Не постепенно

      Шэддикс и его группа появляются на базе вихрем: мужчины быстро занимают места за столом, находят собеседников и ведут диалоги так, будто давно знакомы с новыми людьми. Адам узнает их сразу. «Известные» американцы много шутят, канадцы много смеются, и среди общего шума мужчина замирает на несколько секунд, чтобы понять, стоит ли ему здесь оставаться.       Джекоби замечает его и, подойдя, отпускает пару безобидных шуток. Так как его голос звучит громко, все замолкают и поворачивают головы в сторону мужчин. Все, перёшептываясь, ждут ответа от Гонтье, и, собравшись с мыслями и отодвинув в сторону плохое настроение, он отвечает. Тоже шуткой, наклеивая на лицо улыбку. Шэддикс, видя искусственность эмоций, вновь привлекает внимание на себя, делает шаг назад, подмигивая Адаму, на что тот холодно усмехается. Ему хочется поговорить с этим американцем. Один на один.       Мужчина садится, поздоровавшись с кем-то, рядом с Барри. Наблюдает за Джекоби, потому что такого человека он ещё не встречал. Несмотря на войну, на все ужасы, которые могли произойти и происходили, Шэддикс подбадривает других и не теряет духа сам. Удивительно, что он еще не сломан, не потерян, не разбит. Должно быть, его семья осталась за океаном. Тогда удивляться нечему.       Гонтье, слушая, сопротивляется: нет, нет, он не будет смеяться, не хочет, он опытен, а потому суров, он... устал. Всё надоело. Нет желания хотя бы улыбаться и «привыкать» к тому, кто рано или поздно умрет. Здесь мало кто задерживается надолго. А если и задерживается, то идет на второй круг. И так до самой смерти.       Внезапно Джекоби, передав слово своему кудрявому другу, исчезает.       Адам пересекается с ним на взлетной полосе: их истребители стоят первыми, не считая еще одного, хотя в первую очередь зеленый свет дают бомбардировщикам. В сгущающихся сумерках Шэддиксу всё труднее увидеть раздражительность на лице мужчины, но он чувствует её в голосе и видит в движениях. Те стали резче и быстрее.       — Вы успели поменять план? Почему я об этом не знал?       — Сейчас мы все обсудим, да…       Договорить Джекоби не успевает: его прерывает Адам, подаваясь всем телом вперед.       — Объясни мне, почему мы должны взлетать первыми, — и это не вопрос.       — Потому что нас опередили, — голос мужчины ровен и спокоен. Он смотрит на кабину своего истребителя и, замолкнув на несколько секунд, думает, стоит ли продолжать. — Ты и я в «разведке». У нас несколько часов.       — В разведке?!       Уже через пятнадцать минут они сидят друг напротив друга. Исписанные бумажки покрывают стол, среди всего выделяются карты. Под чернильницу и перья выделен отдельный стул. Под потолком горят все три лампы, а на стенах красуются возможные планы наступления и разведки. Только ни один из них пока не подходит.       У Адама болят глаза, затекла спина, но он упорно продолжает изучать всю информацию, принесенную сюда за последние сутки. Перечитывание ему ничего не дает: коэффициент полезного действия только падает, хотя спать совершенно не хочется.       — У тебя что-нибудь есть?       Голос разрывает тишину, и Джекоби поднимает голову. Он выглядит почти таким же уставшим, как Адам.       — Ничего.       Тот вспоминает, что хотел поговорить с мужчиной, но понимает, что сейчас не время. Потом, когда-нибудь, когда они закончат разведку, выйдут из ангара и закурят где-нибудь подальше от техники и керосина. Голову тут же пронзает мысль, что этого не будет. Ощущение того, что это все закончится, как кино, очень скоро, не покидает Гонтье уже долгое время. По его мнению, его не трогает старая-добрая старушка смерть потому, что фильм не должен обрываться.       Перебирая карты, Шэддикс думает, что работать с Адамом хорошо. Пусть он угрюм и похож на большую грозовую тучу, он профессионал. О нем слышал почти весь мир, о его подвигах знают даже школьники. Джекоби тоже ими знаменит, но он не переживал тех событий, которые могут изменить любого на всегда. Они и изменили Адама.       Если Гонтье хочет смять в руках листок, а затем разорвать его и напиться впервые за несколько лет, забыв о войне хотя бы на некоторое время, то Шэддикс всего-то желает спать и не вспоминать о семье как можно дольше: знакомые образы порождают множество чувств. Без которых в битвах гораздо проще.       Джекоби, откидываясь на спинку стула и запрокидывая голову, произносит:       — Я вообще не вижу смысла в разведке. В нашей.       Адам уже готов согласиться с ним и даже открывает рот, как их «уединение» нарушает вошедший мужчина. Проводя рукой по кудрям, он здоровается и закрывает за собой дверь. Гонтье смотрит на него, как на бога, в которого не верил, а Шэддикс садится ровно и шумно выдыхает.       — Тони. Тони Палермо, — подойдя к столу, незнакомец протягивает руку Адаму, а тот не торопится отвечать. Взгляд превращается в скептический, и улыбка на лице Тони тут же исчезает. Это забавляет Гонтье, хотя себе в этом он никогда не признается.       — Джекоби. Джекоби Шэддикс, — чтобы разрядить обстановку, мужчина тоже протягивает руку и делает серьезное лицо, но после мягко улыбается. — Можно просто Коби.       Еще один человек, которого Гонтье следует узнать получше.       Джекоби, словно чувствуя это, поясняет:       — Это наш летчик-истребитель. Мы работаем в паре.       — Тогда строим план, основы...ваясь…       Гремит взрыв, воет сирена, и в мыслях Адама успевает промелькнуть «всё пошло к чертям». Непредвиденная ситуация выводит из строя мужчин на несколько секунд, но каждый из них слишком опытен, чтобы оставаться на месте. Они разрываются между двумя: остаться в здании и лечь на пол, подальше от окна, или выйти наружу и попытаться сделать хотя бы что-то, чтобы помочь остальным.       Первым в сторону двери двигается, пригнувшись, Тони. Открыв дверь и держа ее, он пропускает вперед мужчин. Шум стихает на секунды, оставляя реветь только сирену, а затем возобновляется. Под ногами вибрирует земля, трясутся стены, вылетают стекла. Всё начинается не постепенно, а сразу, только страх почему-то запаздывает, а желание спастись из-за незнания ситуации увеличивается.       Решение выйти наружу оказывается верным. Оглядываясь и понимая, что Ад здесь и сейчас, мужчины вместе перемещаются вдоль построек. Позади слышен взрыв, от взрывной волны — или неожиданности? — мужчины падают, и один осколок — то ли стены, то ли стекла, то ли еще чего-то — попадает Коби в локоть, отчего мужчина стонет и хватается за руку. Ещё один, но уже большой, прижимает его ногу к земле.       Над их головами ревут самолёты, но не вражеские — уже нет подарков в виде бомб. Позади играют пушки кораблей: по очереди и вместе, на секунду стихая, словно позволяя друг другу отдохнуть.       Первым поднимается Адам и приходит на помощь Шэддиксу, который больше всех парализован болью, потому что (когда ему помогают подняться Гонтье и Тони, сидевший на земле) не пытается что-то сделать. Страх охватывает его. Но только почти.       Пары секунд хватает на то, чтобы понять, что часть базы в огне, дым от которого мешает дышать, и приходится делать вдохи реже и глубже, прикрывая рот рукой, а большая часть уничтожена взрывами, земля вокруг похожа на поле битвы.       И ощущение того, что это фильм, проходит. Проходит не постепенно вместе с запахом гари, криками где-то под обломками и страхом, пульсирующим в висках. А резко, грубо, будто пощёчина. Это не картина, не кинолента и не рассказ. Это боевые действия, война. Здесь вряд ли что-то получится так, как ожидалось. Потому что здесь всё всегда идет к чертям.