Паутина

Charlie Mole – Extravaganza

Я вновь стоял перед той же дверью. Я вновь в этом сгустке роскоши. - Господин Каваллини ожидает вас, - с чрезмерной учтивостью пробасил дворецкий, стоя перед дверью, будто сторожевой пёс. Несмотря на его вежливый тон, я ощущал, как он смотрит на меня свысока. Его противная, едва заметная ухмылка выдавала его презрение ко мне с потрохами. Чёрно-красная рубашка в клетку, под ней вытянутая майка, поношенные, прорванные на коленях чёрные джинсы и чудом живые кеды на босых ногах. Неудивительно, что даже прислуга обходит меня стороной и высокомерно провожает взглядом, полным собственного превосходства. Смешно. Я тихо ступил на ковёр. В комнате приглушённо играла музыка. Я не люблю классику, считаю, что эти мелодии лишь для психов. Однако «фугу» Баха я признал. Орган со своим величием и торжеством сплелись воединое. Эта обстановка совершенно не радовала меня. Блондинистая макушка выглядывала из-за высокой спинки кресла, что больше походило, пусть и на скромный, но трон. Обойдя кресло, я встал перед хозяином комнаты. Он совершенно не подавал признаков жизни, но я видел, как его грудь едва заметно поднимается на вздохе. Уснул? Не тот поступок, который годен для коронованной особы. Я протянул руку вперёд, чтобы убрать его длинную чёлку с глаз, чтобы убедиться в этом. Однако моя рука была тут же перехвачена его цепкой хваткой. - Что это ты делаешь? Я не нашёл, что ответить. Его слова были так неожиданны. Я был уверен в том, что он спит. - Думал разбудить тебя. Не смотреть же мне на твоё сопящее тело. - Я не спал. Я просто задумался… - Ага, как же. Так я и поверил, - вырвав свою руку из его пальцев, я опустился в кресло, что стояло напротив. - Не смей больше прикасаться ко мне без разрешения, - огрызнулся он. - С радостью послушаю тебя, - отсалютировал я ему. Музыка будто проникала в каждый уголок комнаты. В каждый уголок моего разума. Это бесило. - Бах? Ты серьёзно? - Что-то имеешь против него? - Не ожидал входить под торжество органа. Особенно я, человек, что продал душу панк-року. - Я люблю классику. Она успокаивает и приводит мысли в порядок. А ещё в ней до кучи тайн и загадок. Например, у Моцарта есть очень интересная вещь. Зеркальный дуэт. Может, слышал о таком. Он создан для двух скрипок. Когда лист с нотами кладут на стол между двумя музыкантами, и они играют, глядя на него с двух сторон. Получается забавно... Раз уж мы заговорили о скрипках, - он щёлкнул пультом, и музыка тут же сменилась, - ты прав, куда уютнее видеть тебя под Сарасате. - Орган на скрипку? Серьёзно? - Да, мой дорогой друг, - он виртуозно продирижировал указательными пальцами в такт музыке. – Всегда жалел, что не родился в жгучей Испании. Мы сидели друг напротив друга и прожигали взглядами. Я то и дело закатывал глаза, всем своим видом показывая, что его музыкальный вкус меня не радует. Он же явно наслаждался мелодией скрипача. Казалось, Бельфегор и вовсе позабыл обо мне. Игра в молчанку стала несколько надоедать. - Ты же приезжий? Не отсюда? Скорее всего, из Европы. – Сделал я предположение. - У тебя акцент такой… хм… грубый, что ли. - Так ты заметил? Браво. Я, право же, думал, что избавился от него. - Он еле различим, но всё же. Так откуда ты… - Германия, - кивнул он. - Высокий, уточнённый блондин. Наверное, у тебя и глаза голубые? На это он лишь улыбнулся. Показалось, даже грустно. - Вроде того. - Почему ты их скрываешь? Есть такой стереотип, что голубые глаза – самые красивые. Поражал бы ещё большее количество людей, чем сейчас. Да и потом, ты скрываешь своё лицо… к чему это? Или же ты соответствуешь своему образу, как истинный художник слова? - Дело не в том, - отрывисто процедил он сквозь зубы, - тебе не понравится то, что ты увидел бы. - И всё же. Мне любопытно, как выглядит мой собеседник. - Глупый мальчишка, - тяжело выдохнул он. – Мне это не сложно, только постарайся не орать. Запустив ладонь под свою чёлку, он одним движением откинул назад прядки волос. Он был прав, когда сказал, что мне не понравится то, что я увижу. Его вытянутое, бледное лицо, тонкий, с чуть вздёрнутым кончиком нос, вся его видимая до этого часть как-то видоизменилась, когда его лицо было мне открыто полностью. От височной части через левый глаз сплошной полосой проходил уродливый шрам. Его глаза были действительно голубые. Во всяком случае, здоровый глаз. Светлая, холодная радужка, казалось, влюбляла, но второй глаз портил всю эту картину. - Протез, - на выдохе произнёс я. Левый глаз был неподвижен, а взгляд стеклянный, мёртвый. Видимо, натура писателя требовала чего-то нестандартного, а потому , повреждённый глаз Бельфегора был ярко-алым, с чёрными вкраплениями. Странное, ужасающее сочетание. - Именно, протез, - не весело ответил он, вновь скрывая своё лицо светлыми прядками чёлки. - Сыграем? – Поднялся он со своего места. Плавно обойдя кресло, в котором располагался я, он подошёл к книжному стеллажу. На одной из полок помимо книг располагалась увесистая деревянная шкатулка, с которой мне уже доводилось сталкиваться. Так вот Бельфегор потянул свои руки именно к ней. - Ты позвал меня в шахматы играть? - Ну, я подумал, что было бы неплохо совместить разговор и приятную игру. Он повернул свою голову ко мне и вновь на его лице я увидел эту тупую улыбку. Однако это всё я уже видел. Но тут я заметил одну деталь, которая привлекла меня куда больше, чем белоснежные зубки коронованного. Его рубашка чуть задралась, пока он тянулся за шахматами, и оголила небольшой участок его тела. Я разглядел интересное пятно в виде полумесяца. Бельфегор уследил за моим взглядом и тут же одёрнул ткань. Он явно не стремился показывать свою отметину. - Ты посмел осквернить своё королевское тельце татуировкой? – Тут же дал ему понять, что успел заметить полумесяц. - Это родимое пятно, - всё же пришлось ему сдаться. - Такие ровные края и отчётливая фигура. Разве нечто подобное бывает? - Бывает, - огрызнулся он, с грохотом опуская шкатулку с шахматами на столик, что стоял между нами. - Покажи ещё раз, – не унимался я. - Обойдёшься. Он вновь шипяще засмеялся и плюхнулся на своё прежнее место. Стало ясно, что он по доброй воле её не покажет. - Ну. Так о чём ты хотел со мной поговорить? – Решил я подвести наш разговор к сути, когда все фигурки стояли на своих клеточках. Я уже пожалел, что пришёл к этому поехавшему. Забавно, но я и понятия не имел, почему подорвался и поспешил к нему. Иногда бывает, будто что-то внутри подсказывает тебе дальнейшие действия. И тогда кажется, что будет сделать правильно именно так. Интуиция, именно так называется это чувство. После смерти Мишель я понял, что слишком рано отделался от Бельфегора. - Ты мне понравился, Фран. С первой нашей встречи. Ты очень странный, твой взгляд на жизнь сумасшедший. Моя бы воля – я бы запер тебя в комнате и играл с тобой каждый день. – Вновь этот смех. - Звучит отвратительно. Я свободный человек и ты не можешь меня присвоить себе. - И всё же ты здесь. И на какое-то время ты мой. Сделав ход, он откинулся на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, продолжал мне улыбаться, сверля своими глазами из-под густой длинной чёлки. - Я могу встать и уйти, – хмыкнул я, пытаясь не обращать внимания на него, и уставился на шахматное поле. Я чувствовал, как от его слов веяло угрозой. Становилось не по себе, и я начинал ругать себя за то, что поддался импульсам. - Нет, не можешь. Во всяком случае, не так скоро. - Почему же? – С вызовом я посмотрел на него. - Тебя интересует Потрошитель? Я так это понял? Тогда, в разговоре со своим боссом, ты упомянул о нём. Жирдяй также потом жаловался на тебя и на твоё влечение. Я чувствовал, как моё тело напряглось, и неприятной волной по нему прошлась дрожь. Неужели я всё же оказался прав и что-то узнаю, придя сегодня сюда? - Интересует, если ты мне можешь дать нечто большее, чем слухи и статьи из «желтух». Кажется, ход игры уже не был важен. Он тут же спихнул с журнального столика доску, и фигурки, будто в замедленной съёмке, полетели на пол, раскатываясь по ковру. Казалось, веселью Бельфегора не было предела, и он задорно смеялся и брыкал ногами под «Зиму» Вивальди. Смеялся. Именно смеялся, а не шипел, как я уже привык. Его поведение заставило меня вжаться в спинку кресла. Внезапно, его веселью пришёл конец. Здоровый глаз показался из-за чёлки, он смотрит прямо на меня, заставляя дрожать. - Я молча смотрю на всех, и смотрят все на меня. Он знает эти строчки? Меня охватывает паника. - Весёлые видят смех, - медленно поднялся он с кресла и, ступив ногой, что была облачена в чёрный сапог, на столик, подался вперёд, - с печальными плачу я. Я не смел двигаться. Передо мной, величественной фигурой, стоял Бельфегор. Он тут же спрыгнул со столика в мою сторону. Упершись руками в подлокотники, тем самым преградив мне путь, он прожигал меня взглядом. - Глубокое, как река. Я дома, на ваше стене, – простым движением головой он отбросил чёлку вбок, заставляя меня в упор смотреть в его глаза. Бельфегор. Он - тот, с кем я хотел встретиться всё это время. Но как же я ошибся, полагая, что этот человек вдохновит меня. Сейчас он вдохновляет меня разве что на немое оцепенение. - Увидит старик — старика, Ребенок — ребенка во мне, - закончил он, приближая своё лицо к моему уху. – Знаешь ли ты, что это? – Шепнул он мне на ухо. - Зеркало, - упорно держался я, пытаясь не выдать своей паники, но, казалось, мой страх уже принял видимую форму, что его можно было увидеть невооружённым взглядом. - Правильно, мой юный Шерлок. А знаешь ли ты, что это значит? Лучше бы ты вновь зашипел, вновь улыбнулся. Твоя сосредоточенность слишком пугающа. - Это ты Потрошитель? – прохрипел я ему, судорожно дыша в его шею. Запах его дорогого парфюма последнее, что я почувствовал перед тем, как меня вырубили одним ловким ударом. *** Это было чертовски странно. Вот он – человек, на которого охотится весь Нью-Йорк и ещё несколько штатов, сидит передо мной. Человек, с которым я хотел пообщаться оказался тем, от кого меня воротит. Его привычки и образ маньяка были таким соблазнительным и влюбляющими, но его образ писателя и богатенького мальчика отталкивал меня. Сплошное противоречие. Сейчас я должен плакать, умолять о пощаде, пытаться сбежать. Но нет. Я этого не делаю, хотя моё положение не из лучших. Сижу, связанный тугими верёвками по ногам и рукам. Волокна чертовски больно натирали запястья. Мы вновь сидим на прежних местах. Он уже не скрывает своего лица, объясняя это тем, что хочет лучше видеть меня. Его дворецкий принёс чай. Ему совершенно всё равно, что в комнате его хозяина сидит связанный человек. Наверное, это привычно для него, и он не чувствует абсолютно ничего, из раза в раз наполняя фарфоровую чашечку хозяина ароматным ройбушом. А может и чувствует что-то, но не показывает. Да, это очень странно. - Ты потрясающий, Фран,- с нескрываемым восхищением произнёс Каваллини, когда дверь за дворецким была закрыта. – Ты единственный, кто ведёт себя так сдержанно, когда рядом сидит убийца. - На самом деле мне чертовски страшно, - признался я, - это естественно. Но… знаешь, Бельфегор, какой смысл сотрясать воздух, когда передо мной такая известная и опасная личность, которая убьёт меня быстрее, чем я успею пикнуть. - Верно мыслишь. Но я не собираюсь тебя убивать. - Я же как только выйду – побегу в участок. Хотя, глупо было бы рассчитывать на то, что ты отпустишь меня просто так, - вздохнул я, нагло закидывая повязанные верёвками ноги на столик, - ты определённо неспроста позвал меня. - Нет, конечно. Я всё же гений и у меня был свой план. - Не очень скромно, - язвительно отозвался я. - Тебе стоило бы почтеннее относиться к тому, кто может порезать тебя на куски. - Может и стоило бы, но ты только что сказал, что я тебе нужен и ты меня не убьёшь. Что ты хочешь? - Твоя смекалка и энергия может позабавить меня. Давай заключим пари. - Уже интересно... - Всё это. Всё то, что я делал – не просто так. – Откинув голову назад, он принялся разъяснять. - Я как-то проворачивал подобную игру и не один раз. Начнём с детского стишка. Если вы думаете, что эта загадка, что я составлял из умерших, просто отвод глаз – то вы ошибаетесь. Когда загадка заканчивается, я тут же выбираю одного человека и раскрываюсь ему. После чего, даю ему срок в две недели и, если за эти две недели, он разгадывает основную головоломку, то я лично сдаюсь властям. Если же нет – я тут же исчезаю с поля зрения, не давая возможности себя поймать, но через какое-то время появляюсь в другом месте, вытворяя то же самое. Как видишь, я всё ещё здесь. Те, кто творили глупости, очень жестоко поплатились за свою ошибку. Я дал инструкцию и честное слово. Нужно было действовать по правилам. Ну же, Фран. Ты хочешь поймать меня больше всего на свете. Я вижу это, и мне очень нравится то, что я вижу. Ты тот, кто, быть может, разгадает загадку. - Почему я должен тебе верить? - Не должен. Но, если ты откажешься, я проучу тебя не самым лучшим способом. Я не принимаю отказа, а потому подготовил план. В случае твоей фатальной ошибки или же неповиновения – страдает некий Уилл Морган и его семья, а Бельфегор Каваллини исчезает со сцены, оставляя бедного журналиста Франа жить с мыслью, что он мог всё исправить, спасти этих людей и схватить опасного преступника. Ты просто не представляешь, на что способны внутренние терзания. Это самая лучшая расплата. И даже не пытайся меня уверить в том, что ты бесчеловечен и тебе всё равно на жизнь этого мужчины и его семьи. - Как же ловко, - ухмыльнулся я, глядя в глаза Бельфегору. - Я старался, - наконец допил он свой чай и с глухим стуком опустил чашку на столик. - Так что же тебе нужно? Что я должен разгадать? - Ты? О, ты должен выяснить всё обо мне. Иначе говоря – мою истинную цель и попытаться её оборвать. Ты должен заниматься тем, чем и должна была заниматься полиция. Но я уверен, что они ни за что не узнают, как можно остановить меня. А после моего исчезновения и вовсе бы забыли обо мне, откладывая дело в папку с остальными нераскрытыми. - За две недели я должен узнать твои цели, сделать так, чтобы ты не сбежал и усадить тебя за решётку, при этом я не знаю о тебе ничего. Не слишком ли сложно? - Но и награда достойная, согласись. Ну, а если нет, то я просто исчезну. Быть может, мы ещё встретимся. И он улыбался. Во все свои 32. Нагло и бессовестно. Лыбился. Как может улыбаться человек, у которого на руках кровь стольких людей? У него нет души. Я уверен, что у этого психа нет ни грамма из двадцати одного. - Но, я даже не уверен, что твоё имя настоящее. - Твой счётчик запускается с завтрашнего дня. Полное игнорирование. Он вводит в ступор. Что за человек. Не спорю, его задачка кажется мне увлекательной. Я хочу узнать его. *** Хоть он и задал счётчик лишь с завтрашнего дня, я вступил в игру сразу же, как только он произнёс эту фразу. Мы сидели до поздней ночи. Я пытался хоть как-то вывести его на разговор, попытаться узнать что-то о нём, но он умело переводил темы. Ещё я никогда так долго не обсуждал классическую музыку и то, как под неё чудесно кричат жертвы. Я бы и сам готов был закричать, так как каждая минута казалась мне мучительной, сидя в таком положении. Чёрт возьми, почему я болтаю с этим маньяком о подобных вещах. Я вообще удивлялся, что веду домашнюю, уютную беседу с Потрошителем, будучи пленником. Меня терзали противоречивые чувства. С одной стороны я ненавидел его, а с другой меня пожирал азарт. - Скоро выйдет моё интервью. Даже не думай, там ни слова правды. - Даже обычные люди не объявляют всю правду, что уж о тебе говорить. - Но с другой стороны, я рассчитывал на наш разговор, поэтому как знать. Быть может на несколько вопросов я всё же ответил верно, - с издёвкой произнёс он. - Готовь полосатую пижаму, - пробубнил я с вызовом. Он вновь противно зашипел, а я уже рад слышать это, нежели вновь видеть его серьёзное лицо, что пугающе смотрит на меня. - К слову. Пора бы идти спать. И ты идёшь со мной. - Остаться ночевать у Потрошителя? Ты, наверное, шутишь, - фыркнул я. - Перестань. Я не для того тебя искал, чтобы прикончить. Я мог это сделать еще давно. - Наверное, ты прав. К тому же, меня там, благодаря тебе, никто не ждёт. - Если ты о той забавной потаскушке, то можешь меня поблагодарить. А ещё провериться на венерические заболевания. Мне же не надо рассказывать тебе о том количестве людей, к которым она липла всю ту ночь? Даже я оказался в её страстных объятиях. Милая девочка. Жаль, что такая шлюха. Мне стало обидно за тебя, а потому захотелось прикончить её побыстрее. - Ты не должен так спокойно говорить о моей невесте, которую ты же и убил. - Слушай, даже я для тебя лучшая невеста, чем она, - его губы скривились в ухмылке. – Сегодня ты останешься со мной. - А ты привык играть по своим правилам, да? – Зло прошипел я. Показывать свой извечный гонор – это всё, на что я был сейчас способен. Увы, я потерял счёт времени. Сколько я сижу в этой позе? За окном уже давно было темно. Я чувствовал, как всё моё тело жутко затекло. Пошевелить и мизинцем было невозможно. Я просто напросто не чувствовал его. - Да, меня это вполне устраивает. Он вновь поднялся со своего кресла и ринулся ко мне, а я уже было зажмурился. Что ещё этот полоумный выкинет? Он тут же вытащил из внутреннего кармана своего пиджака складной серебряный ножик. Моя фантазия разыгралась не на шутку. Наверное, его это веселило. Ведь он вновь стал скалиться своей ужасной улыбкой. Вопреки всем мыслям он лишь нагнулся к моим ногам и, поддев лезвием верёвку, освободил мои конечности. На этом он остановился. Видимо, решил себя обезопасить и не стал освобождать руки. - А не боишься, что я убегу? – Произнёс я, когда плёлся за ним в комнату. - Нет. - Откуда такая уверенность? Он уже захлопывал за собой дверь в спальню. Я и пикнуть не успел, как оказался опрокинутым на кровать. - Потому что я хочу, чтобы ты был здесь со мной до утра. А с наступлением нового дня ты начнёшь играть в мою игру. И если я так хочу, то так и будет. Капризный коронованный урод. Кто вообще дал ему права на распоряжение людскими жизнями? Однако, что-то мне подсказывало, что он серьёзен в своих намерениях и что я вляпался по-крупному. Я убедился в этом, когда он властно прижал меня к матрасу и навис надо мной. Я убедился в этом окончательно, когда он стал наматывать всё ту же веревку вокруг моих рук и сплетать её с выступающей частью спинки шикарной двуспальной кровати. Чёрт возьми, не говорите мне, что и с его ориентацией не всё хорошо. - Я же говорю. Ты меня заинтересовал. Заинтересовал во всех смыслах этого слова, - шепчет он мне на ухо, а мне блевануть ему в лицо хочется. - Извини, но ты как-то уж совсем не в моём вкусе, - то и дело морщась, я барахтался и пытался сопротивляться его рукам, что блуждали по моему телу. - Будто меня это волнует. Он устроился на моих ногах, а потому я не имел возможности пнуть его. Сейчас я мог лишь брыкаться, как рыба, выброшенная на берег. Хотелось хныкать от своей ничтожности. Но выливалась лишь ядовитая желчь и ненависть к этому существу. Я отказывался называть его человеком. - Прекрати дёргаться и всё пройдёт намного приятнее. Насчёт безболезности не ручаюсь, - шипит он мне в самое ухо. - Да пошёл ты, - процедил я сквозь зубы и плюнул в него. Его лицо в миг исказилось. На какую-то секунду он просто завис в жуткой гримасе, а после чего, его правая рука потянулась к моему горлу. Черт возьми, он действительно хотел меня убить в этот момент. Сначала он молча сдавливал мою шею, а потом стал что-то шипеть об уважении к нему. О том, что я обязан извиниться и прочий бред. Я уже не так хорошо его слышал, ведь перед глазами стали прыгать чёрные пятна, а по лбу скатывались капельки холодного пота. Наверное, было бы умнее попросить у него прощения, но я пока мог дышать, а потому не сдался и позволил гордости взять верх. - Уважение надо заслужить, - с трудом выжал из себя я, сжимая зубы. - Жизнь тоже. Я видел его глаза. Средь полуобморочной ряби они выделялись так чётко, так ясно. По телу пробежала дрожь. Теперь мне действительно стало страшно. - Пусти, - хрипел я, пытаясь сделать вдох. Он сжимал лишь сильнее. - Пожалуйста… Пож… - я выгибался в спине, пытался хоть как-то получить доступ к кислороду. Я пытался изо всех сил, но всё было тщётно. В тот момент, когда я подумал было, что мои дни подошли к концу, хватка Бельфегора ослабла и его пальцы скользнули по моим ключицам. Я шумно и жадно сделал вдох. В груди неимоверно жгло, а я упивался кислородом, к которому вновь был открыт доступ. - Так лучше, не правда ли? Просто будь проще, Фран. Облегчишь себе этим жизнь, - провёл он языком дорожку от ключиц до уха, заставляя меня передёрнуться то ли от отвращения, то ли от действительно приятного для меня действия. Я не нашёл, что ему ответить. Я просто закусил нижнюю губу и молчал. Сейчас выхода нет и терпеть – единственное, что мне остаётся. Я отчётливо слышал, как его сердце выдаёт чёткий ритм. Я чувствовал, на сколько он возбуждён, когда тёрся своим пахом об меня, как собака, ей-богу. Как же мне было отвратительно, когда он закусывал кожу на моей многострадальной шее, кусал её так сильно и больно. Мои мазохистские наклонности выдали себя, когда он, прокусив мою кожу в особенно нежном месте, добился моего стона. Тихого, но вполне различимого. Это заставило сгореть меня со стыда. Губы Бельфегора растянулись в полуусмешке. Он слышал. Он осознал, что победил, а потому с ещё большей страстью накинулся на меня. Вновь в его руках блеснул всё тот же складной ножичек и он, не особо заботясь о чём-либо, кромсал мои вещи, дабы обнажить тело быстрее. Несколько раз он задел меня лезвием, от чего тряпки начали пропитываться кровью. Вскоре они полетели в сторону, и их заменил острый и невероятно длинный язык Бельфегора. Прикрыв глаза, он слизывал выступавшие капельки крови и делал это с каким-то нездоровым увлечением. Я же старался не смотреть на него. Казалось, с каждым его поцелуем, я всё больше опустошался. Безразличный взгляд в потолок и полная покорность. Я, наверное, такой жалкий и отвратительный сейчас. Ироничный смешок в адрес самому себе, а этот придурок подумал, что мне нравятся его действия, увидев улыбку на моих губах. Потерянную, болезненную улыбку. Он стал целовать куда жестче, сминать моё тело в своих пальцах сильнее, заставлять чувствовать боль чаще. Бельфегор Каваллини? Кто это? Если бы меня кто спросил, я бы, наверное, ответил, что это самый уродливый и несчастный человек. Именно так сказал бы я про него. Сколько же боли должно скопиться в этом теле, чтобы теперь так бездушно и бесчеловечно жить. Так думал я, пока он одним движением стянул с меня джинсы и нижнее бельё до колен и стал засовывал свои пальцы внутрь, заставляя хныкать от нахлынувших новых и далеко не приятных ощущениях. Бельфегор Каваллини? Какой он? Он эгоист. Думает лишь о том, чтобы причинить себе удовольствие. И явно садист, ведь его удовольствие на пике лишь в те моменты, когда кому-то очень больно. Опять же так думал я, когда шёпотом умолял его, чтобы он остановился. - Я бы мог пожалеть тебя, но не могу. Ты слишком желанный, Фран. Одним резким движением он перевернул меня на живот, заставляя вскрикнуть от боли. Верёвки плотно врезались в кожу и при каждом движении причиняли невыносимую боль. От такой резкой смены положения тела, волокна верёвки подействовали, словно лезвия ножа. Бельфегору же было в радость. Он тут же заставил меня согнуть ноги в коленях, тем самым подставив ему пятую точку для применения. Церемониться он не стал, а потому сразу же вошёл в меня. Матерясь сквозь зубы, что совсем ему не шло, он постепенно вдалбливался в меня, а я кричал изо всех сил. Черт возьми. Как же мне было больно. Будто парализовало всю заднюю часть, и с каждым толчком Каваллини, я всё больше жалел о том, что он меня не убил. Я слышал, как он начинал постанывать. Тем временем ему, по всей видимости, надоело упиваться моими воплями, а потому он, схватив меня за волосы, тут же вжал лицом в подушку. Впрочем, я и сам уже перестал надрываться, так как голос совсем осип. Я глубоко вдыхал ненавистный запах Бельфегора с шёлковой наволочки и старался незаметно утирать слёзы, которые так внезапно хлынули из глаз при особо не нежном толчке. В один момент я почувствовал, как его тело затряслось, и тут же послышался до невозможности пошлый стон. Ещё пара толчков и он излился в меня. Я с отвращением почувствовал, как всё это стекает по внутренней части моих бёдер. Бельфегор тут же рухнул рядом со мной, а я с трудом приподнял голову и старался принять более удобное для себя положение, стараясь не обращать внимания на сперму принца, что мешалась с моей кровью и заставляла чувствовать меня грязным. Получив то, что хотел, он тут же сгрёб меня в охапку, вновь причинив мне своими действиями жгучую боль, и тут же засопел. Вот так вот просто. Наверное, для него это не первый раз. Он чувствует себя вполне нормально, когда рядом с ним почти подыхает человек, которого он же осквернил. Я даю себе слово, что выиграю его игру. Скрепя от обиды и боли зубами, захлёбываясь беззвучной истерикой, клянусь, что отомщу.