Помутнение

Скинтель медленно опустилась на колени перед императором. Гладкий черный паркет тронного зала был очень холодным. Сквозь тонкую ткань платья она хорошо чувствовала это. Мираж покорно опустила голову, слепо глядя в пол. У нее уже не получалось руководить своими действиями. Сквозь Силу Энакин заставлял ее делать то, что нужно. Раньше у него не получалось проделывать с ней этот фокус. Однако за прошедшее время Скинтель ослабла, а Скайуокер наоборот почерпнул жизненных сил. Он даже выглядел гораздо моложе своего возраста: на вид ему и тридцати нельзя было дать. Очевидно, Темная Сторона давала ему много энергии. - Я слушаю вас, леди Вейдер, - проскрипел голос Палпатина. Мираж вздрогнула. Она никогда не меняла свою фамилию, поскольку, кроме нее, никто из их рода не выжил. Теперь фамилия ее отца, как и их династия, навсегда исчезнет. Скинтель подняла голову и посмотрела на возвышение, на котором находился трон. Ее взгляд был обращен не на императора. Его она видеть уже попросту не могла. Рядом с ним застыл Энакин. Повинуясь его воле, Мираж произнесла клятву и снова опустила голову. - Встань, - приказал Палпатин. Она подчинилась. Скинтель даже не знала, сделала она это по своей воле или по воле Скайуокера. - Подойди ко мне, девочка, - прошелестел император. Мираж поднялась по ступенькам и остановилась возле трона. Она не помнила, когда ее в последний раз называли девочкой, но это пренебрежение не тронуло бывшую королеву. Император потянулся к ней и взял за руку. Скинтель вздрогнула, когда белые пальцы императора вцепились в ее тонкую ладонь. Несколько томительных минут Палпатин молчал, вглядываясь в лицо женщины, а потом изрек приговор: - От нее немного осталось, но это только к лучшему. Энакин даже не шелохнулся. Он стоял, скрестив руки на груди, не отрывая от Мираж взгляд. - Твоя жена – это доказательство того, что жизнь немногого стоит, когда всего остального не осталось, - продолжил император, обратившись к Скайуокеру, а потом снова перевел взгляд на женщину. – Ты помнишь день, когда всего лишилась? Думаю, ты не в курсе, что были и те, кто остались тебе верны, когда Орден пал. Твои вассалы пытались освободить тебя. Их больше нет. Что ты чувствуешь, зная, что привела своих людей к падению и смерти, доверившись своему мужу? Скинтель ничего не ответила. Ей было все равно. У нее больше не было сил упрекать себя в случившемся. Не дождавшись ответа, Палпатин встал с трона. Их лица оказались на одном уровне. Она чувствовала, как он Силой потянулся к ее разуму. Затем Мираж услышала его голос в своей голове: «Думаешь, Энакин тебя защитит? Ты для него лишь часть его собственности, как истребитель или замок». После этих слов Скинтель воскресила в памяти то, как Скайуокер душил ее. Император отпустил ее разум и повернулся в Вейдеру. - Она – твоя, - равнодушно произнес он. – Однако все же покажи ей его. Мираж подавила в себе искру ликования. Старый ублюдок поверил! У нее получилось заслониться от него! Энакин прошел мимо трона императора, взял Скинтель за руку и, не говоря не слова, повел ее куда-то. Чем больше расстояния становилось между ними и старым ситхом, тем легче и радостнее становилось на душе у женщины. Ей едва удавалось сдерживаться, чтобы не выдать себя. - Ты спрашивала, что случилось с Оби-Ваном, - сказал Скайуокер. – Сейчас увидишь. Мираж посмотрела на мужа и сразу поняла, что с Кеноби произошло что-то, что сильно задевало и печалило Энакина. - Он убил его? – тихо спросила она. - Мой бывший учитель пополнил ряды инквизиторов, - покачал головой Скайуокер. Скинтель замерла, будучи не в силах поверить своим ушам. Кеноби всегда был последним, кто предал бы Орден и согласился служить ситхам. Кроме того, прими Оби-Ван его сторону, Энакин вряд ли был бы так опечален судьбой наставника. Спустя несколько минут Мираж не без удивления обнаружила, что изобретательность и жестокость императора действительно незаурядны. Что произошло, она не сразу сообразила. Энакин привел ее в полупустые покои с северном крыле дворца императора. Сделав это, он оставил ее одну, мрачно покосившись на вход в соседнюю комнату, где, по всей видимости, и находился Кеноби. Скинтель медленно направилась туда. Она застала Оби-Вана сидящим на простом деревянном стуле со спинкой, который стоял напротив огромного окна. Он смотрел на угасающий вечерний свет пустым и холодным взглядом. Мираж тихо позвала его по имени. Джедай обернулся, услышав ее голос. В его глазах мелькнуло узнавание. Скинтель обрадовалась даже этому. Ей не верилось, что она испытывает к этому человеку безграничную нежность только потому, что он был едва ли не последним напоминанием о ее прошлой жизни. Женщина бросилась к нему и неловко взяла за руку, словно это могло убрать его безучастность ко всему. Лишь сделав это, королева поняла, в чем дело. На правой руке Кеноби вот уже несколько лет был глубокий шрам, который остался с тех времен, когда Энакин пропал на целый год, а Совет направил его учителя на Зайгерию. За Скинтель в очередной раз прислали убийц, от которых ее спас Оби-Ван. Его ранили в руку. Мираж сама несколько раз меняла ему повязку и хорошо знала этот шрам. Теперь же от него не осталось и следа. Значит, это был не Кеноби, а только его клон. Полностью покорный и незаинтересованный ни в чем. Ужаснувшись, Скинтель невольно отстранилась, но джедай неожиданно сжал ее руку. - Это не совсем то, что ты подумала, - произнес он несколько хриплым голосом. – Тело принадлежит клону, но разум остался моим. Частично… - Как? – только и выдохнула королева, заглядывая ему в глаза. - Император убил меня, - тихо произнес Кеноби, - сначала мучил молниями, а потом выжег легкие световым мечом. Его серо-голубые глаза были пусты. Казалось, что ему нет никакого дела до произошедшего. - Я очнулся и не без ужаса обнаружил, что снова живу, - продолжил свой рассказ джедай. – Сердце билось, в легких был воздух. Я снова мог двигаться, мог видеть, но Силу больше не ощущал. Она покинула меня навсегда. Позже Энакин объяснил, что мой мозг перенесли в тело лишенного воли клона. Способность к Силе невозможно передать генетической копии. Повисла тишина. Мираж понимала, что ей показали Кеноби только за тем, чтобы пригрозить. Император таким образом ясно дал понять, что будет ее ждать в случае неповиновения. В те минуты она простила Оби-Вана за то, что произошло, когда тот искал Энакина. С ним обошлись слишком жестоко. - Как тебя схватили? – спросила Скинтель, поглаживая его пальцы. - На одной из планет Банковского Клана меня поджидала засада, - ответил магистр, сжимая ее руку. – Я могу думать, порой даже волен высказывать свои мысли, но не могу пойти против приказов. Тело просто деревенеет, когда я пытаюсь что-то сделать. Энакин… В тот день, когда я пришел к тебе, мне хотелось его задушить. Сдавить пальцами горла так сильно, чтобы в его теле навсегда угасла жизнь. При этом теперь я понимаю, что не могу даже ненавидеть его. Скинтель не нашла слов, чтобы что-то ответить. Энакин когда-то сказал Мираж, что относится к Оби-Вану как к отцу, хотя по возрасту Кеноби больше подходил ему на роль старшего брата. У них даже была отдаленная внешняя схожесть, не говоря уже о том, что нередко вели себя они тоже одинаково. Явно не по своей воле Скайуокер частично перенял приятные манеры своего учителя, а тот, в свою очередь, - порывистость и мрачную решимость ученика. Скинтель порой казалось, что у них одинаковые глаза. Только у Энакина они были ярко-голубыми, а у Оби-Вана цвет был более блеклым и холодным. Возможно, все дело было во взгляде: настороженном и внимательном. Очевидно, Скайуокер всегда куда больше нуждался именно в отце, а не в наставнике и брате, поэтому пытался смотреть так на своего учителя. При этом все равно они плохо ладили, хотя Энакин до определенного момента подчинялся Оби-Вану. Во многих отношениях Ян фактически заменил Скайуокеру Кеноби. Скинтель несколько раз видела телохранителя в бою и пришла к выводу, что Энакин успел обучить его тому, что сам почерпнул во время служения Ордену. К слову, Ян был уже немолод, но ему это нисколько не мешало быть одним из лучших воинов Скайуокера. В его теле было много сил, а безупречная реакция в сочетании с навыками, которые оттачивались десятилетиями, делали его едва ли не самым опасным человеком, которого Мираж доводилось знать. Конечно, император и Энакин были куда хуже бывшего раба, но они оба были исключительными случаями. Образ мышления Яна был проще и его действия предугадать было несложно – тот во всем подчинялся освободившему его Скайуокеру. После становления Империи Энакин сполна наградил своего верного цепного пса. Теперь Ян был так богат, что его состояние превышало бюджет десятка систем. Он давно бы мог уйти на покой, но, видимо, не мог представить себе другую жизнь. На Камино сделали несколько десятков тысяч его копий, которые пополнили 501 легион. Скинтель много лет пыталась разгадать, как устроен его примитивный умишко. Она так и не смогла найти никакого объяснения, кроме того, что десятилетия подчинения выбили из него все возможные амбиции и желания. - Будь послушна, - неожиданно произнес Оби-Ван. – Подчиняйся своему мужу-ситху, никогда не зли его. Так у тебя будет шанс дожить до того дня, когда появится возможность отомстить. - Живешь этой мыслью? – спросила королева, выпуская руку Кеноби. - Да, - неожиданно хищно улыбнулся Оби-Ван. – Я поглощен мечтами о выжженной дыре в груди Палпатина. Он убил моего учителя, отнял единственного ученика, разрушил Орден, которому я посвятил жизнь. Если бы я только чувствовал Силу, то меня бы уже давно поглотила Темная сторона. Однако я лишен даже этого. Мираж замерла. Ей никогда не доводилось слышать от этого человека нечто подобное. Сколько она его помнила, Оби-Ван всегда был осторожным, сдержанным и скрытным. Никто на самом деле не знал, что у него болело, и, что мучило. Скинтель, как и все остальные, могла лишь догадываться: Кеноби всегда так мало говорил о себе. Магистр внимательно посмотрел ей в лицо и холодно заявил: - Я связан по рукам и ногам, а ты – нет. Страх с новой силой начал подниматься в груди женщины. Ей было понятно, к чему он ведет. - Император забрал у тебя Зайгерию и Энакина, - безжалостно продолжил Оби-Ван. – Немного позже заберет Лею, а, если у тебя будут свои дети, то и их тоже. Кеноби мог говорить только то, что ему позволяет говорить Палпатин. Его слова должны загнать ее в ловушку. Ситх так лишь испытывает, нельзя подаваться. - Я ничего не сделаю, - заявила Мираж, - и ты тоже.