Лабиринт искажений

54.6 В сумрачном свете не разглядеть было в точности, но Райнен поначалу подумал, что это новый орк: тень очертаниями хоть и походила на человека, но на человека со странно опущенной головой и горбом на спине. Несколько мгновений спустя он уж не был уверен. Чем-то неуловимым новый гость отличался от орков. Райнен вспомнил слова длиннолапого. Я позову тебе гостя. Ухватившись за прутья, он сел, вглядываясь. Тень замерла посреди прохода, безмолвно и неподвижно. Разглядеть в деталях фигуру и лицо под длинным одеянием с капюшоном было невозможно. Райнен подумал, что он ничего подобного не видел на орках. В стенах крепости они не пытались скрыть своё тело, довольствуясь набедренными повязками или передниками, перевязями и ремнями с оружием. Одежды носили Альтакано, Ринбор, лекарь, да ещё пленники. Но уж слишком непропорциональным, слишком неправильным, изломанным был силуэт. Застывший в призрачном свете, он казался охапкой тряпок, наброшенных на связку жердей, а не облачённой в одежды плотью. Райнен даже решил было, что ему это мерещится, — пока фонарь не качнулся. Свет от движенья вспыхнул ярче, а когда существо отставило фонарь и опустилось на колени в проёме дверцы, Райнен увидел, как оно дотрагивается до лодыжки эльфа — длинными тонкими пальцами, покрытыми складчатой кожей, с заострёнными, как у хищной птицы, когтями. Это не походило ни на орочью лапу, ни на человеческую руку. Существо, склонясь, переползло внутрь клетки и уложило костлявые ладони на обнажённый живот эльфа, нависая над ним. Длиннопалые ладони обхватили эльфа с боков, скользнули ниже, на бёдра, и сомкнулись, тварь откинулась назад, подтягивая эльфа к себе. Эльф попытался вырваться, но запястья и лодыжки его держали верёвки. Когда эльф дёрнулся и выгнулся с вскриком, тварь сжала лапы ещё сильнее, так что из-под когтей потекла кровь, и вновь склонилась над ним. — Эй! — воскликнул Райнен, надеясь её отвлечь. Тварь даже не обернулась и не прервалась. Тогда Райнен подхватил миску и запустил в сторону соседней клетки. Миска грохнулась об прутья, отскочила и покатилась в сторону, теряя комья каши, но тварь в клетке этого словно не заметила. Лязганье дверцы, окрики, ругань — она ко всему оставалась равнодушной, и Райнену оставалось лишь смотреть. Видно было, что оба — и эльф, и жуткое существо — напряжены. Эльф всем телом пытался изогнуться, тварь изо всех сил старалась удержать его на месте. А силы, должно быть, были изрядные, раз твари удавалось сдерживать в одиночку эльфа, с которым орки едва справлялись втроём. Райнен видел, как сквозь желтоватую кожу лап проступали натянутые жилы, как в местах сочленений обозначаются кости, как на теле эльфа обрисовываются напряжённые до дрожи мышцы. Он не понимал, из-за чего эта борьба, лишь надеялся, что тварь не преуспеет, но вскоре эльф начал сдаваться. Сначала чуть согнутые, насколько верёвки это позволяли, колени выпрямились, потом выгнутое тело понемногу расслабилось, обмякло и опустилось на пол. Тварь тоже понемногу ослабляла хватку, хотя ладони по-прежнему лежали на обнажённом теле, когти больше не впивались в плоть, существо сидело между коленей эльфа, и Райнен слышал не то исчезающе тихий свистящий шёпот, не то слабое шипение. Когда согнутый жёлтый палец погладил эльфа по животу, тот вскинулся, но как-то странно: запрокинул с всхлипом голову, сжал кулаки, а нижняя часть тела при этом осталась совершенно неподвижной. — Что же такое-то? — пробормотал Райнен, в бессильной ярости дёргая дверцу. Тварь провела лапой по груди эльфа осторожно, едва касаясь кожи; свистящий шёпот стал чуть громче. Эльф на этот раз даже не пошевелился. Тогда жуткие руки снова легли на его бёдра, тварь подтянула эльфа ближе к себе, приподнимая нижнюю часть его тела, поднимая к себе на колени, и вновь ненадолго замерла. Райнен услышал стон и увидел, как исказилось лицо эльфа. Тварь качнулась странным, ныряющим движением: сначала головой вперёд, потом грудью, чуть приподнявшись под конец на коленях. И замерла. Что бы там ни происходило, эльф больше не пытался ей противостоять, хотя Райнен слышал его хриплый долгий стон. Медленно-медленно, не прекращая плавно извиваться, тварь отклонялясь назад. Тень сдвинулась, обнажённое тело эльфа оказалось на свету. Райнен видел, как он глубоко, с усилием, дышит, как медленно, обрисовывая рёбра, поднимается грудная клетка, натягивая кожу над впалым животом, и как что-то округлое прокатывается внутри под этой кожей, словно кто-то с усилием гладит живот изнутри. Поначалу Райнен решил, что ему померещилось. Холодный зеленоватый свет фонаря мерцал, и мог обмануть зрение игрой теней на линиях тела. Но тварь в какое-то мгновение откинулась назад ещё сильнее, уцепившись одной конечностью за прутья на потолке клетки, и медленно прокатившийся под кожей и мышцами комок Райнен видел совершенно отчётливо. Раз… и другой… Третьего Райнен уже не увидел. Он отвернулся, почувствовав внезапно тошноту. В последний раз его с такой силой мутило, только когда он получил от Альтакано по голове и отлёживался потом в его постели. Но нынешняя тошнота имела иное происхождение, горло и желудок сдавило ужасом и подпёрло омерзением. Он успел увидеть всё целиком. Жуткое существо, которое цепляется за прутья длинными тонкими пальцами; предплечье, высунувшееся из рукавов, такое же тонкое, длинное, жилистое, как и пальцы, тёмное и блестит, словно облизанное. Голова запрокинута так, что затылком лежит на горбу, но лица не видно по-прежнему: край глубокого капюшона лёг на него. Тело всё, от макушки до бёдер, медленной плавной и напряжённой волной напрягается и расслабляется. Лежащий перед ним неподвижно и безвольно эльф. Глаза приоткрыты и смотрят в никуда, слюна, мешаясь с кровью, стекает с приоткрытых губ. И это, перекатывающееся внутри в его теле. Он не мог больше смотреть и не мог ничего сделать. Когда Альтакано притащил его к освежёванному трупу, можно было хоть похорохориться, как ни глупо бы это выглядело. Когда издевался над эльфами — он хоть мог попытаться как-то повлиять на происходящее, ведь Альтакано и с ним при этом играл. Он был пусть и камешком в игре, но с правом хода. Но сейчас перед ним происходило нечто глубоко омерзительное, он даже не столько понимал, сколько чувствовал это нутром. И твари в соседней клетке было совершенно безразлично, что он скажет или попытается сделать, она будет заниматься своим кощунством, не обращая на него внимания, пока не получит того, за чем явилась, не насладится полностью. А он сейчас не может ничего. Только смотреть. Только смотреть или отвернуться — вот и вся свобода выбора. Смотреть — невыносимо. Отчётливый ужас пленника — словно зараза, словно ядовитая змея, которая переползла из клетки в клетку. И теперь от этого яда просыпаются страх и собственные воспоминания. И ему даже и смотреть-то нет надобности, от одних лишь лёгких звуков за спиной — дыхания, шороха одежд и тихого позвякивания металла — картина сама перед глазами встаёт, и руки холодеют и подрагивают от страха и бессилия. И хотелось уже не только отвернуться, но и уши заткнуть, чтобы ещё и не слышать. Он, кажется, и не слышал. На неведомое ему самому время его будто накрыло плотным одеялом, сквозь которое всё — и свет, и звук — проходит с трудом. Кончилось всё внезапно. Негромким лязгом, еле слышным шелестом. Тогда он вдруг понял, что сидит у решётки, вцепившись в неё руками, прижавшись лбом, зажмурив глаза и почти не дыша. Лязг и скрип — это сдвинулась с места дверца соседней клетки. Наверное, тварь закончила и выбралась. В шорохе ему померещились шаги за спиной. Мгновение он был уверен, что тварь крадётся к нему, и сердце замерло. Потом он разлепил глаза, глянул за плечо и сквозь серые круги (зажмурился слишком старательно) в слабом свечении увидел колеблющийся силуэт. Шаги ему не померещились, но тварь тихо удалялась прочь. Фонарь, мерцая, колыхался у неё в лапе, в другой у неё вроде бы что-то было, но он уже не мог разобрать что: не то какое-то оружие, не то край одеяний, не то собственный крысиный хвост. Окажись это создание со своими странными руками внешне сродни пасюку, Райнен совсем бы не удивился.