54.7
Свет погас прежде чем, справившись с оцепенением, Райнен успел взглянуть на эльфа. Только дыхание в темноте, мучительное, словно у тяжелобольного, но оттого отчётливо слышимое, подтверждало, что он здесь по-прежнему не один. Райнен окликнул эльфа раз и другой, — тот не отозвался и ничего не изменилось. — Ну что ж ты… — пробормотал Райнен дёргая решётку. Бессмысленное дело. Решётка не поддалась, конечно, и дверца не открылась, когда он с досады пинал её в темноте пяткой, под грохот железа, вопрошая тьму: — Кто это был? Что за мерзость? Что он с тобой сделал? В конце концов нога провалилась между прутьями, а прутья так ощутимо задели по костяшкам на лодыжке, что перед глазами белые всполохи пошли. Райнен откинулся на спину и, вытирая проступившие слёзы, замолчал. Боль его немного отрезвила и заставила прекратить вымещать зло на железе. Те же вопросы он повторил приковылявшему спустя неведомо сколько орку. Орк захихикал, больше это походило на кашель. Он опустил ведро, доковылял до клетки эльфа, и обошёл её кругом, пощёлкивая когтем по прутьям, присел на корточки так, что мословатые колени поднялись чуть ли не выше головы, просунул в клетку лапу и провёл по животу эльфа. Эльф, к изумлению Райнена, не пошевелился, не попытался ни отодвинуться, ни дёрнуться. Райнен видел его неподвижные пальцы, он даже руки не сжал. Орк хмыкнул довольно, потыкал эльфа под рёбра ещё и вернулся, довольно скалясь. — Он был здесь, — сказал он, тщательно набивая миску кашей. — Кто? — спросил Райнен. — Что это за дрянь была? — Сам спроси, — захихикал орк. — Сам его спроси. Он придёт ещё. Он задвинул миску и воду в клетку и поднялся, собираясь уходить. — А ему? — сказал Райнен, указывая на эльфа. Орк оскалился ещё шире. — Ему больше не надо, — сказал он и указал на плошку с кашей. — А ты ешшшь. Пока ешшь. — Образина тупорылая, — пробормотал Райнен ему в спину. Пока свет ещё не исчез в темноте, он повернулся в другую сторону. Эльф снова не откликнулся на его попытки добиться от него хоть слова. Райнен видел, что он дышит, но только это и свидетельствовало о том, что он жив.54.8
Кашу пришлось всё-таки есть. За неимением чего-либо иного. В темноте, в отсутствии малейшего признака смены дня и ночи, маясь от вынужденного бездействия и бездвижности, Райнен утратил ощущение времени. Орк являлся регулярно, но Райнену казалось что то нет слишком долго, то он вернулся чуть ли не пару часов спустя. Впрочем он наверняка приходил по меньшей мере дважды в день, потому что ни разу Райнен не успел как следует проголодаться до его возвращения. Он зверел от безделья в низкой клетке. Прутья и пол были многократно ощупаны и проверены на прочность, но делали её, видно, впрямь в расчёте на эльфов, и раз уж эльф не смог вырваться, ему и подавно нечего надеяться. Райнен пытался петь, и орал все песни какие помнил, непременно принося извинения эльфу за то, что вынужден это слушать. Он пытался мысленно вспоминать как держать меч, как отбивать удар, представлял раз за разом своё «сражение» с Альтакано во дворе, придумывая что бы и когда можно было ещё сделать, чтоб его достать всерьёз. Перебирал, загибая пальцы, проведённые в крепости дни, чтобы подсчитать, сколько времени прошло. Выходило плохо: он не всегда знал сколько в какой момент провёл в беспамятстве. Засыпая, он видел сны. Они были яркими, он таких сочных красок и наяву не видел: над Беличьим бродом небо стояло обжигающе синим куполом, листья на деревьях сияли эльфийским золотом, краснели свежей кровью, вода в реке блестела, так, что глазам больно, а сажа на руках у дяди была темной, как здешняя темнота. И не только краски, звуки в них были ясные, запахи отчётливые и привычные — горящих поленьев в печи, свежего хлеба, старого дерева, влажной пыли под дождём. Сны затягивали его как омут. Просыпаясь, он не мог сразу очнуться и порой не сразу вспоминал, где он; пугался на мгновение темноты, натыкался на решётку, потом вспоминал… Когда снилась сама тёмная крепость и здешние твари, просыпаться было легче и приятнее, потому что в этих снах он блуждал бесконечно в подземельях, проваливался в снег и не мог выбраться, тонул в вонючей воде, или туда являлся Альтакано со всеми своими мерзостями. Эти сны он старался побыстрее выкинуть из головы, утешая себя тем, что Альтакано он, похоже, надоел таки, и орочий командир не то делами поинтереснее занялся, не то позабыл про него. Ему от этого было бы только спокойнее, только не давала покоя мысль, что, забыв о пленнике, Альтакано так его и оставит в этой пещере без света, без звуков, без возможности перекинуться словом с кем-то, кроме косноязычного орка. Райнену страшно становилось, когда он представлял, как время течёт, а он даже и не знает, сколько лет прошло; что он состарится и умрёт в этой клетке. Но потом, вспомнив, что тут многим сильно хуже чем ему, сам себя стыдил. Вон совсем рядом — эльф, которого орки, похоже, решили уморить голодом и жаждой, чего ходить далеко; а ему на что жаловаться, по большому-то счёту? Руки-ноги целы, не мёрзнет, не голодает, не бьют, работать не заставляют, и даже Альтакано ничего больше от него не хочет. От безделья-то, поди, ещё никто не помер.54.9
Ещё несколько кормёжек спустя Райнен понял, что перестал твёрдо отличать явь от снов. Он проснулся, как много раз до этого в темноте, выпал из сна. Во сне Альтакано держал его за горло, прижав к стене, и говорил, что золотом Райнена осыпет, вернёт ему коня, даст оружие и право рубить головы оркам, если вдруг ему что не понравится, а самого его вернёт из подземелья в комнатку, которая ему так по душе, подарит ему пленного квенди, позволит поить заключённых — и даже, пожалуй, отпустит эльфа из Ограждённых земель, так и быть, — если он поклянётся в вечной службе. Во сне у Райнена всё внутри скручивалось от страха, от тоскливой пустоты, что он сейчас согласится, согласится не ради поблажек, а ради спасения Финнеланна, хотя губы сами собой твердили «Нет, нет, нет…» Страх был не напрасный, мучительно хотелось согласиться. «Значит, оба подохнете!» — сказал Альтакано, отшвырнув его с досадой. Райнен упал на пол во сне, а поднялся уже наяву, всё ещё чувствуя, как горит, ободранная о камень — во сне — спина. И наяву ему всё ещё было так же муторно внутри, как во сне. Он нащупал прутья и сел, по привычке ловя звук дыхания и по нему определяя собственное положение. Звук стал сейчас тише и глуше, а с другой стороны донесся еле слышный шорох, будто ткань скользит по ткани. — Кто здесь? — спросил он. На шорох мышиной возни звук не походил. За все эти дни ни разу в этом подземелье он ничего подобного и не слышал. Мышей, впрочем, тут тоже не было. Ни одной ему не попалось, — орки их, что ли, жрут? Никто ему не ответил, но лицо внезапно обдало коротким сквозняком. Сначала Райнен замер: стоялый пещерный воздух лишь раз взбаламутило холодной свежестью — когда уходила из пещеры та тварь. А потом отшатнулся: движение воздуха означало, что во тьме действительно кто-то есть. Райнен отполз на середину клетки, настороженно прислушиваясь. Кто мог сюда явиться и не отозваться? Не орк — вот уж их бы и слышно было, и вонь он их отлично чувствовал. А кого ещё сюда могло принести? Альтакано? Он чуть было не позвал по имени, но прикусил язык, спохватившись. Ещё чего не хватало! Даже если и вправду он. Если он, сам объявится, но не похоже. Командир орков ходил твёрдым шагом уверенно, каблуки в пол так впечатывал, что издалека слышно. Что ему за корысть впотьмах вокруг клетки тихушничать? Захотел бы чего — достал бы из-за решётки и сделал. — Что надо? — спросил Райнен у темноты. Темнота по-прежнему безмолствовала. Только порыв воздуха Райнен почувствовал снова — теперь на плече сзади. Он обернулся, всматриваясь во тьму, напряжённо прислушиваясь. Чувство, что кто-то здесь рядом есть, росло и крепло. Он будто бы стоял прямо напротив, неподвижно, неслышно, как бесплотный дух, даже не дыша, но даже не пытался скрыться. И когда Райнен почувствовал вдруг снова движение — ему словно в лицо кто-то неторопливо подул, — он не задумываясь рванулся вперёд, целя между прутьями, надеясь, что рука не наткнётся на железо. В щель он попал, но пальцы схватили воздух. Тот, кто миг назад стоял у клетки, либо стремительно и абсолютно бесшумно увернулся, либо был и впрямь бестелесен. Райнен уловил снова лишь короткий шелест и всё снова стихло. И ощущение присутствия кого-то третьего тоже пропало. — Спячу я тут, — пробормотал Райнен, шаря вдоль прутьев в поисках воды. Нашарив вслед за водой миску, он обнаружил поверх каши что-то новое, что-то небольшое, тонкое и твёрдое с одной стороны, плотное и более широкое с другой. Ощупав и облизнув покрывшиеся жиром пальцы, он понял, что держит в руке птичью ножку. Должно быть, запечённую прямо на огне, без изысков. — Ринбор?! — в изумлении сказал Райнен, вертя неожиданное угощение в руке. Кто ещё мог притащить пленнику в такое место кусок куропатки? Ему никто не ответил. Мясо он съел, полагая, что куропатка никем кроме куропатки быть не может, а косточку с одного конца обломал и принялся терпеливо затачивать об шероховатый прут. Косточка была коротковата, чтоб из неё вышло оружие, представляющее хоть какую-то опасность, но он готов был попробовать проверить, насколько глубоко её можно всадить орку в горло. И когда его потянуло в сон, он заснул, сжимая костяное остриё в пальцах. Но когда снова проснулся — в руке уже ничего не было. Ни в руке, ни в клетке, ни вокруг неё. Обшарив всё десяток раз, он убедился, что ни кости, ни отломанного с неё кончика, ни даже жира и костной трухи на прутьях нет и испугался, что действительно сходит с ума. Теперь ему вспомнился коридор подземелья, те эльфы, которых он видел там, обломанные ногти, безумные глаза. Если тут, по словам Сирга, умом ведутся даже они, он и подавно запросто помешается.