***
– Тоя и Шиндо в опасных зонах. Это, как это... как бы так сказать, совершенно неприемлемо. Оба – исчезли. В Токио и за его пределами полный транспортный коллапс, а связи как не было, так и нету. Я виноват, что не остановил Тою Мейдзина.... – ассистент Сакамаки-сана с жалобным видом поклонился так низко, что покачнулся и едва не упал, удерживаясь на ногах чудом в условиях новой тряски. Все руководство собралось в офисе у директора, уже не заботясь о том, чтобы выйти хотя бы в коридор. Директор академии Отакэ Хидео удивленно поднял изогнутые брови: – Не чувствуйте себя виноватым за неподвластную Вам стихию. Тое свойственно импульсивное поведение. И, возможно, ему известно о местонахождении Шиндо больше, чем нам. Во сколько Шиндо должен был уехать из Сендая? – Его отъезд был назначен на время более раннее, чем когда началось землетрясение. Возможно, он застрял в глухой степи... без доступа к связи и помощи, – при этих словах парень выпрямился обратно и схватился за волосы. – Не отчаивайтесь и разыщите сначала Шиндо, – приказал Хидео. – Он должен был находиться в Сендайском отделении. Если он все еще там или же в гостинице пережидает кризис, мы оплатим его проживание до того времени, пока его возвращение не сделается возможным. И я запрещаю сообщать ему о ситуации с Тоей. – Вас понял! – И убедительно попросите Тою вернуться, как только он свяжется с нами. Только не осуждайте его. Он поступил безрассудно, но смело. Он последовал велению сердца.***
Акира жмурился, защищаясь скрещенными руками от возможного удара. Машина стояла на месте, но колеса подпрыгивали, как на ухабах. Снова открыв глаза, он заметил справа три машины, столкнувшиеся на дороге. Позади образовывалась пробка. Вокруг места аварии суетились другие водители, помогая выбраться пострадавшим из покореженных машин. Переднее стекло синего «Седана» было разбито. Почему, было видно впереди: мужчину и женщину вышвырнуло сквозь него на проезжую часть. Вздрогнув, Акира опустил взгляд на руль. Закрыл свой разум от дальнейших деталей. И снова завел двигатель. Как только подземные толчки стали угасать, он быстро отстегнулся и вышел наружу, ступив на гудящую магистраль. Седан как следует ударил задом по его багажному отделению, но Акира успел выровняться и припарковаться у самой стены, не врезавшись в нее. Главное, что его машина может ехать дальше. «Токио – Ниигата, среднее время в пути три часа пятьдесят минут», – отозвался навигатор. Время поездки удлинилось так же, как если бы он снова оказался в начале пути. Новые опасности воздвигали стены. Но он не собирался ни останавливаться, ни кому-либо помогать. Молодой человек стянул резинку с волос, и длинные блестящие пряди рассыпались по плечам. Он заколол их снова, на этот раз в пучок. Он поехал дальше, оставляя позади серую ленту дороги. Г. Сендай Район Арахама 16:30 Небо постепенно скрывалось за рваной пеленой грозовых туч. Клубы черного дыма, рассеивающие пепел в вышине, сливались с тучами в воздушный темный прилив, постепенно накрывающий поверхность земли тенью от берега к горам. Порывы ледяного ветра звенели над затопленными улицами и задевали шипящие волны, скользящие в захваченных районах, над которыми кружились вертолеты. Только одна-единственная добыча пока не досталась океану. Последние два этажа наполовину проглоченной начальной школы тянулись выше, чем он мог дотянуться. Стоя к берегу не главным фасадом, а узким боком, чтобы не упасть под прямым напором воды, школа Арахама недвижимо высилась там, где ее построили, как крепость среди бушующих вод, возведенная трудолюбивыми руками и предусмотрительным умом. Но и стихия не собиралась отступать так просто: она постепенно просачивалась сквозь размякшую землю под основание здания, подтачивая его фундамент. Ярко-зеленая крыша школы пестрела хаотично перемещающимися туда-сюда людьми, которых становилось все больше. Дети и взрослые собирались в группы, скапливались преимущественно у сетки, окаймляющей край крыши, созерцали разрушения внизу, но чаще смотрели вверх и ждали спасателей... ждали... ждали. Под крышей темные окна четвертого этажа покрывались узорами инея, сквозь которые тоже можно было разглядеть признаки человеческой активности – неугасающей и целенаправленной. Невзирая на отсутствие электричества, учителя, молодые волонтеры и председатели местного самоуправления разносили по классам коробки с продовольствием, припасенным для чрезвычайных ситуаций. Один из пожилых учителей, прежде чем зайти в класс, сначала мягко попросил людей расступиться – настолько сильно не хватало свободного места – затем кивнул стоявшему позади помощнику. Вдвоем они занесли и поставили в центре четыре коробки. Вооружившись канцелярским ножом и следуя примеру учителя, Хикару разрезал скотч на крышках: внутри хранилось печенье и запечатанные пластиковые контейнеры с рисом быстрого приготовления. В другом же ящике оказались бутылки с водой. Местные жители окружили его и по очереди, с тихим «спасибо» забирали каждый свою порцию. – Берите, берите, всем хватит, – отозвался пожилой учитель, подмигивая одной робкой девочке и ее родителям. – Голодать мы не будем. – Я ведь могу взять печенье своей собаке? – спросила худенькая молодая женщина. – Кайто, иди-ка сюда... стой, куда ты? Кайто-о! Хикару невольно проследил за ее костлявой фигурой, выбежавшей из класса вслед за такой же тощей белой собачкой, и ускорил раздачу питания, позволив людям самим брать еду и при этом параллельно собирая комплект для других. Однако далеко не все подходили: многие продолжали стоять или сидеть в стороне с застывшим, отрешенным видом. Хикару чувствовал свою принадлежность ко второй группе. Как только очередь закончилась, он взял две порции еды – для себя и Сатору – и прошел в конец класса. Часть парт была убрана из центра и поставлена друг на друга, а свободные стулья выставили в ряд у стен для удобной посадки; некоторые парты по краям оставили, но сдвинули вместе. Хикару подошел к общей куче сумок, чемоданов и тюков в углу и выудил оттуда свой рюкзак, чтобы сложить в него провизию. Потянув молнию за бегунок, он увидел на самом на дне тускло белеющую рукоятку веера. Хикару задумчиво посмотрел на нее. Затем спрятал в рюкзак еду и застегнул молнию. Вслед за этим он, наконец-то, поспешил к одной из учительниц, которая сидела у стены с худеньким спящим мальчиком в синей куртке: его голова покоилась на ее коленях. Едва дыша, Хикару присел, уставившись на красное от слез лицо Сатору. – Я не думаю, что он спит, – промолвила учительница. – Просто не пришел в себя. – Эй, паренек, не поможешь забрать пледы? – раздался позади голос пожилого учителя. Хикару бережно провел рукой по волосам Сатору и поднялся обратно на ноги. Учитель уже стоял у выхода. Хикару тоже не помнил его имени. Вместе они вышли из класса. – Холодает. Спасибо за помощь, сынок. При этих словах Хикару вдруг почувствовал, будто его ударили обухом по затылку. В глазах потемнело, в ушах поднялся звон. Его накрывало нечто ужасное... Пожилой учитель двинулся было дальше, однако не услышал ответных шагов. Удивленно моргнув, он обернулся: молодой человек замер в коридоре, заслонив глаза сжатой в кулак рукой. – Э-э-э... Ты чего? – испуганно спросил он, снова подойдя к Хикару, но боясь прикоснуться. «Сынок, сынок, сынок, – повторяло эхо голоса, уже принадлежавшего Эндо-сану. – Тебя зовут экспертом по Шусаку, но я предпочитаю считать тебя другом Шусаку», «Что ты думаешь об этой его партии? Она удивительная!», «Знакомься, вот моя дочурка». Секунды текли, как часы, но в какой-то момент Хикару понял, что снова может двигаться, и спрятал лицо в ладонях. Сердце стучало так тяжело, будто сопротивлялось биению и желало остановиться. Обрывки воспоминаний об утраченном вращались в его разуме. Не вернет... Не исправит… Его вина... Потерявшись во мраке без стен и пола, он утратил связь с настоящим. Но еще мгновение спустя перед внутренним взором возник родной до боли взгляд – серьезный и глубоко спокойный. Как будто наяву смотрели на него эти глаза, близко-близко. А он смотрел в ответ – послушно, судорожно дыша и постепенно успокаиваясь. Чувства, нахлынувшие на него, будь то страх, гнев или горе, обращались в единое чувство стыда. Перед собой и тем, чей взгляд призывал его взять себя в руки. Но стыд был эмоцией, которую он мог преодолеть. Восстановив контроль над собой, Хикару медленно отнял руки от лица и вытер предательские слезы. Пожилой учитель стоял сбоку, деликатно глядя в пол. – Простите, – прошептал Хикару. – Все в порядке, я понимаю. Хочешь остаться? Хикару отрицательно покачал головой. Вдвоем они направились обратно к лестнице на третий этаж, где находилась учительская. Здесь было еще холоднее, и было слышно, как этажом ниже шумит вода. Хикару смотрел в слегка сутулую спину в черном пальто и не мог не замечать сходства с профессором Эндо. Как в тумане, он вслед за ним добрался до нужной комнаты, где учитель зазвенел ключами, целясь в замок большого металлического шкафа. Несколько учителей и волонтеров присоединились к ним, каждая пара тоже отвечала за свой класс. По возвращении Хикару раздал всем желающим по пледу и забрал себе два. Сатору продолжал лежать на стульях, теперь без учительницы. Хикару укрыл его обоими пледами, подоткнул мягкие края ему под голову и сел рядом. В очередной раз безуспешно проверив мобильную связь, он сунул телефон в карман брюк, а из рюкзака достал блокнот для записи партий. Раскрыв его на новой странице, он принялся аккуратно заносить по памяти числа при тусклом дневном свете. Он выделял свои ходы, обводя их в кружок. Вот так. Последняя партия в доме профессора Эндо восстанавливалась от начала. Единственная ценность, которая пока не была утрачена. Почему Бог направил его сюда? На этот вопрос Хикару не мог найти ответа. Но он привык верить, что жизнь, как и игра, продумана, и за любым событием обязательно скрывается какая-то идея, какая-то цель. Что между людьми и событиями всегда есть связь. Как же иначе? Определенно, так оно и есть. Уже пережив утрату, он однажды понял, когда стал постарше, что Сай существовал и ради него тоже. Значит, тогда он находится здесь ради Сатору. Так подсказывало ему сердце. Да. Он хочет и будет защищать его. – Шиндо-кун! Поможешь взломать на третьем этаже автомат с напитками? Хикару очнулся от своих мыслей и кивнул в ответ. Он снова опустился рядом с мальчиком и, приподняв край пледа, спрятал сложенную вчетверо бумажку в карман куртки. – Даже это будет позади, – прошептал Хикару, склонившись к его уху. – Потому что я знаю... ты сильный. Дверь в класс без конца задвигалась и раздвигалась, пропуская новых людей, спустившихся с крыши. Становилось тесно и душно. Люди оккупировали все свободные места, садились прямо на парты. Сатору никто не мешал. Изредка лишь кто-то, глядя в его сторону, сочувственно кивал, узнавая в нем одного из «особо пострадавших», какие встречались и в других комнатах. Веки на заостренном, сморщенном лице его, наполовину скрытом пледами, часто подрагивали, поэтому трудно было понять, спит он или нет. Но такое состояние, в котором пребывал сейчас Сатору, он не смог бы сам назвать ни сном, ни даже кошмаром. Ровная дорожка жизни его дошла до обрыва, и воспоминания – а что такое прошедшая жизнь, как не воспоминания? – которые были связаны с Юкари и профессором Эндо, проступали во тьме рассудка. Они превращались в ноющую опухоль одно за другим, от последнего до первого, от настоящего времени до далекого прошлого, которое терялось за гранью памяти. Не смиряясь с утратой, но осознавая ее, Сато мчался обратно в поисках пустых фантомов, не способных заменить людей. Руки его мысленно дотянулись до тающего образа Юкари, кажущейся крохотной на фоне серого монолита университета Тохоку. Она обернулась к Сатору и призналась: вырастет и будет работать там же, где и отец. Кем – да неважно! Будет и точка. И чем бы она ни увлекалась и что бы ни учила, она была уверена в своем будущем, и при каждой встрече Сатору видел в глазах Юкари ясность духа. Она будет. А что же с ним? Куда ему себя девать, чего хочет в жизни? У него нет цели, да и никто из его приятелей в классе об этом даже не задумывается, и это казалось бы нормальным. Если бы не Юкари, которая все перечеркнула, с самого начала самоопределилась и спокойно радуется жизни. Когда она едет с ним в зеленом автобусе, держась за блестящий поручень, когда ломает голову над задачкой по математике, когда вспоминает осторожно маму – везде красной нитью сквозит ее судьба, которая свободно несет ее на своих крыльях, как птица. И Сатору никогда не поспевает за ней, завидует и пытается разобраться в себе в часы уединения, обнаружить внутри своего духа спящую силу, свести свои таланты и черты характера к общему знаменателю. И чем больше он пытается, тем больше Юкари насмехается над ним. Потому что они становятся старше, но Сатору не может измениться. Оставаясь слабым и застенчивым, он беспомощно наблюдает, как она крепнет день ото дня и все больше дразнит и обижает его. По возрасту она младше почти на год, но какой смысл в прожитых годах, когда все решает сила? Юкари получает все больше удовольствия в чувстве собственного превосходства над Сатору, она убегает вперед, когда они вместе идут в школу, она презрительно сметает партию с доски, когда выигрывает – а она всегда выигрывает. Го Юкари такое же, как и она сама – уверенное и всевидящее. Она без конца пинает его за недальновидную стратегию. Об одном, правда, Юкари не догадывается: о радости, которую чувствует Сатору в эти моменты. Он восхищается красотой и ясностью ее игры, а навыки в го все же становятся единственной силой, которую ему удается камень за камнем принимать от нее, как подарок. Ему нравится, что в партии нельзя сходить назад: каждый ход для него олицетворяет непоколебимое решение. Так вот, обучаясь делать правильный выбор с первого раза, он чувствует, что хотя бы немножко растет вслед за ней. Он счастлив, когда ему, наконец, удается впервые обыграть ее. В этот момент го превращается в еще одну ниточку между ними. И он чувствует, что нашел в игре что-то особое, только свое. И пускай Юкари не ценит его успехов: он уверен, что обойдет ее и что она все равно ставит его выше своих друзей за молчаливую верность и скрытый ум. Только ему она рассказывает о маме. И она никогда не оставляет Сатору одного, когда ему плохо. Они взрослеют, и Юкари знает, что она будет. Сатору пока не будет. Нету для него такого глагола. Он есть вместе с Юкари. Ему нравится играть с ней в го. Ему нравится бежать за ней в школу и кататься вместе в зеленом автобусе. Ему нравится списывать у нее математику. Им обоим нравится скрип гелевой ручки по бумаге, легкий летний дождик, а еще кататься на велосипеде в горы, поднимая колесами дорожную пыль. Они делятся монетками, чтобы засыпать их в игровой автомат. Они прогуляли школу, чтобы попасть в кинотеатр. Они часто странствуют по университету Тохоку, с любопытством заглядывая в странные научные лаборатории. Юкари-чан забирает волосы в хвостики, отчего похожа на зайчика, поэтому Сато делает ей презент на день рождения и прячет его в чашу с камнями. Он следит с замиранием сердца, как она думает над следующим ходом, задумчиво закусив губу, и ворочает белые камушки в чаше кончиками пальцев. Она делает ход… затем еще один, и дальше, но ничего не происходит. А Сатору нервничает и позорнейшим образом проигрывает все больше очков. Адреналин так и шкалит, он жмурится, ожидая, когда же Юкари не выдержит и, наконец, с вердиктом «балда» уничтожит бережно выстроенные формы. Однако, в какой-то момент она удивленно вздрагивает и выуживает из глубины чаши вместо камня розовое колечко с мордой зайчика. Ура! Кольцо сумрачно мерцало, когда Юкари-чан прятала лицо в руках. И блеснуло снова, когда Юкари перед его носом решительно захлопнула дверь. Сатору проснулся с немым криком. Он резко принял вертикальное положение и едва не свалился. Перед глазами серая классная комната поплыла, как картина, растекшаяся под дождем. Но, подчиняясь панике, зрение резко сфокусировалось. Люди. Десятки людей-теней в пледах. Духота, тесно, как в вагоне поезда. Окна дрожат, за окнами все движется! Они едут куда-то? Кошмар, они падают? Нет! Это вода несется. Юкари? Эндо-сан? Сатору замер. Затем вскочил, ринулся вперед, споткнулся о край пледа, слишком большого для него, упал. Ему тут же помогли подняться, а он, не замечая ничего, бросился дальше, к окнам, пробиваясь мимо тех, кто преграждал путь. Пледы остались на полу. Что с Юкари? Высокие стекла, обнажавшие внешний мир, уже частично покрылись инеем, трещинами и каплями дождя, обожгли холодом его пальцы. Сато прилип к стеклу, лихорадочно озираясь и не в состоянии понять обновленный пейзаж: все исчезло. Вместо Арахамы море, снесенные дома громоздятся в кучу, как архипелаг. Машину Юкари утопило. Сразу утопило! Юкари! Сатору треснул кулаком по стеклу. Оно задребезжало, пустив рябь по увиденному. «Опять ты тупишь! Бьешься в одном углу! Тебе доской по башке дать, чтобы ты ее целиком читал?» Зыбкая грань воды и неба. Свалка вместо города. Почерневшее море. Вот что охвачено гигантской рамой окна. Вот что оно показывает. Но то, что он видит, разве часть целой картины? Покачнувшись, Сатору отступил назад, отрицательно качая головой. Он не признавал этот разрушенный мир. В горле поднимался едва подавляемый крик тошнотворного отвращения. Арахама погибла, но… нет, не забрала Юкари. Не могла. Откуда знать, где она сейчас, пока он здесь, в плену? Юкари не такая, ну не может она вот так… просто… нет. Ему могло показаться. Надо взять себя в руки. Бороться. За себя и за нее. Надо выжить, выбраться отсюда и найти ее. – Сатору-кун.... Сатору вздрогнул и повернулся к стоявшей позади учительнице – и опрометью бросился мимо нее к дверям. – Сатору, постой! – окликнула она его беспомощно. Коридор был тоже полон людей и пронизан сырым морозом. Он свернул налево и чуть не столкнулся на лестнице с дяденькой, который тут же выставил вперед руки. Сатору отпрыгнул на шаг назад и с трудом опознал в дяденьке своего бывшего директора школы. – Тихо-тихо… Успокойся. Что случилось? Мальчик открыл рот и снова закрыл его, не издав не звука. Что-то случилось с голосом. Он отрицательно мотнул головой. Было видно, что директор не поверил. – Не бегай, пожалуйста. Это сеет страх, – он лукаво, но в то же время просяще улыбнулся. – Подадим младшим ученикам пример? Сатору послушно кивнул. – И не поднимайся пока на крышу. Придет время, и нас заберут оттуда на вертолетах. Есть и другие школы неподалеку, где всё гораздо хуже. Но и наша очередь придет, в конце концов. Ты неважно выглядишь. Возвращайся-ка в класс. Мальчик быстро поклонился. Директор убрал руки за спину и двинулся дальше инспектировать коридор. Проводив его взглядом, Сатору тут же позабыл о нем и спустился по лестнице на третий этаж, где было безлюдно и высились два автомата с напитками, разбитых, очевидно, молотком. Он продолжил спуск до середины лестницы. Ее конец уходил под беспокойную водную гладь на частично затопленном втором этаже. Он осторожно добрался вниз, до самой нижней ступеньки, припорошенной песком и все еще мокрой от того, что уровень моря был ранее гораздо выше. Призрачные переливы заскользили по его лицу, касаясь ледяным дыханием океана. Напротив скапливался прибитый в угол мусор. То, что теперь стало мусором. Рядом почему-то лежал брошенный кем-то плед и черная куртка. Он услышал, как справа на этаже отъехала в сторону дверь класса. Раздался шелест воды, ругательства и собачье скуление. Сатору весь напрягся, но не мог спуститься настолько низко, чтобы заглянуть в коридор. Шум приближался к нему. Глазам мальчика предстала по колено в воде очень худая дрожащая женщина. Она прижимала к себе тощую белую собачку. Сопротивляясь встречному потоку моря, она добралась до лестницы и сначала поставила питомца на ступеньки, затем с трудом выбралась на четвереньках сама, замерзшая и ослабевшая. – Глупый Кайто, – сказала она собаке, которая прижалась мокрым боком к ноге Сатору, – я теперь заболею! А чтобы бы с тобой было? Спасатель хренов. В ответ собака гавкнула, и в одном из классов, совсем близко, ему снова жалобно и испуганно заскулили в ответ. – Там… кто-то есть? – выдавил из себя Сатору. Женщина удивленно воззрилась на него, будто только теперь заметив: – И чего? Кайто подпрыгнул и снова загавкал. – Как же другая? Другая собака? – Еще чего! Одну еле донесла, – проговорила она, стуча зубами от холода. – Люди ли там, псы ли, не моя забота. Помоги встать. Он потянул ее за испачканную руку. Сразу же вслед за этим, пока она карабкалась к оставленному на ступеньках пледу, мальчик быстро снял куртку и кофту. Стремительный поток обжег ему ноги. Это вызов. Сатору глубоко вздохнул пару раз и метнулся вперед. Как только он достал ногами до пола, морская вода плавно, но быстро взметнулась выше пояса, и он прижался руками к стене, чтобы его не снесло. – Прилив! – женщина боязливо отступила. Ее хлюпающие ботинки поспешно удалились наверх и исчезли. Несколько секунд он стоял, пытаясь совладать с собой, пока тело пожирал холод, а ветер из разбитых окон нещадно обдувал его. Мысли пропали, но душа, наоборот, натянулась как тетива. Сатору двинулся вперед как можно скорее, в направлении класса, откуда доносилось скуление второй собаки. Она звала его. Вода толкала вперед. Он ахнул, когда между ногами что-то проскользнуло: пара здоровенных рыб! В дверном проеме класса 2-1 кружился вихрь, вплетая воду из класса в общий поток. Скулеж сделался громче: животное учуяло его. Вцепившись за край открытой двери, Сатору, наконец, заглянул внутрь: опрокинутые парты и стулья беспорядочно громоздились, как коралловые рифы. Пройти между ними казалось трудным, но достижимым. Только большой учительский стол справа был прибит к стене деревянной поверхностью вверх, и на нем лежал дрожащий всем телом ушастый щенок в ошейнике. Видимо, его занесло потоком извне. При виде мальчика собака отчаянно залаяла и дернулась вбок, скользя по дереву кровоточащими лапами. – Я здесь! – едва дыша от холода и внезапной радости, Сатору поспешил ей навстречу, отталкивая на своем пути стулья и прочую рухлядь. – Подожди… Пробивать путь оказалось не очень трудно. У него получится. Забрать – и назад! Он сообразил, что что-то не так, только когда сердце само сжалось от тревоги. В окне, покрытом каплями дождя, несмотря на плохую видимость, теперь стал отчетливо заметен темный обломок дома размером с грузовик, который стремительно двигался прямо в сторону класса. Сатору, преодолев границы собственных возможностей, добрался разом до учительского стола и схватил щенка. Но пес взвыл от боли – и вырвался из его рук, провалившись под воду. Каменный блок почти настиг цели. Заметив, как комнату накрыла тень, Сатору отчаянно задвигал ногами, пытаясь нащупать собаку, но ее и след простыл. Он кинулся было назад, но не тут-то было – стулья и столы сомкнулись обратно в единую преграду. Он вскрикнул и обеими руками раскинул ближайшие из них по сторонам. Позади громыхнуло… Струя воды с осколками стекла ударила ему в спину, сбив с ног. И Сатору внезапно стал скорлупкой, которая раскололась. Он провалился вниз, не чувствуя под собой пола и других преград. Он падал, распадаясь на части, и из его сознания вырвался сияющий образ лица Юкари, четкий, как наяву. Затем родителей – вспыхнул и погас. Он был последним. Сквозь волосы просочился огонек, слабый и зеленый. Один, другой, несколько зажглись и поплыли вверх, рождая светлячковое свечение в темноте. Сатору их чувствовал, видел внутренним зрением, как сон, пока глаза оставались закрыты. Растущая паутина зеленых огоньков становилась все ярче. Рядом с ним вспыхнул белоснежный рассвет. Подобно цветку, раскрылась тонкая кисть руки с длинными пальцами, поднимающаяся из широких белых рукавов, затем, вслед за нею, плавно поднялась и раскрылась вторая. Медленно падающий мальчик коснулся спиной правой кисти, которая удержала его, и тем же образом его ноги были подхвачены слева. Неподвижный и невесомый в чужих руках, он был остановлен от дальнейшего падения в бездну. Держащий излучал ореол призрачного света, исходящего от кожи, от ткани белого кимоно с сиреневой подкладкой, едва заметно колышущейся. Волосы под высоким колпаком струились над плечами во все стороны, они казались бесконечно длинными, и концы прядей таяли в глубине. Лишь только лицо скрывалось в тени. Нависающий, окружающий и оберегающий, он оставался принадлежащим мраку, однако не являлся порождением его. В нем объединялось в единую сущность как демоническое, так и ангельское, и мальчик теперь всецело пребывал под его покровительством.