Увидь зло в моих глазах

«Quos vult perdere, dementat» — Кого (бог) захочет погубить, того он лишает разума (лат.)

За восемь лет до описываемых событий

Джон собирался на дело. Кому-то надоел его босс, кто-то перешёл дорогу, а у кого-то богатая престарелая тётушка не хотела умирать и обещала пережить апокалипсис. Джон Ватсон подрабатывал для таких людей смертью. В дверь номера дешёвого мотеля позвонили и Джону передали коробку с разноцветной праздничной фольгой. Ватсон с нетерпением и детским трепетом вскрыл коробку. Как и обещали, внутри была отличная винтовка британского производства с оптическим прицелом. Он отлично знал этот вид оружия, именно поэтому его и запросил, в противном случае, пришлось бы потратить целый день на пристрелку. В разгар жаркого дня Ватсон лежал на крыше, насвистывая мелодию из какого-то фильма, а после спустил курок, попадая точно в лоб министра обороны, который после обеда в ресторане был в состоянии полного покоя. После хорошей еды человек всегда менее осторожен. Раздался негромкий хлопок, Джон опустил винтовку и продолжая насвистывать, вышел из здания через чёрный ход, где никто не мог его видеть, а после смешался с толпой, идя в сторону собора, чтобы помолиться. Уже слышались разговоры о новом убийстве очередного министра, будто смерть большой шишки стоит больше тысячи других людских жизней. В церкви был полумрак, оставляющий тёмные места, где можно было оставаться незамеченным. Свечи жгли взгляд, заставляя глаза слезиться и опускать их в пол. На скамью к Джону подсел его давний знакомый. Кинув конверт на колени Ватсона, мужчина огляделся и, склонившись к нему, тихим шёпотом сказал, что это была отличная работа. — Ну вас к чёрту с вашей работой. — Не надо так, Джон. Тебе нужно расслабиться, отдохнуть. Сообщи, как будешь готов снова работать. Ватсон зажмурился, считая до десяти, а когда открыл глаза, рядом с ним никого не было. Замечательно. Всегда бы так. Он задумался о войне. Как же было замечательно быть военным. Тренировки, действия, операции, вечная поставка адреналина и только два исхода — выжить или нет, а что теперь? Его отряд расформировали, их всех просто выкинули. Одна проваленная операция и все благополучно забыли о двадцати успешных. Даже половины заработанных денег не выплатили. После месяца на гражданке Джона завербовали. Отец похлопал его по плечу и сказал, что Ватсону теперь не придётся изнурять себя постоянными тренировками и он наконец начнёт жить, пусть даже среди моря крови. Но всё оказалось не совсем так, как они ожидали. Джону дали первое задание — убить президента крупной фирмы. Ватсон бы отказался и навсегда забыл об этом предложении, но отцу для лечения были нужны деньги, да и Гарри уже давно не жила для себя, нужна была сиделка. Получив приличную сумму, Джон расслабился, подумал о переезде с Кавказа, где они сейчас жили, в Италию, но к нему заявились люди, предложившие большие деньги за убийство Премьер-министра, но прежде его нужно было разговорить. Премьер молчал, думая, что его припугнут и отпустят, но увидев орудие пытки, заверещал и выдал нужную информацию. Оставили его там же, в лесу, связанным и с простреленной головой. Джон понимал, что эти люди теперь от него не отстанут, у него не было выбора, кроме как отправить отца и сестру в Италию, чтобы они ни о чем не догадались. Начальство наглело, и было бы не удивительно, если бы они начали общаться с его семьёй. Ватсона знали в определённых кругах, с ним консультировались, ему задавали вопросы, Джон ведь специалист. Последней каплей стало задание, в котором нужно было убить ребёнка. В странах, где идёт война, убийство детей — обычное явление, но здесь, на гражданке, Джон не хотел исполнять роль Бога и решать, кому жить, или умереть. Но он даже не решал, решали за него. Тогда он и решил уехать в монастырь, «залечь на дно», чтобы его не нашли. Настоятель обещал, что о прошлом спрашивать не будут, но такому человеку как он, здесь будет невыносимо. Адреналиновый наркоман, помещённый в маленькую комнату, где из мебели только кровать, стол и стул, а из собеседников он сам, да такие же неразговорчивые монахи, как тот же стул в его комнате. Джон был наедине со своими кошмарами, мыслями и одиночеством. Просыпаясь среди ночи, он, крича и обливаясь потом вспоминал, что он видел только сон, но покоя это не приносило. Тогда он отжимался, качал пресс, пытался отвлечься физической нагрузкой, потом молился Богу, прося избавления от кошмаров и самое главное — от самого себя. Он не мог вернуться, только не сейчас, когда его ищут, иначе придётся вернуться и к старой «работе». Соглашаясь на первое дело, Джон рассчитывал, что получит деньги и навсегда обо всём забудет, но кто-то решил, что он незаменим, после этого на него посыпались задания. Дни тянулись, месяцы растягивались, казалось, что Джон пробыл в монастыре не год, а целых пять. Время двигалось как в Аду, и он задумался, почему, чем ближе он к Богу, тем чаще поминает Чёрта? Каждодневные кошмары, недосыпание и изматывающие тренировки превратили его в тень себя прошлого. Посмотри он на себя в зеркало, наверняка бы не узнал. Он заваливал себя работой так, чтобы добираясь до постели, «отключался», надеясь больше не проснуться. Всё началось по новой, когда его нашли в монастыре. Снова предложили работу, но Ватсон отказался, тогда бывший сослуживец — Себастьян Моран — предложил то, от чего отказаться он точно не мог — вернуться на войну. Джон стал капитаном своей когда-то расформированной части, отправляясь в Чечню. — Что думаешь делать после? — Себастьян, приставив ладонь ко лбу «козырьком», смотрел на военных, бегающих по плацу. — Ещё не знаю, — Джон пожал плечами, — но к прежней работе не вернусь. Моран кивнул, оглаживая бороду, и сказал, что уйдёт в отставку, когда война закончится. Тогда судьба сама распорядилась, кто и где будет находиться. Проваленная операция, полностью уничтоженный отряд Джона, подорванный на мине Себастьян и ранение в плечо, с которым Ватсон не то, что пистолет, ручку держать не мог. Рана зажила, рука пришла в норму, но больше Джона видеть не хотели. Командир наградил Ватсона медалью и сказал, что ему нужно жить обычной жизнью. На Кавказе делать было нечего, тогда Джон переехал в Италию к семье, но и там не смог долго оставаться. Жизнь гражданского была не для него, он был словно дикий зверь, загнанный в маленькую клетку. Гарри не могла смотреть на то, как брат мучается, и сама купила ему билет до Лондона. — Давай, герой. Я знаю, что когда-то ты хотел работать в Скотланд — Ярде, так давай, вперёд. Тогда Джон и оказался здесь, оставив в прошлом свою незаменимость и наёмничество, надеясь больше никогда не видеть тех, на кого он работал.