что его не расстреляли. Старший, которого в переговорах по связи называли Бором, трижды отругал его за попытки почесаться: «Датчики сорвешь, мудила!» А как не чесаться, когда нещадно колет подмышками и в срамных местах, будто вшей они в этот костюм напихали? Бег закончился у «колючки» космодрома. Через поле не пошли, погрузились во флаер с загадочной эмблемой – похоже, тот, который для него костюм доставил – и, через десять минут, приземлились возле небольшого космического корабля. Старший поднял щиток, крикнул встречающим: - Ну, что, Феликс Эдмундович? Хватает вам материала или вторую группу гнать? Три часа в запасе есть, я только что со Штабом связался. - Не надо вторую, Боренька, записали с избытком. Дай-ка мне сюда этого нехристя подобранного, я на него поближе взгляну. Эльбу помогли снять шлем. Землянин – пожилой, властный, породистый – внимательно всмотрелся ему в лицо, взъерошил волосы, провел пальцем по брови, задев скулу прохладными перстнями. - Интересно. Приведешь мне его в кают-компанию, Боренька. После того, как переоденетесь и душ примете. Эльб с наслаждением искупался, надел чистую серую униформу – на нагрудном кармане все та же эмблема «ШЛЮП» - и под конвоем Бора-Бориса отправился в кают-компанию. На допрос. Допрос начался странно. Старик оторвался от ноутбука, велел сначала рубашку снять, поднять руки, а потом – спустить штаны. - Вот оно, похоже, в чем дело... термочувствительная ферментация. - Больного поймали? – обеспокоился Борис. – Ну кто же знал, Феликс Эдмундович? Я не специально! - Это не болезнь, Боренька, это генетическое расстройство. - А не один ли хрен? Эльб заметил, что по отсутствию подчиненных Борис стал себя вести более развязно. - Немножко не один, - усмехнулся старик. – Мальчик здоров, хоть паши на нем, хоть в космос в ржавом ведре запускай. А вот анализаторы костюма с ума свести ухитрился так, что в итоге систему неотложной помощи заглючило. У него при повышении температуры тела активность фермента повысилась, примесь в поту появилась, которая неотложке неведома. Костюм его вылечить хотел, да не мог понять – от чего. Видишь, у него волосы в паху и в подмышечной области светлее, чем на груди? Борис скользнул взглядом по придерживающему штаны Эльбу: - Вижу. На голове тоже светлые. А брови и ресницы темные. Полосатик. Он вам что, записи испортил? Надо другого ловить? - Ничего он мне не испортил, - махнул рукой старик. – Костюмы – забота Никонова. По шлему я сразу все отсек и просмотрел, похоже, ферментация зональная. Как там тебя?.. Штаны-то надень. Зовут тебя как? - Лев, господин. - Хм-м... А скажи мне, Лев, у тебя цвет волос и бровей меняется, если на солнце долго пробудешь? Эльб пожал плечами. Вроде нет. Хотя, кто его знает. Можно подумать, он себя в зеркале сильно рассматривает. Побрился, и все дела. - Любопытный случай. Очень любопытный, - старик снова уткнулся в ноутбук. - Всё, Феликс Эдмундович? Он вам больше не нужен? – выждав некоторое время, спросил Борис. – Я его тогда выставлю, пока не взлетели. - Оставь пока, - не отрываясь от мелькающих страниц, пробормотал тот. – Хочу дополнительные данные в программу добавить, костюм еще раз испытать, посмотреть, что получится. - Как прикажете, - Борис заулыбался. – Пойдем, нехристь. Пристрою тебя на откидной койке. Ты вообще как, храпишь? Эльб снова пожал плечами. Партнер никогда не жаловался, но «не жаловался» и «храпишь» - две большие разницы. Военный билет Эльба лежал у Бориса в каюте, на откидном столике. Рядом стояла прислоненная к переборке винтовка. - Ты где служишь-то? – спросил Борис. – Словами говори, не номером. - В охранном батальоне. Объект – исправительное заведение для государственных и политических преступников. - Ага... А что в лесу делал? В позе девушки без пруда? Эльб вспомнил падающее на камни тело и, не совладав с собой, отступил на шаг. Уткнулся лопатками в перегородку и замер под внимательным взглядом Бориса. - Так-так. Интересненько. Эльб ошибся, ожидая допроса в кают-компании. И, отлипая от перегородки, понял – вот сейчас-то и будет самый настоящий допрос.