Я проснулся от того, что рука затекла. Странно, на меня навалилась какая-то немалая тяжесть, а всю левую часть туловища словно покалывали маленькие иголочки. Я приоткрыл один глаз и увидел у себя на плече голову Эрика. Бедняга; наверное, заснул вчера, успокаивая меня. Даже сейчас мужчина выглядел усталым и измотанным: под глазами залегли тени, губы беззвучно шевелились, а складка на лбу так и не разгладилась. Надо дать ему поспать ещё. Я осторожно вытащил свою руку из-под бока Леншерра и зевнул.
Солнечный луч неторопливо карабкался по потолку, лениво поблескивая в гранях необычной голубой люстры, с улицы доносилась музыка и чей-то смех, а на душе было светло и спокойно. Тишина, царящая в комнате, была другом, обволакивала, словно тёплый пушистый плед, нарушавшись только тихим дыханием Эрика. Вскоре я услышал, как в квартире сверху прозвенел будильник, а потом кто-то засуетился, собираясь на работу. Снаружи шумело все больше и больше моторов, в комнате же с каждой минутой становилось светлее и светлее, даже плотные серые шторы не помогали. Кажется, со вчерашнего дня сильно потеплело.
Соседи начали шуметь за стенкой. Кажется, там жили две сестры, которые снова что-то не поделили. Звуки их ссоры могли разбудить даже мертвого, поэтому неудивительно, что вскоре Эрик зашевелился и, потягиваясь, поднёс ладонь к переносице.
– Боже, Чарльз, прости. Я не раздавил тебя? – глухо спросил мужчина, потирая глаза. Вены сильно выступали на его предплечье и я с трудом преодолел соблазн провести по ним кончиками пальцев.
– Нет, что ты. Хочешь поспать ещё?
– Я выспался. Ведь обычно я вставал рано утром, чтобы приготовить двойняшкам завтрак и помочь им собраться в школу... Знаешь, я не могу представить, как продержусь без них. Из моей груди словно вырезали кусок и оставили меня с кровоточащей дырой нараспашку. Черт, слишком пафосное сравнение, и, знаешь, я вообще не любитель говорить о таком. Вот теперь есть ты. Не знаю, правда, что с тобой делать, да и... Вообще. Все это слишком странно для меня. Книги всегда казались мне такими же мертвыми, как камни под ногами или баскетбольные мячи. Жизнь вам придавали только маленькие чёрные символы. Но если верить тебе, то вы даже не знаете, о чем напечатано на ваших страницах. От этого я ещё больше путаюсь. А ведь сейчас ещё осознанию рассказанного тобой мешает Магда и эта её нелепая месть... Ладно, хватит, не надо такой философии с утра, – мужчина сел на край кровати и начал искать свои тапочки. Кажется, он сам был не рад, что заговорил о Ванде и Пьетро.
Я лежал, поражённый. Холодный панцирь, в который, как мне казалось, Эрик забрался после разлуки с детьми, удалось расколоть, обнажив нечто сокровенное, раньше глубоко спрятанное. Но пораниться осколками льда легко, вот и меня они задели. И сейчас я не знал, что сделать, чтобы хоть чуть-чуть прикрыть порезы. Может, жизнь среди книг сделала меня слишком чувствительным, а может, это было заложено в меня автором – так или иначе, я был близок к тому, чтобы расплакаться, и только мысль о том, что мужчине нужна моя поддержка, а не слезы, помогала сдерживать в себе соленую влагу.
В ванной шумела вода. Я сел, размял затёкшую часть туловища и прошлёпал туда. Эрик, стоя перед раковиной в одних пижамных штанах, чистил зубы. Даже сейчас, в расслабленном состоянии, его мышцы восхищали меня; сложно представить, как они выглядят, когда мужчина напрягается. Черт, снова возникло желание притронуться к гладкой бледной коже. Для книг прикосновения значат очень много, они ведь воспринимают мир только на ощупь и слух; видимо, многие присущие мне раньше вещи я перенёс на человеческое тело. Глазам было до сих пор сложно доверять, добавившиеся ощущения пугали и путали одновременно; это было похоже на отросшую конечность, мешающуюся при ходьбе и сковывающую движения.
– Тебе надо научиться чистить зубы, – сказал Эрик, повернувшись ко мне. Капли на его лице стекали по шее, поблескивая в холодном свете лампочек и привлекая взгляд. – Ты ведь теперь человек и должен привыкать к повседневной рутине. Кстати, что будешь на завтрак?
***
Кажется, я никогда не смогу привыкнуть к человеческой пище. По крайней мере, я опять не смог съесть ничего, кроме пары печений. Зато кофе мне понравился. Понятно теперь, почему его запах стоял в уютной квартирке каждое утро. Терпкий напиток бодрил, а корица, которую в него всегда подсыпал Эрик, придавала любому, даже самому серому и унылому дню атмосферу праздника уже с утра. Сегодня же день и без кофе был чудесен: ярко светило солнце, ветра не было, а изредка проплывающие по чудесного цвета небу облака напоминали огромных снежно-белых птиц. Вне всяких сомнений, зрение давало очень многое, но самым главным его плюсом была возможность встретиться с моим человеком взглядом. Серо-голубые глаза Леншерра, казалось, скрывали в себе неизведанные океаны, углубляясь в которые, можно было встретить как ужасных морских чудовищ, так и нечто прекрасное и неземное. Мда, странные я, конечно, сравнения употребляю... Впрочем, уж что-что, а это точно заложено в меня автором. Я ведь почти дочитал вчера, дочитал ту книгу, которая стала мне пристанищем, или, вернее, книгу, которой я был. Слова в ней были связаны причудливейшими способами, а эпитеты поражали даже моё воображение.
Из размышлений меня выдернул голос Эрика.
– Хочешь немного прогуляться, Чарльз? – спросил он, убирая только что помытые тарелки в посудный шкаф. Солнечные лучи освещали маленькую кухню, играя в светлых волосах мужчины, а его морщинки на лбу немного разгладились. Так он выглядел намного моложе, чем вчера, раздавленный своим горем.
– Конечно. Только у меня нет нормальной одежды, а твоя велика.
Эрик буркнул что-то про соседей, которые могут неправильно все понять, если увидят меня в его вещах, и пообещал сегодня же съездить в магазин, а потом "вывести уже тебя наконец на эту чёртову улицу". Что ж, у меня будет время для того, чтобы ещё ближе познакомиться с Интернетом.
***
Прошло уже почти четыре часа, а Леншерра все ещё нет дома. Погода начала портиться, судя по набежавшим на небо серым тучам, скоро пойдёт дождь. За время моего с ней знакомства, Всемирная Паутина начала утомлять меня: в ней было слишком много нового и непонятного, присущего только людям. Я сварил кофе, этому меня научил Эрик, и облокотился на один из широких подоконников. Мужчина рассказывал, что Ванда и Пьетро очень любили сидеть на них. Неудивительно, ведь отсюда хорошо видно все, что происходит на улице.
Прошла снизу странная одетая в чёрное девушка, пробегали мимо деловые мужчины в костюмах, счастливые семьи. А вот, кстати, и Леншерр – тащится с огромными сумками в мешках. И зачем мне столько одежды? У него самого, наверное, меньше. Я, сам не зная, почему, улыбнулся и слез с подоконника, чтобы включить чайник. Не думаю, что Эрик откажется от чашки чего-нибудь горяченького.
Когда послышался звук ключа, я снова почувствовал чужие эмоции, но намного слабее, чем когда был книгой. Кажется, Эрик был рад чему-то.
– Чарльз, возьми сумки, – раздалось из прихожей. Я подошёл туда и перетащил огромные пакеты на диван.
– Ну и зачем мне столько?
– Пусть будет. Кстати, тебе придётся все это померить, – хищно оскалился Эрик, становясь похожим на акулу.
– Садист, – буркнул я, уходя на кухню, где вскипел чайник. А где-то внутри мне, непонятно, почему, стало тепло и спокойно.
