Emotions

      …Этот изверг моментально подбежал ко мне, ослабил пару пружин и влез, точно в костюм. Было ужасно тяжело держать себя в руках, так как протекала крыша, а это плохо влияло на мой механизм, в особенности на пружины. Он был так наивен… Когда же пружины вдруг сорвались…       …Грусть завладела моим телом и подсознанием. Я понял, что охранник мне не поможет, и от этого становилось не столько страшно, насколько грустно.        — H-help… m-me, — прохрипел я, с жалостью смотря на уже дрожащего охранника. Я бы сказал, что теперь именно Майк боялся меня, я же, скорее всего, выглядел обиженным жизнью — печальным.        — Ч-что, прости? — дрожащим то ли от ужаса, то ли от осознания того, что это реальность, голосом спросил Шмидт и начал мять свою кепку. Охранник следил за каждым моим движением, тихо скулил и чуть ли не кинул в меня пустую банку от колы, когда я осторожно показал из-за дверного проёма свою руку и легонько помахал ему.       Тихо прошипев от нарастающей в запястье боли, я-таки осторожно скрылся за углом, так как понял намерения охранника — он хотел кинуть в меня вентилятор. Я понял это по его уже уже грозному лицу и тянущейся к железному предмету руке. Я облокотился о стену спиной и медленно скатился вниз. Чёрт, это чувство жалости к самому себе, смешанное с чувством печали, разрывало сердце на куски. Как будто этот внутренний орган специально втаптывали в грязь, пытаясь сделать мне больно. Это вводило меня в депрессию, и маленькие алые частички души медленно поползли по моим щекам, скапливаясь у меня на подбородке, после капая вниз, на мою грудь, а потом стекая по ней ещё ниже.       Внезапно я услышал детский смех где-то в соседней комнате, и мой инстинкт взял верх надо мной и моим телом. Я двинулся на голос ребёнка, чтобы проверить, как он и веселится ли. Огонёк надежды ещё тускло светил в моей душе, и я понимал, что помогать детям и развлекать их — смысл моего существования. Медленно я вошёл в пустую комнату, где красовался разобранный Бонни. Осмотревшись, я понял, что сторож провёл меня. Опять! Почему же я так легко, как самый последний идиот, попадался на уловки аудиосистемы Шмидта?! Почему он боится меня? Почему не понимает, что мне нужна помощь? От осознания того, что Майк меня может ненавидеть становилось даже не страшно, а просто грустно и печально, ведь, хэй, он же не будет помогать тому, кого терпеть не может, верно? Мысли перемешались, и в голове просто возникала какая-то ахинея — то, что не имело смысла. Хотя, если вдуматься в мою ситуацию, можно было понять, что и самому мне как-то не особо нужна была помощь — она нужна была лишь этому фиолетовому извергу. Мне, скорее всего, нужен был собеседник, которому я мог бы выплакаться.       Нет, здесь, конечно, были ещё аниматроники — Мангл и Марионетка, но они терпеть ненавидели того, кто постоянно был со мной, а точнее, во мне. Да, они именно терпеть ненавидели его, именно так. Терпеть могли, но ненавидели это делать, о чём я догадывался по их разъярённым при виде меня лицах. Становилось очень грустно, ведь последний шанс поговорить с кем-то просто исчезал из-за ненависти и недоверия к этому душевно больному. Последний ублюдок…       Мой тихий визг разнёсся по комнате, разорвав тишину и заставив даже меня слегка вздрогнуть — слишком неожиданно этот звук сорвался с губ. Думаю, увидеть такое потрёпанное и испачканное кровью существо, тихо сидящее в уголке и скулящее от жалости к себе, в тёмной комнате с запылившимися стенами и отсутствием окон вызвало бы у меня самого слёзы жалости и желание помочь. Конечно, ведь я-то знаю, какого это, а охранник вряд ли догадывается о том, что я так или иначе страдаю, потому и вряд ли он мне поможет. Рассчитывать на кого-то, конечно, кроме себя — бесполезно, и я это знал. Но, чёрт возьми, как же мне было больно от осознания этого. Такова жизнь ходящей груды металла — скучная, полная одиночества, боли и разочарования в себе же.       Шумно выдохнув, я всё-таки решился заглянуть в кабинет ещё разок. Отлично, мы заснули! А кто будет следить за пиццерией? Вдруг сюда заберётся вор, украдёт всю пиццу и содовую! М-да, а зачем ещё нанимают в это адское заведение охрану? Охранять! От кого? Полагаю, от вора. А что вор может украсть в идиотской заброшенной забегаловке? Пиццу, содовую и, возможно… охранника? Что за бред? А, может, аниматроников? Но, чёрт возьми, зачем? Открыть свою пиццерию? Я вообще могу рассуждать логически?!       Я издал звук, издали похожий на смешок. В моей голове не возникало никаких разумных суждений, я просто рубил сплеча, и голова вмиг впускала сотни, тысячи бессмысленных слов и фраз, заставляя остановиться на полпути и расставить все точки над «i». Хе-хе… И глаза вмиг становились чёрными, оставляя лишь маленькую одинокую белую точку, и я, естественно, терял контроль над действиями и начинал двигаться в сторону кабинета сторожа, что так и пытался заманить меня в совершенно другую — соседнюю мне — комнату. Но ведь там было совершенно пусто, а моё подсознание клялось, что там я найду себе собеседника — пусть и ребёнка! Да, я совсем выбился из сил и потерял голову… Но как может быть не жалко грязного и печального робота — такого милого ушастика! Я бы пожалел себя: обнимал бы, утешал тёплыми словами и гладил по ушкам. Так хочется верить, что у охранника этого адского заведения тоже есть подобное желание! Но если он так же жесток, как и тот фиолетовый, то надеяться на хотя бы сочувствие мне не стоит, если я, конечно, не хочу, чтобы все надежды разрушились. Я ведь просто глуп и наивен, глуп и наивен, и от осознания этого факта становится жутко печально…       Итак, я наконец-то смог войти в кабинет. Каждый шаг отдавался жуткой болью где-то в области бёдер и коленок. Жуткие скрипы лопастей ненавистного вентилятора заставляли нервно вздрагивать, вспоминая тот самый день, когда моя система дала сбой, и этот фиолетовый изверг застрял навсегда внутри меня… Вот же лживая паскуда. Но, поборов это странное чувство, что вот-вот заставило бы красные дорожки поползти по моим щекам, я сделал ещё пару шагов в направлении к Майку. Интересная поза: сам Шмидт сидел, вроде как, нормально и удобно, однако спина была изогнута знаком вопроса, а голова была склонена набок и слегка обращена к полу; одна рука свободно болталась, вторая же лежала на колене и придерживала кепку охранника за козырёк; ноги Майка были немного раздвинуты в разные стороны, давая моему взору доступ к… не столь важно. И, стоя прямо над ним, я вглядывался в его лицо. Заснуть на рабочем месте… Эх, Шмидт. Но, чёрт возьми, какой милый этот сторож! Я осторожно (отчасти потому, что было больно) потянулся к его почему-то слипшимся и истекающим алой жидкостью волосам и осторожно провёл по ним рукой. Мелкая дрожь пробежалась по телу охранника, что я почувствовал мгновенно, и мой взгляд снова остановился на лице охранника. Ресницы слегка вздрогнули, и его глаза приоткрылись. Эти нежно-голубые глаза… Почему сводят меня с ума, заставляя систему давать сбой и тянуться к нему снова? Майк распахнул глаза и уставился на меня. Его зрачки сузились моментально, и так же моментально расширились. Он разглядывал меня с любопытством. Печаль уступила место эмоции, подобной той, что сейчас испытывал Шмидт…