Император

      Вскоре, после ареста адмирала Антиллеса, Люк покинул ненавистный им Корусант. Что ждало его? Изгнание? Мог ли он рассчитывать на возвращение? Но для начала, предстояло много работы: многое стоило взвесить, заново пересмотреть.       Долго оплакивала Лея его отлёт, но вскоре нашла в себе силы примириться с этим. Какое-то время, она отвлекала себя от всего произошедшего, с головою погрузившись в политику. Но, а потом, случилось вовсе неожиданное.       Когда давно потерянный командир «Проныр» — Корран Хорн — вернулся и привёл с собою Хана, жизнь Леи сильно изменилось. Конечно, этим двоим, — Соло и Лее, — ещё предстояло о многом поговорить, во многом объясниться. И было это не просто. Однако принцессе стало немного легче. Ведь если Люк не вернётся, а Хан, наконец, обретёт покой рядом с ней, то изгнание и возвращение вполне взаимозаменимы.

***

      Восемь, девять, десять… В одиннадцатый раз сменился шум сирены в шаттле, когда Айсард прилетела на «Лусанкию»: ей почему-то не сразу разрешили ступить на крейсер. Трап опустился с шипением выпускаемого газа. Скрипя зубами, пилот присоединился к императрице, и с отрядом штурмовиков во главе они последовали вниз.       — Посмотрите, — привлёк он внимание Иссан, указывая на работу персонала в ангаре, — кажется, они готовятся к штурму.       — Возможно, лейтенант, — ответила Айсард, ступая на трап, где их уже ожидал эскорт гранд-адмирала Трауна.       — В чём дело? — спросила она командира звена, — Почему сработала сирена и почему мне не позволяли сойти с шаттла?       — Таков был приказ Гранд-адмирала Трауна, Ваше Величество, — отсалютовал солдат, и Айсард этот ответ озадачил. — «Лусанкию» преследуют крейсеры Зинджа и, похоже, враг осадит суперразрушитель. Здесь будет битва, Госпожа. Советник медлил, надеясь вывести Вас с крейсера, однако уже слишком поздно…       Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… — пульс Иссан заметно подскочил, выстукивая в висках какую-то поступь, будто дробь мелкого шага. И ему отозвался чеканный грохот сапог целого легиона, удаляющегося в соседнюю секцию «Лусанкии». Там им суждено принять бой. По спине прошёл холодок. Во время этого замешательства, когда отовсюду бегут люди, снуют механики, кричат командиры, Айсард занималась лишь тем, что старалась совладать со своим захлебывающимся, рвущим, ничего знать не желающим страхом. Айсард выпрямилась молча и жестом руки отозвала эскорт, велев звену присоединиться к обороне. Вышла к лифту, к хвостовой части крейсера, где должен был располагаться мостик, и на нём — Траун.       Огненное сияние здешних лун сверкало на стенах с противоположной стороны иллюминаторов, а под ногами прошли толчки, кричали люди: должно быть, вражеские крейсеры состыковались с «Лусанкией». Миновав еще много дверей, Айсард споткнулась, подпрыгнула и очутилась у огромного железного каньона, наполненного разных бликов разобранной луны. Здешний порыв ветра вздул волосы Иссан над обрывом. Каньон растянулся на много километров, разделяя две разные части крейсера. Пароль в этот час был: молчание, — и солдат у моста отозвался молчанием на молчание императрицы, пропуская её. Оставив за собой гуманную громаду железной крепости, Исанн взошла на помост, откуда хорошо было видно пространство внизу.       В какой-то непобедимой тошноте подумала о том, что проще всего было бы изгнать с стражу. Изгнать и конвой, уйти от сюда внутрь своих покоев, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, жалобным голосом позвать Трауна, пожаловаться ему.       И вдруг — затмение. Прямая волна тьмы затопила сияние иллюминаторов на потолке, и весь лунный свет исчез под огромным и серым брюхом вражеского крейсера. «Лусанкия» была окружена пятью «Разрушителями», таким образом, не позволяя ей выйти на гипперскорость. Зиндж надеялся, видимо, покончить с Айсард раз и навсегда. Тени крейсера подступили к пыльным ботфортам императрицы, и она отступила в коридор, с тем чтобы укрыться от мрака. Там разгуливало эхо пальбы, — тюремная стража встретила вражеских штурмовиков в малом ангаре и увлекла недруга в коридоры, где было легче отстреливаться.       И Исанн не смогла миновать ту часть коридора, где широкий арочный портал позволял увидеть перестрелку. Около дюжины блистающих доспехами спин мелькали, переходя от угла к углу, и там, укрываясь от лазерной пальбы, солдаты медленно, но неизбежно отступали. Сызнова весь коридор встряхнуло от мощного взрыва гранаты, заставившего Айсард пошатнуться. Она закашляла от потянувшего едкого дыма. Всё было в сплошном тумане. Сослепу её размашисто дёргали чужие руки, сбивали с ног и, наконец, вытолкали вон.       — Осторожно, балда, это же Императрица! — воскликнул кто-то из штурмовиков в толпе.       Несколько солдатских голосов разразились гоготом в ответ, но тут же командир угрожающе воздел руку, и весь шум словно сдуло с толпы. Вражеские штурмовики, — впрочем, такие же, как и солдаты Трауна, лишь с крашенными в синий наплечниками для какого-то отличия, — держали оцепление на лестничной площадке. Тут же пехота Трауна во втором ярусе наверху осадила противника огнестрельным залпом.       Этот щенок… который только что… — Айсард подумала о совершённой солдатом оплошности с запоздалым раздражением.       Исанн вошла в лифт, и лифт поприветствовал её знакомым негромким звуком — полутоп, полувздрог — и озарился. Да, она знала эти двери, через них когда-то она втаскивала того прескверного повстанческого мальчишку… Значит, мостик на семнадцатом этаже. Она нажала кнопку вверху. Хрупкая, старомодная комнатка перемигнула, но не стронулась с места. Нажала ещё. Ещё мигание, стеснённая неподвижность, неописуемый взгляд машины, которая не работает и знает, что работать уже не будет. Она вышла. И тут же с живостью лифт смежил свои ясные карие очи. Тогда Исанн воспользовалась другим.       В лифте она нежданно встретилась с покинувшим мостик капитаном Дриссо. Он отдал честь и тут же попросил вернуться вместе с ним в рубку.       — Адмирал на мостике? — вскользь спросила императрица.       — Никак нет, Ваше Величество. Советник расположился с основными силами в носовой части «Лусанкии». Сейчас там завязалось крупное столкновение.       Айсард с какой-то внутренней свинцовой тяжестью вздохнула.       — Что с Терадоком, капитан? Хотелось бы надеется, что гегемония J-11 в надёжных руках. Он вышлет нам подкрепление?       — Мне доложили из его администрации, что префект смертельно болен. Сейчас в части космоса, контролируемого Гранд-моффом Терадоком, из-за этого поднялось повстанческое сопротивление. Мы даже не знаем точно, жив он ещё или мёртв. Эта информация всячески скрывается ото всех, чтобы ещё больше не осложнить ситуацию.       — Что только подтверждает, что Терадок сдох… Да и давно пора было. Разумеется, старик управлял этой областью ещё со времён Республики.       — Ваше Величество, разве можно…       — Можно! — отрезала Исанн. — Нельзя — засиживаться на таком посту до такого состояния. Тем более это, так или иначе, касается жизней многих людей. Вот это не нормально.       Дверь скользнула вбок, и перед императрицей и капитаном «Лусанкии» открылся вид мостика с огромной панорамой. Там было видно, как двое крейсеров Зинджа повисли над верхней частью «Палача», как бы накрывая его. Огненная сфера Мустафара находилась чуть в отдалении в густом металлическом смоге, где проходило основное сражение. И офицеры на мостике осуществляли командование этими силами на орбите, занимая места внизу, между дорожкой по центру, по которой прошла Айсард с капитаном.       — Хотя, конечно же, — продолжала она, — личностно мне немножко горько, что Терадок — если, действительно, он умер… — потому что для меня это последний из того иконостаса моей молодости, то есть он, что называется, стал одним из имперских лидеров ещё во времена формирования Нового порядка.       — Вас действительно это волнует? По-моему, Империя распалась именно из-за того, что надорвалась… простите. Когда Правящий круг поручил Гранд-адмиралу Трауну захват запредельных систем, то установка была, на то, чтобы не позволить другим их занять. Больше ничего. В конечном итоге, разросшаяся Империя стала неуправляема: она просто не смогла переварить менталитет тех рас, которые поглотила. Это и послужило концом.       — И да, и нет, капитан Дриссо. Не забывайте, какое поколение было воспитанно Империей. Именно из-за этого началось восстание, — как ответная реакция на перегибы во власти. Разве это изъяны в их воспитании? Или же плоды воспитания? Может, они не плохо воспитаны, а напротив, хорошо усвоили определенные уроки…       — Ваше Величество, — прервал их разговор один из офицеров, — противник состыковался с командной башней. Госпожа… они хотят захватить мостик.       — Умно, — заметила Исанн. — Капитан, подготовите спасательные челноки — мы покидаем «Лусанкию»!       — Ваше Величество, при всём уважении, суперразрушитель — важная боевая единица нашей армии, без неё мы значительно ослабнем.       — Мы взорвём «Палач», и таким образом он не достанется врагу, к тому же, армия противника на нём и «Разрушители» Зинджа тоже будут уничтожены.       — Но Ваше Величество, так мы ничего не приобретём. Отступление значит поражение.       — Максимализм чужд стратегии. Здесь не должно быть всё или ничего, потому что в этом случае победа останется за ничего, — отозвалась Исанн строгим тоном. — Капитан Дриссо, я понимаю, как вы привязаны к своему кораблю, но оставьте сантименты…       — Капитан, — окликнул офицер, — группа штурмовиков приближается к мостику.       — Перекрыть вход! — скомандовал Дриссо.       — Капитан Дриссо, — голос по внутренней связи еле пробился сквозь гомон, царивший теперь в командном отсеке, — Сообщение патрульной службы: это свои.       Казалось, что капитан, склонившийся вместе с техником над монитором бортового компьютера «Лусанкии», пропустил важное сообщение мимо ушей. Но он знал точно: код, который был объявлен по внутренней связи, подтвердил — это свои. Не отрываясь от экрана, он ткнул светящимся карандашом в схему на дисплее и приказал:       — Откройте.       — Капитан, — на этот раз голос прозвучал уже в отсеке, — с нами Гранд-адмирал, и он ранен.       Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, — или всё-таки шестнадцать?.. Айсард слышала затем немногое, но видела она достаточно. Всё ещё не отрываясь от экрана, Дриссо дождался, пока шаги приблизятся. Затем с неторопливостью, на которую имел право после двадцати лет службы во флоте Империи, расправил плечи и повернулся. Сначала на мостик вбежали четверо штурмовиков, словно расчищая территорию от посторонних и тем самым знаменуя появление Трауна. Они видно бежали от преследования противника, уже рвущегося за ними по пятам. Затем появился сам Гранд-адмирал, беспомощно держащийся за плечи двух других солдат с кровавым пятном, расползающимся по белоснежной форме.       Он был спокоен; однако его поддерживали во время путешествия по длинным коридорам, так как Траун неверно ставил ноги, вроде ребёнка, только что научившегося ступать, или точно куда проваливался. И за ним вошла прикрывающая тыл ещё группа солдат, замыкавших шествие. А затем двери опять закрылись.       Офицеры покинули свои посты и немедленно столпились у тела Трауна, куда поспешила императрица. Вдруг по ту сторону зала будто рухнула внутренняя преграда. Тяжёлые двери гремели под натиском вражеских штурмовиков. Те очень торопились. Они уже ломятся и вот-вот войдут.       — Ваше Величество, выслушайте меня внимательно, — адмирал лежал в объятьях Айсард, исповедуясь на последнем издыхании. — За дверью вас уже поджидают приспешники Зинджа. Прошлое отсечено этими дверями, будущее неясно и размыто. Если вам удастся выжить, то есть, при условии, если вы будите править Империей, Ваше Величество… никогда… не берите себе первого советника!       Таковы были последние слова Трауна. Сизые веки чуть сомкнулись, красные глаза постепенно потухли, а голова его с посмертным содроганием откинулась назад. Адмирал, умерший в окружении офицерского состава, даже в последние минуты своей жизни говорил с Исанн при них всех холодно, как с императрицей. А ведь хотел сказать: «Исанн, дорогая, милая твоя голова, выражение гетерохромии твоих глаз: один сияющий красный, а второй леденяще голубой. Как мне примириться с исчезновением, с этой дырой в сердце, куда теперь осыпается, скользит вся моя жизнь? Я люблю тебя. Моя Исанн. Я люблю тебя». Язык не повернулся. Он ни разу за свою жизнь не сказал Исанн, что любит её и мучительнее всего, что она этого так и не услышит.       «Прощай, любимый» — она этого не говорит. В её окружении, в котором собрались правящие верхи, нет места мягкосердечию, нет места слабости. Лишь стойкие могут выжить в нём, лишь те, кто может подчинить свою жизнь этой причудливой игре. Когда с любимой расставаясь, её целуя нежно в бровь, и жарким шёпотом касаясь ушей, я повторял: моя любовь; прощай, прощай моя мечта, моя печаль… моя тоска, и со слезами на глазах её я жадно сжал в своих тесках… Лицо Исанн Айсард было такое же ровное, такое же спокойное, как и прежде. Не повела бровью, не дрогнули губы. Она лишь на мгновение склонила голову, занавесившись волосами, после чего, не глядя на Трауна, опустила его на пол; встала; отдала последние распоряжения и с другими офицерами покинула мостик.       КОНЕЦ