The Dawn will come

Уилл открыл крышку деревянного сундука. Внутри тот был обит лиловым бархатом, и посреди этого на подушке лежал череп. Ничего особенного на первый взгляд — никаких рогов, или клыков, или тайных знаков. Но от одного лишь взгляда на череп Уилла замутило. Череп Пожирателя был наполнен магией, но ему было мало. И он жадно тянулся ко всему, что магию источало. Юноша почувствовал практически непреодолимое желание коснуться его, и схватил сам себя за руку. Захлопнул деревянную крышку. — Это оно, — сказал он выжидающему охотнику за сокровищами. Коснулся пальцами груди, но, нащупав пустоту, сжал руку в кулак. Король отодвинул сундук на край стола, когда послышался стук в дверь. Уилл расплатился с охотником и жестом отправил его прочь. — Войдите, — крикнул Уилл. Дверь открылась, и на пороге появилась Риба в сопровождении гвардейца. — Осторожно, — сказал ей стражник. — Тут порог. Риба подняла ногу и шагнула внутрь, гвардеец провел её к креслу. Когда они проходили мимо охотника за сокровищами, тот окинул Рибу заинтересованным взглядом. Девушка отшатнулась от него почти испуганно. Она опустилась в кресло, и Уилл дал гвардейцу знак их оставить. — Ты хотел со мной поговорить? — спросила наконец Риба, нарушая повисшее молчание. Уилл кивнул, но, спохватившись, ответил: — Да. Хотел спросить, удобно ли тебя разместили и не нужно ли тебе что-нибудь. — Что может быть нужно пленнице? — девушка пожала плечами. Уилл нахмурился. — Ты не пленница, Риба. Девушка замерла на несколько мгновений. Уилл догадался, что она читает его. Наконец плечи её расслабились. — Тогда зачем я здесь? У Ганнибала явно были на неё какие-то свои планы, о которых он не потрудился сообщить Уиллу. Может быть, просто не успел. Может быть, не захотел. Но забрал он её точно не из врождённого человеколюбия. — Такие, как мы, должны держаться вместе, — вздохнул юноша. — Ты так не думаешь? Риба хмыкнула. — Но ты можешь уйти, когда пожелаешь, — добавил король. — Есть ли тебе куда идти? — Мои родители ещё живы, — сказала она. — Где они? Девушка осторожно откинулась на спинку кресла. — Это долгая история, Уильям. Хочешь её послушать? — Хочу, — ответил юноша. — Тогда, наверное, мне стоит представиться как подобает, — девушка сжала пальцами подлокотники. — Я — принцесса Риба из рода МакКлейнов. Черт. Так вот почему её имя показалось ему знакомым. Её отец правил одним из самых больших королевств на юге.  — Ты была помолвлена с моим братом, — проговорил Уилл. — А потом твой отец известил нас, что тебя постигла страшная болезнь, из-за которой ты не можешь покинуть дома. Риба зло усмехнулась. Вскинула руку и по её ладони заструились искры. — Это — страшная болезнь. Уилл продолжал слушать молча. — Мой дар впервые проявился в присутствии отца и сильно его напугал. Отец запер меня в замке и не выпускал даже во двор. Бо́льшую часть времени я проводила в одиночестве. Я была пленницей в собственном доме. Риба опустила голову. Уиллу показалось, что она смаргивает выступившие на глаза слёзы. — Тогда проявилась и моя способность читать сердца. Пока вокруг меня было не так много людей, я практически её не замечала. Я просто смотрела на кого-то и понимала, что чувствует этот человек. Я видела, что отец боится меня. И что мать боится за меня. Но что она могла сделать? Девушка грустно усмехнулась. — Вообще-то, она всё-таки мне помогла. Она убедила отца, что я скоро зачахну взаперти. И слезами и шантажом вынудила его согласиться отправить меня в небольшое путешествие. Всего лишь неделя пути. Мать должна была поехать со мной, чтобы присматривать. Ну, чтобы никто не прознал про магию… Она вновь запнулась, но взяла себя в руки и продолжила. — Именно тогда на нас напали разбойники во главе с Фрэнсисом. Тогда ещё у него была лишь небольшая шайка мерзавцев, которые с открытым ртом ловили каждое его слово. Его люди забрали наших лошадей, но Фрэнсис… Ему нужна была только я. Он похитил меня и притащил в своё логово. Я думала, что он собирается… надругаться надо мной. Но я прочитала его сердце. Он не собирался. Он пытался поговорить со мной, но я не понимала его языка. Он по-своему обо мне заботился, но никуда от себя не отпускал. Позже, когда мы научились хоть немного понимать друг друга, он рассказал, почему меня похитил. Уилл закусил губу. — Как я уже упоминала, женщина, которая его воспитала, была отмечена даром. Магия всегда восхищала его, она ассоциировалась с названной матерью. Перед смертью мать научила его, как отыскивать людей с даром. Она отдала ему старый кинжал, который, если его раскрутить, указывал в том направлении, где улавливал силу. Я долго изучала этот кинжал, но так и не смогла понять, что за чары были на него наложены. Такие же, как и на амулетах, которые делал Ганнибал. Уилл поискал свой амулет на груди. Чёрт. — Как бы то ни было, кинжал указал на меня, и поэтому Фрэнсис меня похитил. Он был одержим моим даром, и поначалу меня это пугало. Он хотел знать о магии всё. Но мне самой было известно очень немногое. Получилось даже наоборот — ему пришлось учить меня некоторым вещам. Например, откуда черпать утраченные силы. — Ты пила кровь? — спросил Уилл. — Мне пришлось, — ответила Риба. — Сначала это казалось неприемлемым и отвратительным. Меня тошнило от одной только мысли. Потом… — она пожала плечами. — Думаю, ты прошёл через то же самое. — Да… — юноша потёр шею. — Что случилось дальше? — Я влюбилась. Влюбилась, потому что Фрэнсис видел во мне что-то прекрасное. До встречи с ним я считала себя проклятой. Монстром, обречённым на одиночество. Он смог разбудить во мне что-то невиданное. И я… Я в свою очередь разбудила чувства в нём. Но сошлись мы не сразу. Прошло много времени. И делать первый шаг пришлось мне — Фрэнсис слишком дорожил моим доверием. На самом деле он был довольно застенчив для великого вождя. Мы преодолели это вместе. И так он стал Великим Красным Драконом. Под его началом были тысячи людей, но у них не было цели. И тогда я дала им цель. Уилл невольно подался вперёд. — Получив любовь Фрэнсиса, я захотела совсем другого. Я захотела отомстить человеку, который едва не разрушил меня и всю мою жизнь. — Твоего отца… — догадался Уилл. — Да. После моего похищения у них с матерью родился сын, так что беспокоиться из-за наследника не приходилось. Если бы мой отец был мёртв, я смогла бы вернуться домой. Мы получили бы всё королевство. Я, Фрэнсис и вольный народ. Люди получили бы земли и возможность заниматься тем, что они хорошо умеют — совершать набеги на враждебные государства. Мы укрепились бы на юге и двинулись на север. — Но вы начали с севера, — Уилл нахмурился. — Нет, не начали. Мы расположились здесь не просто так. Достоверные источники сообщили мне, что отец собирается на север. Заключать союзы или что-то подобное. Его путь должен был лежать через Мэриленд. Именно поэтому мы задержались. Возможность подкараулить его в дороге была идеальной. Но что-то случилось и он отложил свой визит на довольно долгий срок. — И вы уговорили вольный народ ждать? — Уговорили. Запугали. Наобещали горы добычи. Управлять ими оказалось не так тяжело, как я думала. Она вдруг опустила голову, задумавшись. А когда заговорила, голос её звучал отстранённо, будто говорила она не с Уиллом, а сама с собой. — Я навсегда запомню, как впервые стояла перед нашей армией. Я видела их лица. И я видела их сердца. Их было так много. Слишком много. Их страхи, их ярость, их любовь и их боль заполнили меня. Я видела их всех, а потом мир начал от меня ускользать. И после этого мои глаза не видели больше ничего. Она глубоко вздохнула. — Фрэнсис помог мне смириться с этим. Он помогал мне всегда и во всём. Уилл сглотнул застрявший в горле ком. Её история слишком живо напомнила ему другую. До боли похожую. — Мне жаль, что ты потеряла его, — сказал юноша. — Это не было твоей виной. Для него было честью пасть от твоей руки. Как и для тебя было бы честью пасть от его. Она выдержала паузу. — К тому же, ты тоже потерял человека, которого любил, — сказала Риба. — Я чувствую твою тоску и твою боль, как бы глубоко ты ни пытался их запрятать. Уилл сцепил пальцы в замок, откидываясь на спинку стула. — Что ещё ты чувствуешь? — Что сердце твоё разрывается на две части. Одна желает наплевать на всё и дать искушению поглотить тебя. Вторая взывает к совести и повторяет, что ты не можешь так поступить. Какая бы часть ни победила, это рано или поздно уничтожит тебя. Уилл опустил голову, глядя на ровную поверхность стола. — Даже если я найду компромисс? — спросил король. — Разве он для тебя возможен? Для тебя и для того, кого ты жаждешь и боишься принять. — Может быть, — сказал Уилл. — Полагаю, время покажет. Повисло молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием. — Я устала, — сказала наконец Риба. — Могу я идти? Уилл задумчиво коснулся пальцами поверхности сундука. — Нет. Вообще-то нет… — король поднял на неё взгляд. — Мне нужно от тебя кое-что ещё. *** «Дорогой Уилл. Дело сделано. Я лично при этом не присутствовал. Не знаю, смог бы ли я это вынести. Хотя я ни секунды не сомневался, что Верджер заслуживает смерти. После того, что рассказала мне о нём Марго. В какой-то момент я готов был убить его собственными руками, но ты знаешь, как это бывает: злость спадает, а кровь на руках никуда не девается. В любом случае, Марго была там. И Лектер был там. И ни один из них не рассказал мне, что произошло, и я не уверен, что хочу это знать. Главное, что Мэйсон не будет больше отравлять никому жизнь. А Марго… Что ж, она справится. Чёрт, она ведь теперь будет королевой! Делает ли это меня королём, или это работает как-то иначе? Как там мой сын? Как там придурок, зовущийся моим братом? Скажи ему, пусть тащит свою задницу сюда. Здесь без него чертовски скучно, хотя ты бы видел фамильный замок Верджеров! Наш по сравнению с ним — покосившаяся лачуга. Я ещё не видел даже половины, но глаза уже устали от обилия всего. Столько золота, сколько тут красуется на стенах, я не видел даже в нашей казне. Скромно мы живём, вот что я тебе скажу, Уилл. Хотя то, что Мэйсон мёртв, делает это богатство нашим. И я ещё не до конца осознал эту мысль. Сегодня я видел Лектера, и он спросил, собираюсь ли я тебе написать. Не знаю уж, как он догадался. Я ответил, что да, собираюсь. Я думал, он скажет, что уже написал тебе сам, или попросит добавить что-то, но он только кивнул и ушёл. Вы с ним снова разругались? Меня начинает это напрягать, Уилл. А ещё больше меня напрягает то, что уезжать он, кажется, не собирается. Они с Марго постоянно шушукаются по углам как две подружки. Не нравится мне это. Чует моё сердце, научит он её плохому. С другой стороны, на неё сейчас многое свалится, а от меня, ты сам понимаешь, помощи никакой. Не буду затягивать. Я и так тебя уже утомил, да и сам утомился сидеть на одном месте и писать это. К тому же, скоро будет ужин. Ты просто не представляешь, сколько всего здесь подают на ужин! Боюсь, я скоро так отъемся, что не смогу проходить в двери. Вот будет умора. В общем, напиши мне как можно скорее. Искренне твой и всё такое, Брайан» «Дорогой Брайан. Джеймс и Мариса с ребёнком отбыли сегодня утром. Совсем скоро вы встретитесь. Пусть роскошь замка Верджеров не морочит тебе голову — она куплена кровью и страданиями. Я верю, что Марго сможет хотя бы постараться исправить то, что натворил её брат, а до этого их отец, их дед и так далее до истока их рода. Это будет нелегко, и на это уйдёт много времени, но главное — конечная цель. Береги свою жену и своего сына. И своего брата. Нет ничего важнее семьи, особенно в темные времена. Пиши мне, рассказывай, как идут дела. Боюсь, мы не скоро увидимся вновь. P.S. Пусть Ганнибал остаётся с вами столько, сколько считает нужным. И я бы посоветовал тебе тоже послушать его, если ты действительно хочешь быть поддержкой для своей жены. Уильям» *** Когда уехал Джеймс, тоска стала совсем невыносимой. Замок и вправду опустел. Уилл не вылезал из своего кабинета, стараясь не особо сильно об этом задумываться. Он ведь и раньше редко уделял время семье. Но всегда знал, что они рядом. Что всегда можно услышать их голоса, их смех. Теперь же… Теперь ему остались лишь письма, которые приходили всё реже по мере того, как Брайан втягивался в новую жизнь. Джеймс тоже ему не писал. От Ганнибала Уилл ничего и не ждал. Но, может быть, в тайне надеялся, что получит хотя бы пару строчек. С другой стороны, Уилл не был уверен, что станет читать его письмо, прежде чем бросит в огонь. Дни и ночи сменяли друг друга бесконечной вереницей. Король пытался загружать себя делами под завязку, что не так трудно было сделать. Без Ганнибала, который освобождал его от части волокиты, теперь приходилось делать всё самому. Но вечно так продолжаться тоже не могло. Уилл сильно утомлялся, почти засыпал за своим письменным столом, но стоило лишь голове коснуться подушки — и сон ни в какую к нему не шёл. Наутро юноша чувствовал себя так, будто совсем не спал. Призраки приходили к нему теперь не только ночами. Уилл постоянно видел рядом с собой тех, кого потерял. Тех, перед кем был виноват. Чаще всего это была Эбигейл. Она сидела молча подле него, и Уилл пытался придумать, что ей сказать. Как попросить прощения. Но что бы он ни сказал, было уже поздно. Ганнибал тоже приходил к нему, и это было самое ужасное. Уилл не хотел его видеть. Уилл не хотел слышать его голос в своей голове. Поэтому юноша старался его игнорировать, но Лектер от этого не исчезал. Хоть он и не был мёртв, его призрак продолжал повсюду преследовать Уилла. Первые пару месяцев Уилл держался на чистой злости, не позволяя мыслям о Ганнибале заполнить голову. Потом поймал себя на том, что по нескольку раз перечитывает редкие письма Брайана в поисках хоть какого-то упоминания о Лектере. Где он? Что он делает? О чем он думает? Вспоминает ли о Уилле? Тоскует ли? Жалеет ли о том, что сделал? Вопросов было множество, и они жгли и кусали словно рой разъярённых пчёл, но втягивать во всё это Брайана не хотелось. Написать же самому Ганнибалу Уилл боялся. Но чем больше проходило времени, тем хуже ему становилось. Тоска и острая нехватка стали его постоянными спутниками. На третий месяц Уилл впервые зашёл в комнату Лектера и едва не вылетел обратно. Воспоминания схватили его за горло. На глазах выступили непрошеные слёзы. Уилл яростно стёр их кулаком и захлопнул за собой дверь, оставаясь внутри. Комната Ганнибала казалась пустой. Уилл прошёл вперёд, опускаясь на кровать. Забрался поверх одеяла прямо в сапогах и лёг на спину. Было тихо. Уилл слышал, как стучит сердце, готовое выскочить из грудной клетки. Юноша зарылся пальцами в волосы и закрыл глаза. В его голове был такой беспорядок. Он не знал, что будет дальше. Он не знал, что ему делать. Он вообще ничего не знал, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы этого всего не было. Просто не было. Уилл перевернулся на живот, обнимая подушку и утыкаясь в неё носом. Но наволочки были свежими и не хранили на себе запах Ганнибала. Уилл попытался вспомнить его. Запах. Солоноватый вкус кожи. Мягкость волос. Нет. Нельзя. Нельзя потакать одержимости, которой заразил его Лектер. Иначе Уилл навсегда потеряет себя. Но, с другой стороны, сильным он сможет побыть и завтра, а прямо сейчас… Ему отчаянно было нужно что-то. Хоть что-нибудь. Малейшее напоминание. Признак того, что Ганнибал присутствовал в этой комнате. И что собирался сюда вернуться. Уилл вскочил с кровати, отбрасывая подушку. Прошёл к шкафу и распахнул дверцу. Ничего. Вся его одежда исчезла. Уилл с раздражением захлопнул шкаф и метнулся к столу. Книги исчезли. Склянки с ингредиентами и лекарствами тоже. На столе одиноко стояла чернильница с пером и лежало несколько бумаг. Уилл проглядел их — ничего важного. Ничего интересного. Ничего. Юноша вернулся на кровать. Ярость и стыд наполнили его. Но вместе с ними пришла ещё и жалость к самому себе. У него никого не осталось. Он никогда прежде не был так одинок. Уилл свернулся клубком. Закрыл глаза. По крайней мере, у него остались воспоминания. Этого никто не мог у него отнять. Ему вспомнилось одно утро там, дома. Уилл тогда сумел уговорить Ганнибала не вскакивать с утра пораньше, а немного поваляться в постели. Лектеру и самому не хотелось вставать. Он лениво потягивался и едва сдерживал зевоту. Солнце из окна светило прямо Уиллу в глаза, как бы он ни пытался сдвинуться. В итоге он спрятал лицо у Ганнибала на груди. Мужчина лениво поглаживал его по спине, от чего по коже бежали мурашки. Уилл и сам не заметил, как снова заснул. Юноша закусил губу. Как бы он хотел навсегда остаться в этом воспоминании. В любом из тысячи. Там, где он был счастлив. И всё казалось таким простым и правильным. Уилл сжал себя через ткань штанов. Он хотел к Ганнибалу. Но не к тому, что предал и причинил боль, а к тому, что оберегал и заботился. Уилл запустил руку в штаны, обхватывая член. И представляя совсем не свою руку. Юноша начал двигать ладонью. Кусая и облизывая пересохшие губы. По телу распространялся жар. Но что-то всё-таки было не так. Уилл выругался и приподнялся, спуская штаны. Перевернулся на живот, разводя колени в сторону. Смочил слюной два пальца и завёл руку за спину. Мышцы отвыкли от такого. Секса у Уилла не было уже очень и очень давно. Уилл с трудом погружал внутрь фалангу за фалангой. Можно было поискать что-нибудь, что использовал Ганнибал, когда растягивал его, но это заняло бы время. К тому же, Уиллу нужна была эта боль. Чтобы окончательно не сойти с ума. Свободной рукой юноша сжал свой член. Когда мышцы сомкнулись вокруг двух пальцев, Уилл поменял положение. Он встал на колени и опустился на свои пальцы. И ещё раз. Он никогда не делал этого самостоятельно, но хорошо помнил, как это делал Ганнибал. Повторить не составляло особенного труда. Уилл ухватился за деревянное изголовье одной рукой, ускоряя движения. Насаживаясь на пальцы. Мышцы напрягались и расслаблялись. Член прижимался к животу, пачкая смазкой рубашку. Уилл стиснул зубы. Переместил руку, сжимающую изголовье, ближе, чтобы удобнее было держаться. И наткнулся пальцами на что-то. Не останавливаясь, Уилл проследил кончиками пальцев за тонкой линией, спускающейся вниз по обратной стороне изголовья. Оканчивалась она чем-то странным. Уилл потянул предмет на себя. Замер на мгновение, не веря собственным глазам. Это был амулет Ганнибала. Уилл развязал узел, на котором амулет висел, и поднёс его ближе. Поколебавшись мгновение, надел себе на шею, крепко сжал в ладони и снова начал двигаться. Он почувствовал едва заметную дрожь от амулета. Ничего, подобного присутствию Ганнибала. Но и этого оказалось достаточно, чтобы кончить, пачкая одежду. Зачем Лектер оставил тут свой амулет? Да ещё и спрятал так, что Уилл нашёл его лишь по чистой случайности. Ответ вдруг пришёл к нему, выбивая воздух из лёгких. Уилл нашёл бы, если бы искал. А он рано или поздно начал бы искать. Чёрт. Что ему делать? Как ему это вынести? *** «… всю жизнь Вы были окружены людьми, которые хотели Вас понять. Вы отталкивали их, потому что они оказывались на это не способны. Вы были одиноки, но это было одиночество среди людей. Вы продолжали отталкивать всех, кроме него, и это принесло свои плоды. Теперь Вы даже не сможете построить ни с кем прочную эмоциональную связь. Вы всё время будете сравнивать своих партнёров с Ганнибалом Лектером. И, давайте будем честны, сравнение будет не в их пользу. Вы никогда не найдёте никого лучше, и это не даст Вам просто наслаждаться тем, что есть. Так случилось с моей дочерью. В ней было то, что привлекает Вас в людях, и она готова была принять и любить Вас таким, как есть. Но могла ли она подарить понимание? Могла ли разделить с Вами то, что творится в тёмных закоулках Вашего сердца? Полагаю, что нет. И, более того, Эбигейл оказалась наказана за попытку. Вами или им, теперь нельзя сказать с уверенностью. Но Вы не можете ни с ним, ни без него. Однажды придётся сделать свой выбор. Сейчас Вы не хотите его отпустить, и он не хочет отпускать Вас. Такое решение трудно принимать под давлением обстоятельств, но иначе Вы себя уничтожите, Уильям. И этим уничтожите его…» Уилл ещё раз пробежал взглядом по строчкам. Зацепился за подпись: «Леди Беделия из рода дю Морье». Письмо доставили этим утром. Одно из многих, пришедших из Балтимора. Переписка с королевой стала единственным развлечением. Уилл тяжело вздохнул и обмакнул перо в чернильницу. Ему многое нужно было сказать Беделии. В частности то, что он принял решение. Строчки то легко ложились на бумагу, то никак не хотели формироваться в его голове. Наконец, письмо было готово. «Скажите ему, что я его прощаю», — дописал Уилл в конце. Поставил подпись и скрепил конверт печатью. Он шесть месяцев продержался на чистом упрямстве. Шесть месяцев воспоминаний, превратившихся в пытки. Шесть месяцев непрекращающихся кошмаров. Шесть месяцев, за которые он едва не сошёл с ума. А, может, и сошёл. Чем иначе объяснить то, что он делает?