Дочки-матери

Зелена сжала зубы, чтобы не завизжать от боли. Руки, держащие тяжелую кирку, стащенную у гномов, затекли, а по щекам текли злые слезы. Долгие полчаса она пробивает киркой дорогу в лавку Голда, но безрезультатно. Даже пальцы уже пекут и просят пощады. Она знает – есть заклинание, которое открывает любые двери. Она пыталась вспомнить, долго напрягала память, отчаянно терла лоб, пока кожа не стала багровой, металась, как безумная, по тому, что осталось от кафе, бормотала слова заклинаний, которые больше ничего не значили, но вспомнить что-то так и не смогла. Словно сумасшедшая, ведьма колотила в дверь кафе, стараясь согнать свою злость, но добилась лишь усиления своей ярости. Она могла бы пойти в библиотеку, чтобы поискать какие-то заклинания там. Если бы библиотека не была разрушена. Но – нет, от этого огромного здания осталась только одна задняя стенка и то порядком разрушенная. Куда подевались книги – совершенно не понятно и Зелена даже не пробовала их искать. Она уселась прямо на остановившиеся и поверженные городские часы и расплакалась. Зелена Миллс, могущественная ведьма, сильнейшая волшебница древнего Оза, блестящая ученица самого Румпеля, сидела и рыдала посреди городской площади Сторибрука на развалинах часов. Ее глаза цвета морской лазури искали пристанища в этом трупе города, но не могли его найти. В какое-то мгновение она уже подошла к самому краю пропасти, когда в отчаянии и безнадежности, бродила по городу и совершенно случайно забрела на самый край Сторибрука, и опомнилась уже тогда, когда ее ноги заскользили на краю обрыва. Ведьма горько усмехнулась, яростно стирая слезы с бледных щек. Не так давно одна злодейка уже успокоилась в этом ужасном месте. Но если жизнь Круэллы отняли, защищаясь, то Зелена может погрузиться в эту пропасть сама. Она села на самый край скалы, и подперла голову руками. Дыхания не хватало и она судорожно втягивала в легкие воздух, наполненный ароматом гари. Силы, которых и так осталось мало, в какой-то момент совсем покинули волшебницу и Зелена распласталась на земле. Свон убила Круэллу, защищая своего сына. То, что еще совсем недавно было таким далеким, таким неведомым ей, вдруг стало близким. Миллс подняла голову в небо и встретилась с его хмурым безмолвием. Она лихорадочно следила за неспешным бегом облаков, стараясь понять, куда они держат свой путь и словно искала ответов на свои вопросы. Но их не было. Зелена кусала губы, пока они не покрылись кровавыми ранами, и из ее ноздрей вырывалось пламя. Никогда, ни одной минутой раньше, она не чувствовала себя такой злой… такой беспомощной и слабой…. Она начала кричать, вопила, раздирая своим криком весь город и если бы он уже не был погребен, Зелена бы его умертвила. Этот крик, что рвался из ее груди, был последним прощай горькой жизни и страху прошлого, отчаянная песнь матери, у которой так бесстыдно отняли ребенка, симфония боли по несостоявшейся любви, по ужасному детству и по тому, что никто никогда не любил ее, ни одна живая душа в мире. Она все кричала и кричала, пугая равнодушные небеса своей болью, но та не утихала. Зелена стала задыхаться, закашлялась и глотала собственные слезы, ища пристанища, но не находила его. И, дойдя до полного изнеможения, она пала на землю, сухую, мертвую, в конвульсивных припадках. К ее лицу прилипла грязь, но она не спешила ее вытирать с бледных щек. Почти неосознанно, горько, Зелена гладила потрескавшуюся почву, слизывая с губ кровь, и, задыхаясь, выдавливала из груди: - Девочка моя! Горошинка! Любимая моя, где же ты? Куда они тебя дели? Ведьма закрыла глаза и к ней тут же непрошенным гостем постучалась страшная картина – маленький Роланд, такой крошечный и беззащитный, в лавке ростовщика с оторванной головой и застывшими от ужаса глазами. Она никогда не была излишне сентиментальной и за столько времени жизни с Робином, так и не привязалась к его сыну. Но, увидев это крохотное холодное тельце, она словно сошла с ума. Этот мертвый малыш бестактно и страшно напомнил ей, что на его месте может быть ее крошечная дочь, девочка, которую ей не дали забрать перед финальной битвой и дели неизвестно куда, может быть, ее и на свете уже нет. Она села и потерла виски. Она чувствовала себя так, словно только что выпила крепкого эля. Земля плыла перед ее глазами, в ушах все гудело. Она стала судорожно глотать ртом воздух, прежде чем смогла нормально вздохнуть. Она повернула голову направо и горько усмехнулась. Какая страшная ирония – единственное, что уцелело в этом маленьком, всеми забытом городе – шахта, где работали гномы. Гномов уже давно нет и она пустует, но она цела. Последние остатки жизни в Сторибруке угасли и только мир под землей, где сотни маленьких ничтожеств искали свои сокровища, цел. Она ломала пальцы, пока они не начали хрустеть и болеть. Потом она вдруг поняла – это ее шанс. Не помня себя от горя, Миллс спустилась в шахту. Здесь было темно и холодно, женщина продрогла до ниточки. Она лихорадочно искала глазами, пока не нашла то, что ей было нужно – крепкую кирку, единственную, что была здесь. И вот она уже несколько минут отчаянно долбит дверь некогда богатой лавки Голда, так, что даже руки опухли и из ладони течет кровь. Но она не останавливается, и, наконец, в двери зияет дыра, достаточная для того, чтобы войти в лавку. Зелена проходит туда, шаря глазами, переворачивая все вокруг. Старые книги, которые давно никто не трогал, рассыпали вокруг себя пыль и Зелена громко чихает. Но остановится она не может. Она перероет все владения хитрого Темного, наверняка отправившегося в Ад к праотцам, но она должна найти хоть что-то, что бы привело ее к дочери. Она накрывает холодный окоченевший труп Роланда скатертью из бархата, и кладет его на стол. Она похоронит этого малыша сама, раз те, кто говорил ему о любви, забыли о нем, отвернулись от него. Она предаст это маленькое, несчастное тело земле сама, но прежде – найдет способ попасть к дочери, даже если и не сможет вернуться назад. Тельце Роланда ледяное, и Зелена осторожно кладет его на самый край стола. Она бегает по лавке, мечется в ее темных, неосвещенных стенах, рвет страницы древних книг, которые не дают ответы на ее вопрос. Банки с зельями, которые уже издают отвратительный застоявшейся запах, коробки с какими-то присыпками, разбитые и поломанные магические предметы, над которыми Голд чах всю свою жизнь – она хватает все, не зная, что может пригодится ей в поисках милой Горошинки. Книги покрылись будто многовековой пылью, и под ней невозможно разглядеть даже витиеватых букв, из которых сотворены древние сильнейшие заклинания. Зелена так напрягает глаза, что из них уже градом льются слезы, ища хоть одну зацепку отыскать своего ребенка. Одна книга, вторая, третья, сотни перечитанных заклинаний, тонна проглоченной пыли и уже прокопченные от смрадной вони легкие, долгие, тяжелые, как у чахоточного, приступы кашля, бесконечные перевернутые банки с зельями, коробки с сыпучками, капсулы с жидкостью, нервы, превратившиеся в натянутый канат, зубы, которые уже ноют от боли, красная кожа, опухшие от слез глаза и – ничего. Ни малейшего намека на то, как попасть в царство мертвых, ведь именно там, если верить обезумевшей фее, сейчас страдает ее милая кроха. В ярости она швыряет несколько книг прямо на пол, и закрывает уши от их безумного грохота: - Мерзкий, противный, гадкий Крокодил, будь бы проклят! Ты выжил много раз и будешь жить вечно, а я никогда не найду свою драгоценную девочку! Зелена в такой ярости, что изо рта ее вылетает слюна, а глаза вращаются, как безумные, в припадке. Как всегда, ответ пришел, откуда не ждали. Она бросает колкий взгляд на самую крошечную, сокрытую за другими, полку. Книга, что стоит там, вызывает у нее нечто вроде приступа неслыханного удовольствия, и тело ее начинает напряженно ныть. На толстом корешке золотыми буквами выгравированы два заветных слова: «Книга мертвых». Лазурные глаза женщины сверкают истерически-радостным огнем: - Да! – возбужденно шепчет она, облизывая вдруг пересохшие губы. – Да, да, это оно! Это то, что мне нужно! Книга тяжелая и с грохотом падает на пол. Зелена совсем потеряла силы, орудуя киркой, и она тащит свое сокровище по полу, заляпанному уже засохшей кровью. Класть этот фолиант на стол нет сил и Зелена садится на холодный грязный пол. В глазах мутнеет, ей хочется есть и пить, голова раскалывается так, будто по ней ударили топором, но она должна найти ответ, зацепку, как попасть к дочери. Медленно, боясь увидеть что-то страшное для себя, волшебница перелистывает страницу за страницей, внимательно читает тексты, каждый из которых с переводом, заведомо сделанным Белль. Но листы тают, а она все так же топчется на месте, как и несколько часов назад. Осталась последняя страница. Зелена смахивает с ресниц соленую слезу, медленно выкатившуюся из глаз, и закусывает губу в немом приступе отчаяния. Она боится. Ей страшно. Конец книги. Конец ее надежд. Конец жизни. Последняя страница перевернута, и в ней – только заклинание, которым древние люди отпускали мертвых в плаванье по реке времени. Зелена с грохотом закрывает книгу. Голова ее безжизненно падает на руки, волосы запутанным комком щекочут щеки. Не нужный ребенок. Ненавистная сестра. Отвергнутая ученица. Поверженная колдунья. Несчастная мать. Вся жизнь – череда бесконечной боли. Выиграны несколько поединков и проваленный последний бой. Ничего больше нет. Волшебница встает с пола и на ватных ногах направляется к двери, подхватив усопшего Роланда. Это крохотное тельце, покоящееся сейчас у нее на руках, уже ледяное и окоченевшее, - последнее прощание ее с жизнью. На улице начался дождь, Зелена потеряла свою шляпу, и холодные капли грозы мочат ее волосы, шею и лицо. Сапоги погрязли в грязи, она продрогла и озябла, а руки похожи на ледышки. По городу шатаются обезумевшие жители с почти не узнаваемыми лицами, они бормочут что-то на непонятном языке и издают нечленораздельные звуки. Зелена с яростью отталкивает какую-то грязную старуху, в которой едва можно узнать Тинкербелл, и почти бегом бежит к пропасти, где когда-то отняли жизнь у ее соратницы по злу, пусть она и никогда не знала Круэллу лично. Ребенка она похоронит там. Это единственное место, где земля еще не совсем сухая и можно вырыть яму. Оглянувшись по сторонам, она видит тяжелые выступающие камни и подходит туда. Руки ледянит тельце маленького сына лесного разбойника. Когда несколько раз подряд небеса разражаются громом и молнией, Зелена опускает мальчика на землю и мысленно попросив у него прощения, бросает в пропасть. Несколько секунд она еще смотрит на падающий красный сверток, а потом швыряет огромные куски земли вниз. - Прости, Рол, малыш. Но это единственная могила, которую я могу тебе создать. Не оглядываясь, она стремительно шагает назад. Она знает – если еще хоть миг проведет в этом ужасном месте, ляжет рядом с мальчиком, спрыгнет со скалы и покончит со своими мучениями раз и навсегда. Дождь усилился и Зелена бежит в убежище что было сил, но падает, подхваченная Голубой феей. Женщина держит злодейку за грудки и так бешено вращает глазами, что Миллс становится страшно. Приблизив к лицу Зелены свое лицо, пропахшее никотином и алкоголем и по –прежнему дико вращая глазами, Голубая выплевывает из груди слова, звучащие как проклятье: - Если хочешь попасть в мир мертвых, нужно самому стать мертвым! Иного пути нет!