Emotions

       Я удивился тому факту, что Шмидт больше не испытывал страха. Пару минут назад этот дёрганный охранник, вроде, до дрожи боялся меня, а теперь он просто сидел и заинтересованно разглядывал моё лицо! Что же его могло привлечь: мои глаза, полные боли и отчаяния, или же моя вялая улыбка, застывшая на лице? О, не зря я был так рад этой глупой гримасе!       — П-привет? — слегка дрожащим голосом поздоровался сторож, всё-таки положив свою тёплую руку на мою — холодную, слегка липкую от обилия тёмно-алой жидкости на ней — руку. Парень заметно вздрогнул и слегка приподнял уголки губ. О, Сатана превеликий, он улыбнулся мне! Пусть робко и замкнуто, но улыбнулся!       Я жутко хотел ответить Шмидту чем-то подобным, например, таким же приветливым и доброжелательным тоном поздороваться, но я не мог себе этого позволить — последний записанный звук не совпадал с этим словом, да и сама система чуть не давала сбой. Жуткий скрип раздался в комнате, что раньше дышала какой-то надеждой и маленькими лучиками доброты, и теперь Майк немного поёжился, снова прикрывая рот кепкой и убирая непослушную прядку волос за ухо аккуратным и незамысловатым движением руки.       — H-help me-e-e, — всё ещё не спуская удивления с лица — Шмидт-таки по-прежнему разглядывал меня, проходя взглядом по каждому миллиметру грязно-зелёного покрытия.       За моим неразборчивым мычанием последовала гробовая тишина; охранник, дойдя взглядом до клочка, оставшегося от моей чёрной бабочки, в который раз позволил маленькой прозрачной капельке появиться в уголке глаза. Майк выглядел так… жалко, что ли. Я не мог разобраться: с одной стороны он был растрёпанным и дёрганным — как будто он был измучен каким-то кошмаром, что творился в том же помещении, где он находился; , а с другой стороны, он выглядел как обычный ребёнок, у которого забрали конфетку. Я медленно отстранился от парня, слегка пошатнулся — опять то идиотское чувство! — и чуть не упал, но опорой мне стал стол охранника, и я лишь облокотился об этот заваленный разными бумагами и обставленный милыми игрушками стол. Стол, стол, стол… Стул, блин.       — Я могу чем-то помочь тебе… ой, извини… те, Вам? — робко сминая кепку дрожащими пальцами, спросил парень, заметно краснея и отводя взгляд в правый нижний угол. Он действительно понял, что я сказал? Или это просто импровизация из вежливости этого сторожа? Я закивал головой как можно активнее, чтобы Майк понял, что мне действительно нужна помощь. Удивлённое выражение лица и мелкая дрожь в коленях — я всё ещё опирался о стол — по-моему, жалкое зрелище. Шмидт снова положил вспотевшую руку на мою, и его откровенный горящий взгляд снова столкнулся с моим — полным теперь непонимания и удивления — взглядом. Майк, прошу, забери меня отсюда! Убери от… точнее, из меня этого фиолетового изверга, забери меня к себе, как маленького брошенного на произвол судьбы щенка! Ма-а-а-а-а-айк… Внутренне — в душе — я практически ныл, выплакивался охраннику, прижавшись к его тёплому живому телу и уткнувшись в его грудь носом.       — H-he-e-e-elp… m-me-e-e, — стараясь просить помощи разборчивее, я не бросал попыток и выдавить эти алые капельки, подобные тем, но только прозрачным, что я видел в уголках небесных глаз Майка. И, — искренне ура! — у меня-таки получилось это сделать: тёмно-красные дорожки поползли по моим щекам, вырисовывая их очертания, а после, скапливаясь где-то на подбородке, бесшумно и бесстыдно падали на мой живот или же на пол.       Ещё одна минута неловкой тишины. Адское мучение для меня, честно! Я просто хотел провалиться сквозь землю — ждать его реакции и ответа было невыносимо. Но… Я мог просто любоваться им: этот пьянящий взгляд, обезумевший румянец, дрожащие руки и изредка вздрагивающие ресницы — ну чем парень не красавец?       — Я п-правда хочу тебе помочь, но проблема в том, что я не знаю, как. Можно чу-у-уть подробней? — отставив мизинец, парень слегка улыбнулся. Серьёзно? Он меня понял? Я приподнял одну бровь, понимая, что не могу сказать что-то кроме последней записанной фразы. Дело плохо, очень плохо! Доверие человека — штука хрупкая, я это знал… Хотя человеком и не являлся. Ну, пару-тройку уроков мне дал тот фиолетовый, признаюсь. Теперь же я перенял от него и способность чувствовать боль, способность думать и размышлять, а ещё… эти, как их там… Вот, чувства и эмоции. И последнее, если честно, не радовало — слишком больно, душевно больно. Физическая боль? Ха, это не совсем то. Подытожить: физически — больно, душевно — смешно. Так всегда говорил и Вин… Этот фиолетовый убийца.       Парниша медленно и осторожно встал и, безо всякого стыда, обнял меня — так же аккуратно, как я тогда его гладил по каштановым волосам. М-Майк, ты… Чёрт, он восхитителен, и я со стыдом признавал это, мысленно отвечая таким же искренним объятием, мысленно прижимая дрожащее тело к себе сильнее, мысленно уткнувшись липким (из-за обилия тёмно-алой жидкости на нём) носом в волосы парнишки. Так мне было гораздо спокойнее, и чувствовал я себя в безопасности… Увы, но только мысленно — в реальности меня всего колотило, я не мог ни промычать в очередной раз ту фразу, ни осторожно провести руками по спине охранника. Я просто прикрыл глаза и медленно вдохнул этот лёгкий запах. Гм, запах чего?       Я открыл глаза, стараясь понять, что это за запах. Совершенно случайно взгляд упал на набитую всякой всячиной мусорную корзину. Пустые банки от колы, да? Похоже, мой милый идеал не такой уж и идеальный. Я взял Шмидта за плечи и отстранился от него. Этот яркий румянец был свидетелем его опьянения. Милый, милый, мать твою, Шмидт! Эти действия были неискренними. И как от осознания этого факта было больно…        — А ты не такой уж и страшный, — снова прижавшись ко мне, промурлыкал сторож, после вообще съезжая с катушек и выходя за рамки приличия: — Мяу… — и провёл носом по моей груди. Какого кляпа он вдруг начал о меня тереться и вести себя как кот? И — я сам не знал, почему! — я выпустил парня из хватки, что мешала ему наклоняться ниже. Он, наверное, посчитал это каким-то намёком, потому мимолётно улыбнулся пошлой, совершенно не той, что я любил, улыбкой. Удивление. Удивление на моём лице всё так же читалось ясно и чётко.       Пальцы охранника осторожно прошлись по одному моему плечу; второе Майк обдавал рваным дыханием. Специально пытался вывести меня из себя. И я до боли хотел этого, хотя и сам не понимал, почему. Но ведь он делал это неосознанно, верно? Как этот глупый сторож потом будет смотреть на меня, да и смогу ли я взглянуть ему в глаза?       От моих раздумий меня отвлёк мой же стон. Тихий, неосознанный, вызванный непривычным за долгие годы прикосновением ко мне вообще. Инстинктивно, будто автоматически, я прижал целое ухо к голове, протягивая наконец лапу к голубоглазому и осторожно проводя ей по спине охранника. Последний, словно поняв мой намёк, которого и не было, поднял взгляд на моё лицо и осторожно, совсем невесомо, коснулся губами моего носа. Удивлён таким поворотом событий? Я вас умоляю — я был почти что шокирован. В этом мире всё происходило слишком быстро. Не успевал ты опомниться — и человек, который совсем недавно казался недостижимой целью и мечтой, уже целует тебя. Так приятно удивлён, хотя раньше я, вроде, был в неком шоке. Я сам не мог определиться, что за буря, коктейль из чувств внутри. Так странно было чувствовать тёплые поцелуи на лице…        — Нравится? — нехотя, как я понял, отстранившись, с хищной ухмылкой спросил парень, на что я еле заметно кивнул. — Может, ты хочешь большего?       Остолбенел. Не подавал признаков жизни. Пусть лучше думает, что я мёртв — так лучше. Но, чёрт возьми, он просто великолепен в плане доставления удовольствия. Просто великолепен — больше нечего сказать.        — Не молчи, зайчонок, — слегка раздражённо прошептал он в самые губы. Назвал… меня… зайчонком? Было так неприятно — как будто меня оскорбили. Почему бы не назвать меня по имени? У меня ведь есть имя! Майк, ты знаешь моё имя?        — Help… me, — именно это я хотел сказать в данной ситуации — этот охранник вовсе не белый и пушистый! Он просто коварный извращенец, похотливая тварь — да что угодно, но никак не ванильный парнишка, которым я его видел и хотел видеть. Отвратительное чувство: ты, вроде, почти знал человека, изучил его повадки, хотя только-только узнал о его существовании, а он не оправдал твои ожидания. Мерзко и липко было на душе, будто нарочно.        — Помочь? Чем помочь? Я помогу, — с фальшивой заботой уверил меня охранник, после тихо простонав. — Я помогу… — и уткнулся носом в плечо, всхлипнув. — Помогу…       Я не двигался до тех пор, пока не услышал тихий храп, походящий на мурлыканье кота. Осторожно усадил сторожа на его место, после чего ещё несколько секунд окидывал его взглядом. Как я мог просчитаться? Спасибо, Майк, но я переживу.       Во сне так мило улыбался… Так странно было наблюдать чью-то улыбку, ведь где-то в области живота начинало колоть, а из глаз грозили потечь капли алой жидкости. Поэтому я, устало опустив голову, медленно удалился из кабинета Майка. Я, конечно, буду жалеть о том, что не воспользовался шансом, но Шмидт, думаю, жалел бы больше об исходе этого действа.       «Я помогу», — эти слова заставляли вздрагивать. Помощь изначально нужна была не мне, но теперь… Я всерьёз задумался над этим. Сочувствие не помешало бы и мне, между прочим, ведь я был не просто бесчувственным роботом. Майкл мог мне помочь: осторожно обнять, прижаться к моему дрожащему от боли телу, прошептать: «Бедняжка, я тебе так сочувствую» и поплакать за компанию. Я был бы так рад, но такого быть не может, потому эти слова, что стучали в голове лёгкой болью, заставляли тихо скулить.       «Ты чего? — спрашиваю сам себя. — Тряпка, крепись! Он тебе пришёлся по душе? Чем? Как? Зачем? Почему? Зачем мне столько вопросов, на которые я не хочу знать ответа?»       Звон. Этот ненавистный звон в ушах. Шесть утра…