Бывший советник ярла

Холодно. Он ощущал, как колкая дрожь расстилалась по телу, как от холода подгибались колени и трепетали пальцы. Мерзко, больно. Он чувствовал, как слабость закутала его в свои морозные объятия. На иссиня-чёрной коже эльфа появились трещинки, алые, как чаша доброго вина, глаза данмера поблёкли. Он глядел сквозь сеть полуопущенных ресниц и дрожал. Холодно. И улыбка на его лице давно угасла. Он помнил – о, с каким жаром он вспоминал! — угрюмый взгляд ярла, трепет послов, что посмели задержаться здесь, усталый, чуть испуганный взор и плавные движения ярловой жены, вкус яблочного пирога, который долго, необъяснимо долго таял на языке. Отвратительный запах сургуча, разбавленный горьким ароматом северных чернил. Обжигающий пепел на стенках старинного камина. Он тоже пах по-особенному. Мейлур ступал неспешно, точно рассчитывая каждый шаг. «Зря, — думалось ему, — следует идти быстрее». Но до Виндхельма много миль, а лошади ему не удосужились дать. Бывший советник ярла. Бывший… друг ярла. Он ненавидел этот титул. В груди клокотало. А в Виндхельме тоже холодно, но, быть может, не так сильно. Ему хотелось в это верить. Он… боялся. Боялся остаться без благого тепла, без тяжёлой руки своего повелителя, без кроткого, но понимающего взгляда ярлессы, без тёрпкого запаха сургуча и северных чернил. Письма, к которым так жадно тянулись пальцы, остались в его кабинете, ещё не распечатанные, не проверенные. Очаг остыл в его комнате. Добрая кружка мёда осталась пустой лишь наполовину. Посох… Ах, посох! Тот, что он сам выкрал, и за который ему пришлось томиться в темнице. Сейчас здесь, за его спиной. Проклятый маг! Селот помнил, как за ним закрывалась дверь, и как входил он, шелестя подолом своей мантии по упрямо скрипящим доскам обители ярла. Как желчно улыбался ему, как кланялся. У советника от негодования сводило зубы и ныло в животе, когда магистр повествовал о мнимых преступлениях Мейлура, о его продолжительном обмане, о том, как у него — сломленного и несчастного чародея Коллегии — похитили ценный артефакт. Вздор! Сему посоху — грош цена. Только вот верного и преданного советника никто не желал выслушать. — Пригрел змею, — коротко выразился ярл, — в темницу его. Мейлур не умел колдовать. Да и посох ему был, впрочем, не так уж и нужен. Но дешёвую безделушку забрали, а чокнутый маг снова вернулся в таверну. О, Азура, как у Селота руки зудели, желая выпотрошить доносчика! Сидит там, горло полощет, о магии треплет. И, конечно, о том, как он чудесно расправился с эльфом. Щенок! Я предупреждал тебя. Посох снова у меня, я выбрался, я жив. Жив… Холодно. На ресницы опускались снежные хлопья и жгли, саднили слезящиеся глаза, норовя ослепить данмера. Он шёл посреди пустынного леса, хладными пальцами сжимая обрывок карты, кончиком ногтя следуя за чёрной линией на бумаге. Дорога заводила его куда-то в горы, посох покачивался за спиной, он запутывался в своих ногах, он сжимал во второй руке флягу с пойлом, которое успел утащить со склада. Когда остаёшься наедине с природой, невольно понимаешь, что твои способности… ограничены. Шустрым росчерком пера Мейлур мог решить за раз судьбу пленника, лукавой улыбкой скрасить любое торжество, звонкой монетой откупиться от неприятностей. Ловко лавируя между важными гостями, он завоёвывал их расположение. И, конечно же, набивал карманы. Он прикрывал Энтира, когда тот проводил свою Игру под носом у ярла. Коллегия была обязана ему не меньше, чем самому Савосу Арену. Однако в одночасье жизнь перестала казаться… лёгкой. В Винтерхолд стали доходить слухи о драконах. Чепуха, думал Мейлур, типичные выдумки. Можно ли верить в то, чего не видел собственными глазами? Близился закат. Дорога в Виндхельм становилась короче, надёжней. Легче. Селот с некоторым облегчением вздохнул и приложился к фляге. Он представлял так полюбившийся «Замёрзший очаг», приятную и согревающую игру на лютне и, закрыв глаза, пальцами водил по воздуху, точно лаская струны. Именно в этот момент Селот, наконец, осознал на собственной шкуре, что в действительности означает «замёрзший».