Iʼm finished making sense Done pleading ignorance That whole…defense
Это было… больно. Прикосновение отозвалось покалыванием в мышцах, в голове загудело. Он не хотел её напугать и не знал, с чего начать, — в результате они сидели практически неподвижно, молча разглядывая друг друга. — Врачи говорят, что тебе нельзя ничего рассказывать, — голос Хоук прозвучал глухо, и она спешно прокашлялась. — Говорят, что память должна восстановиться естественным образом. — Они беспокоятся за мою голову, — Фенрис тихо усмехнулся в ответ. — С ней действительно происходит что-то странное. Впрочем… Мариан вздрогнула. — Ты что, боишься меня? — удивленно спросил он. В глазах девушки определенно читался испуг, но вместе с тем, она смотрела на него с робкой надеждой, словно ждала какого-то слова или… жеста? На мгновение ему показалось, что он уже видел её лицо таким. Девушка осторожно перевернула кисть ладонью вверх и переплела их пальцы. Фенрис обратил внимание, каких усилий ей стоило так сделать. Она не боялась его при встрече в парке. Что изменилось теперь? — Это дико, — наконец сказал она, словно набравшись смелости. — Ты так близко ко мне и так далеко одновременно! Это сводит с ума! — девушка стала говорить быстрее. — Они сказали — ты хотел убить меня. Они запрещают нам видеться! — её голос дрогнул. — Я ничего не могу сделать. Я устала… Мне… снятся кошмары. Я помню всё, что случилось, но молчу. А что могут эти люди?! Предложить пару бесплатных сеансов у психоаналитика! — Я посещаю такие пять дней в неделю, — тихо усмехнувшись, заметил Фенрис. — И знаешь… Совершенно не понимаю, почему должен хотеть убить тебя. Тебе вовсе не надо этого бояться. Ни говоря ни слова, Хоук придвинулась ближе, и их плечи соприкоснулись. Казалось, что она делала это назло, вопреки всему, что сообщила ранее. Фенрис ждал, что девушка вот-вот выложит ему все события из прошлого, наплевав на советы врачей, но Мариан осеклась и поджала губы. Он по-прежнему не отпускал её руку. Не покидало странное ощущение правильности происходящего. К нему словно вернули какую-то давно забытую часть, он не ошибся, Мариан действительно была ключом ко всему, что с ним происходило. — Скажи… — начала было она. — Мм? — Ты говорил, будто вспомнил что-то, в парке. Что именно? — Мы ехали в машине. Я помню играющую песню. Помню ветер и яркое солнце. Помню тебя. — Это был хороший день. — Хоук положила голову к нему на плечо. — Один из лучших в моей жизни. Я никогда не чувствовала себя настолько… — Живой? — предположил Фенрис. Он не знал почему, но именно это слово отчаянно просилось к нему на язык. С Хоук он чувствовал себя именно так: она излучала жизнь. — Я очень по тебе скучаю, — спустя минуту молчания прошептала девушка. — Ты мне снишься. — Правда? И что же это за сны? — Будешь смеяться, — он улыбнулся и на мгновение прикрыл глаза, — мне снилось много пончиков с шоколадным кремом. Я проснулся и жутко захотел сладкого. Но в больнице такого не принесут… Хоук подняла голову и внимательно на него посмотрела. Её лицо было так близко, что он мог разглядеть каждую чёрточку: высокий лоб, изгиб бровей, голубые глаза, губы, которые он… целовал? Воспоминание вспыхнуло и тут же погасло. — Хочешь, я принесу тебе? — предложила она. — Мы как-то были в кафе… Фенрис вдруг поймал себя на мысли, что думает о её фигуре. Было мало того, что Мариан сидела рядом, — желание неожиданно оказалось настолько сильным, что ему стало стыдно. То, что они уже были близки, он понял и без воспоминаний. — Пончики с шоколадным кремом, — зачем-то повторила она. — Господа, не хотелось бы вас прерывать, но… время, — голос Джейсона разрезал тишину подобно раскату грома. Ощутишь тепло её кожи на короткий миг, прежде чем вновь возвратиться в хаос. Поддразнивающая иллюзия свободы выбора и воли… Зачем ты мучаешь её? От этих мыслей не становилось легче, но они лезли в голову настойчиво, словно мотыльки на огонь. Хоук отпустила его руку. Врач дождался, пока она кивнет головой и встанет, а затем осторожно прикрыл за собой дверь. Парень мысленно поблагодарил его за тактичность и поднялся следом. — Извини, можно я… — Мариан замялась, и Фенрис, не выдержав, потянулся к ней сам. Её тело показалось ему слишком хрупким, но ладони вспомнили каждый изгиб. Он очертил контуры дрожащих плеч, переместил руки на талию, пытаясь унять желание, — запах волос, который жадно втягивали ноздри сводил с ума. Так было и раньше. Перед глазами мелькали вспышки из образов, слышался её шепот, стон, обрывистые ласковые слова… Он прижал Мариан крепче, и та уткнулась носом ему в плечо. — Ты придешь еще? — спросил он. — Я бы хотела, — Хоук подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Я никогда не причиню тебе вреда, поняла? — Фенрис почувствовал, что вот-вот задрожит вместе с ней. Времени было мало, а отпускать с каждой секундой казалось всё тяжелее. Тем не менее, он сделал это. Глядя вслед её удаляющейся фигуре, парень сжимал руки в кулаки с такой силой, что не заметил, как потекла кровь. Об этом сообщил Джейсон, когда они ехали в лифте. — Пустяки, — Фенрис посмотрел на отпечатки ногтей на ладонях. — Когда она снова придёт? — Ты заставляешь меня нервничать, дружище, — Джейсон усмехнулся. — Надо обождать неделю или две, вдруг чего заподозрят? — Неделю или две… — задумчиво повторил Фенрис. — Но я могу попробовать передавать ей письма. Если хочешь. Он хотел… но не знал, что писать. К тому же, в палате этого было сделать нельзя. Камеры наблюдения не имели обеденного перерыва, а врачи следили за ним почти круглосуточно. Снова пришлось ждать. Фенрис получил карандаш и листок лишь спустя неделю и был вынужден писать послание прямо в спортзале. В голову ничего не шло: он попытался рассказать про свои сны, но потом решил, что Хоук не поймет. В итоге Фенрис отправил письмо как есть, уже ни на что не надеясь: Джейсон забрал бумагу, незаметно сунув её в папку с историей болезни. Через несколько дней Фенрис нашел у себя в палате рисунок: кто-то заложили его между страницами книги, пока он был у врача. Он уставился на листок не вдаваясь в детали, как Джейсону удалось его пронести. Хоук зачем-то схематично изобразила набережную и скамейку: по небу плыли одинокие облачка, светило солнце, на скамейке отчетливо угадывалась мужская и женская фигуры. В ту же ночь Фенрису приснился сон, в котором он ощущал прохладный утренний ветер на своей коже и плеск воды где-то поблизости. ― Уступите даме? ― Здесь достаточно места, могли бы и не спрашивать. ― Я Мариан. Друзья зовут меня Хоук. ― Фенрис ― П-приятно познакомиться. А что ты здесь делаешь в такую рань? Проснувшись, он понял, что насквозь промок от пота. Было сложно вернуться в реальность, запах воды, эхо её голоса ощущались до сих пор и сводили с ума. Все вокруг будто ускорилось: время, чувства, слова, ощущения… Фенрис вскрикнул: в одну секунду всё тело пронзила резкая, вышибающая дух боль. Он обхватил себя за плечи и тут же убрал руки: на ладонях была кровь. Сердце заколотилось как бешеное. Четыре небольших следа от ногтей виднелись отчетливо, но при этом быстро уменьшались в размерах. Он смотрел на них всего долю секунды, пытаясь выровнять дыхание. Выходило слабо. Виски жгло, предплечья казались раскаленными, словно металл на солнце. Вскоре отверстия затянулись, покрылись корочкой и… исчезли. Сердцебиение восстановилось, вернувшись к норме. Вслед за этим тело охватила страшная слабость. Он упал на подушку и уставился в потолок, чувствуя, словно выбился из сил, только что пробежав марафон. Почему он навредил сам себе? Как эти раны смогли зажить так быстро? Налкон вызвал реакцию? Он всего лишь увидел картинку и несколько слов, что они сказали друг другу! Фенрис потрогал свой лоб. Слишком горячий, похоже, у него высокая температура. Вены будто жжет… Замутило. Он не успел добежать до ванной комнаты: едва принял вертикальное положение, как его вывернуло на линолеум прямо перед кроватью. Чертыхнувшись, Фенрис все же встал и прошел в ванную, чтобы прополоскать рот. Ноги были как ватные. Умывшись и посмотрев на себя в зеркало, он взял бумажных салфеток и попытался собрать с пола переваренные остатки ужина. К счастью, их было немного. Это безусловно зафиксировалось на камерах, и Фенрис знал, что с утра первым делом закидают вопросами. Но сейчас ему было плевать. Он вспомнил продолжение приснившегося утра, вспомнил человека, с которым жил. Священника по имени Себастьян. В голову словно заливали жидкость. Мозг плавился от обилия мелких деталей: набережная Нью-Йорка (теперь он был уверен), пустынный утренний парк (он приходил туда каждое утро), девушка в кожаной куртке (цепкий, но такой печальный взгляд). Утро, которое изменило его жизнь. Белые стены в его комнате, всюду пустота, музыка, белая кошка (любит спать на спинке дивана). У него нет вещей, он совсем один. Страх. Обреченный на скитания, пытается понять, как выглядит мир, но мир не понимает его. (Она бы смогла!) Тишина. Звуки выстрелов и ударов. Все случилось слишком быстро! — А теперь вымой свой рот! Вымой свой грязный, поганый рот, маленький дьяволенок!— Я не боюсь тебя… Ты не причинишь мне вреда.
— Я знаю о тебе все. Ты грешник, родившийся с отметинами дьявола. Демоны касались тебя в утробе матери, она выносила плод, который был проклят еще до зачатия.— Что они с тобой сделали?!
— Знаешь, что будет с такими, как ты, мальчик мой? Такие как ты становятся убийцами. Вы не заслуживаете жизни. Вы ничтожества. Молитвы вас уже не спасут.— Я так хотела быть счастливой, и ты ведь тоже, правда? Ты хотел быть счастливым, ты написал, что был счастлив со мной, по-настоящему! Почему ты молчишь сейчас?!
— Тебе больно из-за нее. Стоит только захотеть, и мука прекратится. Она виновата в том, что случилось, мой мальчик. — Господин Фенрис, проснитесь! Да проснитесь же! — его разбудила медсестра. В палате было светло. Голова трещала так, словно вот-вот расколется или лопнет. Сев на кровати, он машинально пошарил рукой под матрасом. Рисунок Хоук исчез. Ему вдруг подумалось, что всё это было одним длинным и странным сном. Мысли давались тяжело, тело будто дрейфовало где-то на поверхности бассейна. Что нужно делать? Что говорить? Медсестра измеряла давление и температуру. Фенрис даже не следил за её действиями, подчиняясь уже по привычке. Все, что он хотел — оказаться подальше. Как можно подальше отсюда и с пустой головой. — С вами хочет поговорить мистер Резерфорд, — тихо сообщила медсестра, — пойдемте за мной. Он покорно встал и пошел вслед за ней, задумчиво изучая трещинки в полу. Смотреть на свет было слишком больно, а мысли путались. Ему не удалось построить в голове ни одного более-менее связного предложения, образы вспыхивали и гасли, словно искры. — Вы знаете, что это такое? — Фенрис не удивился тому, что детектив положил перед ним на стол тот самый рисунок. Но ощутил страх, мгновенно догадавшись, что их походам в бассейн вместе с Джейсоном пришел конец. — Как вы себя чувствуете? — осторожно спросил мужчина. Фенрис поднял на него взгляд: глаза рефлекторно сощурились от солнечного света. По иронии судьбы затяжной дождь закончился именно сегодня, — за окном теперь весело чирикали воробьи. Откуда-то издалека слышался вой полицейской сирены. — Вы плохо выглядите, Фенрис. — Я хочу выйти отсюда. — К сожалению, я не располагаю информацией о возможности вашего освобождения. — Резерфорд расправил рисунок Хоук на столе и сложил руки на груди. — Вам известно, что за место здесь изображено? — Выпустите меня, — Фенрис продолжал пристально смотреть на детектива. В глазах защипало. Страх, что его обнаружили медленно перетекал в досаду, но досада испарялась, уступая злости. С ним снова происходило что-то странное. — Вы хотите пойти в это место? — спросил мужчина, выдерживая зрительный контакт. — Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. — Я не в праве это решать, но мы хотим помочь. Без вашего сотрудничества я ничего не смогу сделать. Волна ярости нахлынула неожиданно и необратимо. Он рывком поднялся на ноги, ухватил детектива за рубашку, молниеносным движением потянул на себя. С грохотом повалились на пол оба стула, на шум вот-вот должна была сбежаться охрана. — Выпусти. Меня. Отсюда. В глазах Резерфорда застыл ужас, Фенрис почувствовал, как горят его ладони. От соприкосновения с кожей на шее мужчины заструился дымок, запахло палёной плотью. — Скажи мне, из-за кого я здесь? Кому я перешел дорогу? — он говорил быстро, выплевывая из себя слова, словно яд. — П-пустите меня, — сипло выдавил детектив. — Назови мне имя! — В-вы подвергаете себя опасности! — ИМЯ! — Фенрис встряхнул Резерфорда так, что тот обвис в его руках словно тряпичная кукла. Перед глазами поплыли круги. Он знал, что должен останавливать то, что внутри, но проклятая ярость мешала! Фенрис держался из последних сил, чтобы не сдавить шею детектива еще сильнее. — Д-данариус! Его зовут Данариус, — задыхаясь прошептал мужчина. Он отпустил руки, и Резерфорд с шумом повалился на стол, однако тут же сориентировался и отскочил назад к окну, хватаясь за пораженный участок кожи. На его шее виднелись отчетливые следы от пальцев, — места, где дотрагивался Фенрис были похожи на ожоги. От запаха палёной плоти снова замутило. В это же мгновение в помещение ворвалась охрана, его бесцеремонно скрутили, и последнее, что Фенрис видел перед глазами — яркий свет солнца за окнами. Потом окутала темнота. Зачем я тебе? Что я могу для тебя сделать? Кто я такой? Он пришел в себя в карцере. Это была комната без окон, со стенами, обитыми светлым и мягким наощупь материалом. Плечи затекли, он лежал в углу, руки скрутили за спиной в смирительной рубашке. Я монстр, Хоук. Зачем я тебе нужен? От накатившей безысходности захотелось выть. Фенрис свернулся в клубок и крепко стиснул челюсть, чтобы не закричать. Он вспомнил Данариуса. Желчь. Словно желчь в горле, горечь на языке. Боль. Все эти отметины, шрамы на его теле оставлены этим человеком. С ним была связана большая часть его жизни. Детство, вопросы, остававшиеся без ответов, страх и одиночество. …И Хоук. Хоук, которая появилась, словно свет в глубокой, непроглядной темноте длинной ночи. Зачем они встретились? Почему он не смог её забыть? Химическая реакция, возникающая при интимной близости? Запахи? Чувства? Слова? Он уткнулся головой в колени и тихонечко застонал он боли. Все его тело было одной большой картой боли. Вся его жизнь должна была закончиться в агонии. Но Хоук изменила и это. Почему ты нужна мне, Мариан?