Это были мы

― Тебе надо поесть, ― Варанья пододвинула к нему тарелку с вафлями, обильно залитыми кленовым сиропом. ― Не думаю, что я голоден, ― в очередной раз упрямо ответил Фенрис. Хотя вафли выглядели весьма аппетитно... Хоук бы даже сказала − очешуительно. Она любила применять это слово ко всему, что вызывало в ней бурный восторг: ровная дорога и отсутствие пробок − очешуительно, пончики с шоколадным кремом и громкая музыка − очешуительно. Как-то раз Мариан назвала очешуительными его глаза... Варанья не выдержала, шумно вздохнула и встала из-за стола. Диванчик, на котором она сидела, натужно скрипнул, пара посетителей придорожной забегаловки обернулись в их сторону. Девушка одернула на себе рубашку и направилась в сторону туалета. Фенрис встретился взглядом с официанткой: та смутилась своего любопытства, потупила взор и продолжила ожесточенно тереть столик тряпкой. Парню снова показалось, что они будто чужие. За ними всюду наблюдали: словно за двумя пришельцами из другого мира. Смотрели, шептались за спиной, показывали пальцем. Думали, что незаметно. Но для них это было очевидно. Всегда. Фенрис поморщился от внезапно пришедшей боли. Ноющая, скулящая, она не прекращала донимать его с раннего утра. Варанья предложила викодин. Одна таблетка помогла, но как выяснилось, временно. Вторую он принимать не торопился: сестра заверила, что у него был максимум в целых четыре, прежде чем начиналось отравление. Но ему не хотелось проверять это на практике. Вместо этого он попытался отвлечься. Взгляд заскользил по нехитрому убранству помещения: по периметру расположились столики с красными диванчиками, за одним из которых сидел он сам, барная стойка, сразу за ней стеллаж с выпивкой, дальше − окошко, ведущее в кухню. В нем вдруг показался силуэт повара: мужчина поставил на столик поднос с двумя высокими стаканами, украсил их десертными вишнями, воткнул широкие трубочки и тренькнул в звонок, оповещая официанта. Фенрис пригляделся. Девушка бросила протирать столы, подхватила заказ и быстро понесла ожидающим посетителям. ― Шоколадный! Мой любимый! Спасибо, пап! ― девочка лет семи с восторгом принялась за напиток. ― Наслаждайся, утёнок, ― напротив ребенка сидел мужчина в клетчатой рубашке и солнечных очках. Не торопясь, продолжая улыбаться маленькой дочери, он присоединился. ― Отличный коктейль, не правда ли? Девочка радостно закивала, и Фенрис досадливо отвернулся. Неужели еще пару часов назад он был уверен в том, что сможет с этим справиться? Напоминания о Хоук преследовали везде. ― Даже не притронулся, упрям, как и всегда, ― Варанья вернулась и с шумом уселась напротив. ― Что с тобой не так? ― спросила она, пристально на него уставившись. Парень поймал её взгляд. Он заметил это еще в машине: ни с того ни с сего, Варанья начинала нервничать. На этот раз она затеребила в руках салфетку. Что-то во внешности? Фенрис не мог вспомнить, как сестра выглядела раньше. Девушка нервно улыбнулась, а затем тут же нахмурилась. ― О чем беспокоишься? ― она выглядела немного возбужденной, при этом оставаясь бледной, как полотно. Фенрис задумался, для чего она отлучалась в туалет. ― О чем мне беспокоиться? ― вопросом на вопрос ответил он. ― Ты у руля. Варанья потерла виски пальцами. Фенрис насчитал, что она сделала это в четырнадцатый раз. ― Гадаешь, почему я оставила Хоук в покое? ― девушка сжала салфетку в ладони. ― Не волнуйся, мой... Лидер не будет преследовать её, при условии, что получит тебя. У нас были... договоренности на этот счет. Но за ней будут наблюдать, пока ты не попадешь в назначенное место. ― Куда мы едем? ― Фенрис спросил просто так. На самом деле ему было безразлично − куда. Безразлично зачем. Апатия захватила почти все... Кроме мысли, о том, что Мариан может решить искать его. Если она будет его искать... Что они предпримут?? ― Я передам тебя нашим людям. А затем вернусь обратно в лабораторию. Впрочем, прежде чем это случится, я полагаю, у тебя есть вопросы? ― она замолкла, ожидая его реакции. ― Пожалуй, несколько, ― Фенрис хрустнул пальцами, пользуясь случаем, решил подступить издалека. ― Что с моей памятью? ― Начал-таки замечать странности? ― Варанья снова потерла виски и странно повела плечами. ― Скажи мне... на что это похоже? ― На мозаику, ― не задумываясь, ответил Фенрис. ― Части пазлов соединяются между собой, и иногда я вижу что-то цельное. Но потом они распадаются... и я забываю. Так произошло с мамой. Я почти не помню её. Варанья сжала ладони в кулаки. Фенрис не надеялся на такую реакцию, однако, сестра быстро взяла себя в руки, вздохнула. И снова расслабилась. ― Ты почти угадал. Это похоже на калейдоскоп, только в роли импровизированной трубы выступает налкон. А разноцветные частички, формирующие извилины, распределились в мозге. А точнее в гиппокампе, части, отвечающей за долговременную память. Препарат тасует твои воспоминания, перемешивает их в трубе, разноцветные стеклышки путаются, прячутся одни, на смену им приходят другие. Лидеру до сих пор не удалось найти причину. ― Причину, почему я забываю? ― Ты не забываешь, ― Варанья нахмурилась. ― Я называю это провалами в памяти. Временной амнезией, если угодно. Это началось с шестнадцати лет. Нашей группе назначили дозу, в рамках исследования весь наш класс принимал налкон два раза в неделю, но большинство не выдержало в первый же месяц. ― Что с ними произошло? ― спросил Фенрис, и Варанья посмотрела на него очень странно. Если бы не ее усталые глаза, парень подумал бы, что она удивилась. Блеклые ресницы дрогнули, она несколько раз моргнула. Парень понял, что вопрос может остаться без ответа, ибо в нем не было надобности. Варанья помолчала какое-то время, затем, порылась в наплечной сумке и извлекла из неё картонный конверт. Повертела в руках, словно сомневаясь, а затем подвинула к Фенрису. ― Я подожду тебя в машине, ― сухо бросила она. ― Чтение не займет много времени, ты сам найдешь то, что тебе нужно. Парень проводил её взглядом. Ярко-рыжие волосы спадали на худые плечи, словно сосульки. Варанья немного сутулилась и шла, зажимаясь, будто от боли. Фенрис заметил, что кофта висела на ней, как на вешалке. Конверт оказался тяжелым. Парень едва приоткрыл его, на стол тут же высыпалась стопка маленьких фотографий. Среди черно-белых потрепанных снимков отыскалось его лицо. Он поднял карточку и поднес её ближе к глазам. Молодой мальчик с волосами, черными, как смоль. У него были неестественно большие зеленые глаза. Неужели Хоук права, и они до сих пор такие же? Фенрис перевернул снимок, посмотрел на слова, выведенные синей шариковой ручкой. Лито, подопытный ноль. Возраст: шестнадцать лет. Были и другие, он помнил их. Одноклассники. Друзья...? Калейдоскоп закрутился, разноцветные стеклышки собирались в узоры. Следом за фотографиями на стол легли личные дела. Имена, фамилии, отметки об анализах, истории перенесенных болезней, записи о родственниках. Он нашел Варанью. В графе отца был записан Джеймс Джонс. Данариус. Имя прозвучало в голове глухим ударом. Сразу же вслед за ним пронесся вихрь боли. Калейдоскоп замер, разноцветные стеклышки задрожали, грозясь лопнуть. Фенрис стиснул зубы, проглатывая очередной спазм. Потемнело в глазах. ― Вам что-нибудь принести, сэр? ― встревоженный голос официантки донесся до него откуда-то издалека. ― Воды, ― прохрипел он, протирая глаза. Через мгновение она поставила к нему на стол полный стакан. Фенрис извлек из кармана желтый пластмассовый пузырек. На этикетке не было надписи, но Варанья имела доступ к аптеке в больнице и могла получать подобные препараты без рецепта. Он проглотил еще одну таблетку, осушил стакан залпом, затем уставился на собственное личное дело. В графе о родителях стояли длинные прочерки. Дата рождения, группа крови, резус-фактор. Перенесенные детские болезни, отсутствие каких-либо аллергических реакций. Результаты тестов по физкультуре. Все в пределах нормы, пациент готов к принятию налкона. Рекомендуемая доза тридцать миллиграмм, два раза в неделю. Серия каких-то графиков, диаграммы. Повышенная сопротивляемость, отличные физические данные. Усиленная регенерация тканей, умеренный тонус мышц. Пациент справляется с показателями выше среднего. Фенрис отложил досье, взял наугад следующее. Сопротивляемость низкая, превышен порог чувствительности. Наблюдается разжижжение костной ткани. Опухоль в левой височной доле. Галлюцинации. Бредовые идеи. Катотонический ступор. Бумаги с шелестом падали обратно на стол. Фенрис бежал глазами по строчкам, отказываясь верить. Смерть в результате кровоизлияния. Пневмония, отёк легких. Испытуемый скончался через шесть месяцев. У пациентки наблюдались видения, помутнения сознания продолжалось три дня. Летальный исход. Задушила себя при помощи связанной жгутом простыни. Клетки опухоли дали обильные метастазы, пациент умер после продолжительного курса химеотерапии. Фенрис отбросил последнюю папку. На столе образовалось две стопки: досье Вараньи и его собственное одиноко лежали с левой стороны. Он собрал документы в кучу, погрузил обратно в конверт. Вопрос о том, кто он, больше не интересовал. Подопытный ноль. Они все были экспериментом. Фенрис оставил деньги за недоеденную еду, встал, кивнув официантке. Та с некоторой опаской кивнула в ответ. Люди боялись их. Чувствовали запах... Старались не подходить ближе. Налкон делал их чужими. Менял что-то в сознании... ― Вспомнил? ― Варанья держалась за руль, сосредоточенно разглядывая дорогу. ― Твое досье заканчивается ничем, ― Фенрис сел в машину и хлопнул дверью. ― Равно, как и мое, но я сбежал, ― он повернул голову в ее сторону. ― А что случилось с тобой? ― Я вышла из проекта. Он захотел, чтобы я с ним работала. Препарат помог мне... лучше запоминать, так я стала полезной. ― Это продолжалось два года. Что случилось потом? ― Фенрис сжал конверт так сильно, что побелели костяшки. ― Тебя увозили... Он решил, что ты подойдешь для его ударной группы. Новый путь, помнишь? ― Что я делал? ― Фенрис понял, что не хотел знать. Но слишком поздно: Варанья не стала молчать. ― Ты убивал. Заметал следы его экспериментов. Избавлялся от родственников и тех, кто, по его мнению, знал слишком много. Ты был удобным оружием... До тех пор... ― До тех пор пока не сбежал? ― Это началось раньше. ― Почему они называли меня Лито? ― Он хотел иметь сына, ― Варанья наклонила голову. Сказанное далось тяжело. ― Думал, что мы его дети... Но потом узнал, что это не так. Мама не сообщила, кто был твоим отцом. Лидер... расправился с ней, забрал нас. Остальное ты помнишь... ― Что он с тобой делал? ― Фенрис коснулся ее плеча неосознанно, почти рефлекторно. Но едва он успел это понять, как Варанья резко отстранилась. Подалась в сторону, схватилась за то место, где секунду назад была его рука. ― Не надо, ― она стала дышать учащеннее. ― Что он с тобой делал? ― парень повторил свой вопрос, понимая, что попал в яблочко. ― Тебе лучше не знать. Тебе лучше вернуться. Чтобы не страдали другие, ― на глазах сестры проступили слезы. ― Он причинял тебе боль? ― Он одержим, Фенрис. Одержим тобой. И ненавидит меня, ― Варанья обхватила себя руками. ― За что? ― За то, что я не ты... За то, что наша мать легла в постель с другим мужчиной, о котором он так и не смог узнать... Это запутанная история. ― Он отпустил тебя! ― воскликнул Фенрис. ― Ты могла бы уйти! Почему ты еще здесь? Зачем ты работаешь в лаборатории? ― От них невозможно уйти. Эта организация обладает властью... и деньгами, ― монотонно отчеканила Варанья. Этот аргумент показался неубедительным. Фенрис раздосадовано откинулся на спинку сиденья. ― От них нет спасения, ― продолжила Варанья. ― Ты сбежал, но... к чему это привело? Разве ты смог начать новую жизнь? ― сестра бросила на него взгляд, но тут же отвернулась. По её щеке скатилась слеза. ― И я не смогла. Поэтому я здесь, и мы едем туда, где все началось. Она повернула ключ в замке зажигания. Парень отвернулся и прислонился лбом к боковому стеклу. Перед глазами поплыли дома, спустя мгновение сменившиеся деревьями и дорогой. От монотонного пейзажа начало клонить в сон. ― Фенрис, ― тихонько позвала Варанья. Ровный гул двигателя заменил колыбельную, задремав, парень не сразу услышал сестру. ― Ты любил ее? ― чуть более отчетливо спросила она. ― Угу... ― И я... ― ему послышалось, что девушка всхлипнула. Но он не стал оборачиваться и проверять свои догадки. ― Я надеюсь, она сейчас в лучшем месте... Варанья замолчала. Машину мерно потряхивало, проносящиеся мимо дорожные знаки почти не отбрасывали тени, Фенрис почувствовал, что вспотел. Время близилось к полудню и на улице становилось все жарче. ― Почему ты оставил для нее послание? Голос сестры донесся будто издалека. Парень поморщился, ведь до сих пор задавался этим вопросом. Он не знал, что его дернуло. В тот момент, когда рука Хоук безвольно повисла, он смотрел на сестру, склонившуюся над ней со шприцем... Она сказала, что Мариан не услышит, как они уйдут. ― Ты был упрямым. И чертовски правильным, я ненавидела тебя за это. Но мама... ― голос Вараньи осекся. ― Мама любила тебя, учителя любили... Одноклассники... Ты рос удачливым. Несмотря ни на что, был оптимистом. Фенрис смотрел на шумные потоки реки: они огибали валуны, сбиваясь в пену, шумя и брызгая в разные стороны. Кругом пахло хвоей и опавшей листвой. Камни были скользкими, но он держал равновесие, упорно перепрыгивая с одного на другой, вслед за остальными. Друзья звали его. ― А ведь и Хоук полюбила тебя… Парень вздрогнул. Калейдоскоп завертелся, сменяя воспоминание. Он увидел перед собой лицо девушки и вдруг понял, что она плачет. Губы дрожат, она просит, чтобы её выпустили. Какие-то люди, хватают, делая больно. Она не может сделать и шага. Захлебывается собственным криком. А затем все погружается в темноту.