Корни Гедониста

Блистающим морозным днем король Орофер возвратился из долгого похода. Весь дворец тотчас же наполнился громкими голосами, смехом, звоном оружия, звуком шагов; бежали пажи, спеша принять у воинов доспехи, суетились слуги, готовя обильную трапезу для доблестного королевского войска, радостно приветствовали друг друга отцы и сыновья, друзья и братья. Повсюду распахивались прежде запертые двери, раздвигались шторы, зажигались свечи; гул и гомон раздавались там, где прежде царила тишина. Юный Трандуил вместе с другими знатными юношами, среди которых подобало воспитываться наследнику трона, выбежал к самым дверям, с любопытством и нетерпением предвкушая встречу с отцом. Когда король Орофер покидал дворец — таким же солнечным зимним днем, как и этот — принц был еще ребенком; теперь же Трандуил балансировал на грани детства и юности, и его сердце и тело охватывали совсем иные волнения. Часто тосковал он в окружении сверстников и среди друзей чувствовал себя одиноким; неясные желания тревожили его и влекли к чему-то недостижимому. Даже в забавах с другими юношами, в этих развратных и в то же время невинных мальчишеских играх, юный принц не мог найти удовлетворения. Вот и сейчас, взволнованно вглядываясь в лица входивших во дворец воинов, Трандуил трепетал и томился, с замиранием сердца высматривая отца. Наконец король Орофер появился. «Вот он! Вот он!» — зашептались юноши рядом с Трандуилом, но сам он не мог вымолвить ни слова. Он просто стоял и смотрел, как отец входит в двери, весь осиянный холодным белым светом зимнего солнца, и широкими, быстрыми шагами проходит мимо, оживленно беседуя с королем Лотлориэна Амдиром, другом своей юности. На мгновение Трандуила обдало запахом снега, металла и конского пота, словно бы король Орофер принес с собою часть неизведанного внешнего мира, столь отличного от теплого, уютного и сонного мирка родного дворца, — часть внешнего мира, где отважные воины сражаются бок о бок и совершают подвиги, о которых барды слагают песни. Окруженный соратниками, король не заметил сына, а тот не осмелился его окликнуть. Внезапная робость, непривычная для наследника престола, накатила на Трандуила. Его товарищи уже унеслись вслед за королевской свитой, а Трандуил всё стоял у дверей, растерянный и пораженный. Перед его глазами по-прежнему стоял образ короля — в великолепном чистом сиянии виделся отец юному принцу, в сиянии, подобном сверканию снега и свету зимнего солнца. Последние узы детства спали с Трандуила, и бесконечное восхищение, что он испытывал к отцу, великому королю Ороферу, сегодня будто бы обратилось к Трандуилу иной, доселе неизвестной ему гранью. Медленно двинувшись к парадной трапезной, откуда уже неслись оживленные голоса и звон кубков, юный принц всё еще пребывал во власти этого могучего, тревожного и в то же время сладостного чувства. Проскользнув в трапезную, Трандуил опустился на скамью у самого входа, где обычно сидели мальчики-хоббиты, готовые в любой момент броситься в кухню за очередным блюдом. Длинный стол, уставленный яствами, отделял Трандуила от возвышения, на котором располагался Стол Короля — за ним восседали Амдир, король Орофер и самые знатные и доверенные из его приближенных. Там, по правую руку короля, пустовало высокое кресло, предназначенное наследному принцу. Менестрель уже начал песнь, славящую ратные подвиги лесного войска; он смотрел на короля, и в его взгляде читалась беззаветная преданность своему владыке и затаенная любовь. Любовь звенела и переливалась в его торжественной песне — Трандуил ощущал ее всем своим телом, всей душой; он вдруг понял, отчего песни менестреля столь прекрасны, когда он поет о своем короле, и отчего так горько сжимается сердце, когда менестрель поет печальные баллады о неразделенной любви. Эльфы шумели, радуясь своему возвращению к родным и друзьям; они никак не могли наговориться после долгой разлуки, и по трапезной то и дело прокатывались волны ликующих возгласов. Юноши-виночерпии едва успевали наполнять кубки пряным вином, от которого так горячо становится в груди и так весело на сердце. Раскрасневшиеся от старания хоббиты беспрестанно вносили новые и новые яства. В трапезной стоял могучий дух жареного мяса, вина и разгоряченных тел — воины еще не успели смыть с себя грязь долгого пути. Стол Короля терялся за изменчивым золотистым сиянием свеч, но Трандуил — скорее сердцем, чем взглядом — угадывал за ним статную фигуру отца, его широкие плечи, загорелое обветренное лицо с крупными и благородными чертами. Трандуил, пока еще по-юношески тонкий, нескладный, не был похож на величественного Орофера — и впервые Трандуил устыдился этой несхожести. Ему мнилось, что отец, взглянув на него, сочтет сына чересчур изнеженным, чересчур слабым; Орофер, король-воин, всю свою жизнь проводивший в походах и сражениях среди суровых воинов, не полюбит такого сына… Никогда доселе Трандуил не терзался подобными тревогами — наследный принц, прекрасный золотоволосый юноша, всеобщий любимец, он не считал себя ни слабым, ни изнеженным. Но теперь, когда весь дворец будто бы ожил и наполнился иным светом — а вместе с ним и душа Трандуила осветилась совсем по-иному — радость долгожданной встречи с отцом вдруг сменилась растерянностью. Было уже за полночь, когда эльфы, утомленные празднеством и своим ликованием, начали покидать трапезную. Трандуил тоже незаметно вышел — и после долго бродил по переходам дворца, прислушиваясь к затихающему гомону и песням. Сегодня весь дворец, казалось, захмелел. Трандуил и сам чувствовал себя так, точно осушил бутыль доброго вина — голова у него кружилась, лицо горело, он едва держался на ногах, хотя и не выпил ни капли. Он знал, что не уснет этой ночью, но всё равно решил отправиться в постель. Чувство, столь неожиданное (и вместе с тем — столь долгожданное), что обрушилось сегодня на юного принца, еще только вступающего в пору своей молодости, было слишком сильным, слишком пьянящим, чтобы Трандуил смог принять его сразу. Он неторопливо шел по темным коридорам дворца, пробираясь в свою спальню, но его сердце колотилось так, словно он бежал со всех ног. Во дворце гасли огни. Тишина приходила на смену радостным песням — но не оцепенелая тишина опустевшего дома, как раньше, а теплая и живая, в которой слышалось то спокойное дыхание спящего, то шепот, то звуки поцелуев. Осторожно ступая Трандуил двинулся мимо королевской опочивальни — он не хотел тревожить сон отца, уставшего после долгого похода. Но когда Трандуил поравнялся с дверями опочивальни, он услышал приглушенные голоса — отца и короля Амдира. Двери были прикрыты не плотно. Затаив дыхание Трандуил приблизился к дверям и заглянул в щель. Амдир помогал Ороферу снять доспех. Привычными движениями он расстегивал ремешки, удерживающие панцирь, — Трандуил множество раз наблюдал за тем, как оруженосцы снимают броню со своих господ, но сейчас это простое действо отчего-то заворожило и взволновало юного принца. Трандуилу подумалось, как счастлив был бы он сам, если бы отец позволил ему сделать это; как бережно и почтительно он освободил бы короля от тяжелого доспеха, а после, опустившись на колени… Трандуил и сам не знал, что сделал бы после. У него кружилась голова, слабели ноги, и сердце билось так гулко, что казалось, его стук разносится по всему дворцу… А между тем Амдир помог Ороферу снять подкольчужник, и оба короля сели у огня, стягивая с ног сапоги. — …Лишь одно меня печалит, — произнес Орофер, продолжая начатый разговор. — Отчего Трандуил не приветствовал меня? И на пиру его место рядом со мной пустовало. Боюсь, мой сын отвык от меня. Я слишком долго был в походе… Амдир подался вперед и положил ладонь на руку Орофера. — Твой сын больше не дитя, мой друг, — сказал он. — Он становится старше. Он больше не будет залезать тебе на колени и взахлеб рассказывать, какую страшную гусеницу сегодня увидел, когда играл в прятки с другими ребятишками. Иные игры занимают теперь твоего Трандуила. Возможно, он уже познал любовь, как мой Амрот… — Молчи, Амдир! Мысль о том, что сердце моего сына принадлежит не мне, горше яда! — воскликнул Орофер с наигранным отчаянием и рассмеялся — но Трандуила, притаившегося у дверей, вдруг охватила радость настолько огромная, что у него на миг перехватило дыхание. — Ты прав, друг мой Амдир, — продолжал король Орофер. — Мои тревоги напрасны. Трандуил стал юношей… прекрасным юношей, должен признать. — Он напомнил мне тебя в юности, — улыбнулся Амдир. — Когда я увидел его сегодня, то словно вернулся в далекие годы нашей молодости. Помнишь ли ты их, мой друг? Каким дивным тогда был мир и как упоительна — наша любовь? Орофер мягко потянул Амдира к себе, и тот привычно опустился на ковер у его ног. — Я полагаю, мой прекрасный, наша любовь упоительна и сейчас, — сказал Орофер — в отблесках пламени ласково блеснули его глаза. Орофер опустил голову, Амдир приподнялся ему навстречу, и они подарили друг другу долгий, спокойный поцелуй. Трандуил тихонько вздохнул. Он знал, что отец и король Лориэна — любовники; для принца это было столь же естественно и ничуть не интересно, как и то, что солнце восходит по утрам, а зимой идет снег. Но отчего сейчас так сладко сжалось его сердце и так горячо стало внизу живота? Дыша через раз, Трандуил смотрел, как Амдир неспешно распутывает шнуровку на штанах Орофера, и на юного принца накатывали волны возбуждения и смятения. Амдир и Орофер никогда не скрывали того, что испытывают друг к другу, и прежде маленький Трандуил частенько заставал их за поцелуями или даже за более интимными ласками; но сейчас больше всего на свете Трандуил боялся, что отец или Амдир его заметят. Несколько раз он порывался уйти, но некое чувство — любопытство ли или нечто иное — останавливало Трандуила, и он продолжал жадно наблюдать за тем, как Амдир, высвободив член короля Орофера из штанов, неторопливо ласкает его и целует. Он поглаживал его, обхватывал губами, вбирал в рот целиком и после медленно выпускал, лизнув головку; длинный, толстый член Орофера блестел в отсветах очага, когда Амдир, опустившись ниже, лизал и покусывал его ствол. Орофер прикрыл глаза, запустив пальцы в светлые волосы друга; он не стонал, только ноздри его трепетали и грудь вздымалась чаще. Трандуил догадывался, что отец и Амдир частенько дарят друг другу такое наслаждение и не особенно его ценят; но сам Трандуил отдал бы всё за то, чтобы оказаться на месте Амдира. Юный наследник не мог оторвать взгляда от члена своего отца — он вдруг показался Трандуилу самым прекрасным орудием из всех, что он видел; и ни одного, даже самого прекрасного юношу из всех, с кем забавлялся принц, он еще не желал так страстно. Тем временем Орофер, мягко отстранив Амдира, поднялся с кресла. На ходу скидывая с себя одежды, он направился к королевскому ложу; Амдир последовал за ним. На одно мгновение Трандуил увидел обнаженное тело отца, прекрасное и сильное, словно сияющее в свете огня — таким король Орофер будет отныне являться в мечтах своему сыну. С того места, где стоял (а вернее — прятался) Трандуил, не было видно ложа. Трандуил услышал лишь, как отец и Амдир поднялись по ступеням и легли, а после — их размеренные, негромкие стоны. Перед мысленным взором Трандуила в тот же миг возникли возбужденные тела, переплетающиеся в любовном упоении, — сильное тело отца и хрупкое, тонкое — самого принца… Амдир и Орофер, давние любовники, а еще больше — старые друзья, не сгорали в жестокой страсти; они просто наслаждались друг другом, как наслаждаются чем-то привычным и давно знакомым. Даже их стоны были настолько слаженны, что сливались воедино. Но юный Трандуил, торопливо ласкавший себя у дверей королевской опочивальни, испытывал сейчас самое пронзительное в своей жизни, почти невыносимое наслаждение. Он сжимал зубы, чтобы не закричать, прижимался взмокшим лбом к косяку двери — и вслушивался, впитывал в себя тихие звуки, доносившиеся из опочивальни. Перед глазами нестерпимым светом сиял образ короля Орофера. Втягивая воздух сквозь зубы, весь дрожа, Трандуил, наконец, излился себе в руку. Он чувствовал, что вместе с семенем его покидают последние силы. Ноги принца подкосились; беззвучно опустился Трандуил на пол возле дверей отцовской опочивальни и рухнул в темноту.