Я постараюсь не уничтожить тебя

Как оно чаще всего и бывало, к приходу главного рабовладельца отделения все четыре интерна смиренно ждали его на излюбленных диванах - разве что они, а еще возможность затеряться в коридорах с минимальной возможностью попасться на глаза Быкову, скрашивали будни молодых врачей. Да. Именно эти два предмета столярно-обивочного искусства чаще других становились свидетелями попирания интерновской гордости, которую истязали не хуже плетей обидные издевки. Вот и сейчас, нервное ерзанье четырех тел методично стирало мягкую обивку, а тишину в ординаторской не нарушали даже привычные звуки кофейной утвари, бумажного шуршания и левинского занудства.  - Семен, что он правда сегодня такой злой? - нарушила тишину Варя. - Говорю же тебе, как с цепи сорвался, - зло прошептал Семен, еле сдерживаясь, чтобы не повысить голос.  Как бы убедить товарищей в плохом настроении Быкова, не затрагивая при этом причин? Так, чтобы детали его позорной пьяной отключки в квартире главного терапевта никто не узнал. Впрочем, если разобраться, не таким уж и злым он был сегодня, как прогнозировал Сема, но с Быковым всегда нужно быть начеку  и ожидать худшего! - Да ладно, что могло такого произойти, что Быков стал еще злее? Все, что могло случиться с ним плохого, уже случилось, и вот теперь мы имеем счастье ежедневно соскребать с наших голов вылитые им помои как акт мести всему живому в этом мире,  - высокопарно резюмировал Глеб, не особо проникаясь предупреждением друга, - хуже уже некуда, Лобаныч! Расслабься! - Да, говорю же тебе! Столкнулся я с ним сегодня в фойе и сразу нарвался на оскорбление, хотя по утрам  он нас усиленно игнорит... в фойе по крайней мере точно.   - Семен, сам факт того, что Быкову нравится унижать людей, уже носит элемент извращения, которое, без всяких сомнений, имеет давние истоки и является элементом детской душевной травмы. И я соглашусь с Глебом, хуже уже быть не может. - Тактично заметил Левин, поправляя очки на переносице. "Конечно не может быть! Ничего не может сделать его еще хуже. Ничего, кроме того, что сегодня ночью я затопил прокурора, который живет прямо под Быковым и теперь последний горит желанием загнобить любого, попавшего в периметр его зрения, чтобы хоть как-то восстановить душевное равновесие! И начнет он с меня!" - подумал Семен и вслух произнес: - Думайте, как хотите, но что-то с ним сегодня не так, и я бы на вашем месте не попадал ему под горячую руку... Да, знаю, знаю, это в принципе не реально! - тут же выпалил Лобанов, пресекая возражение друзей. - Но попробовать стоит, тем более... - Ну что, малолетние алкоголики и тунеядцы?! Готовы ли вы заставить перевернуться в гробу раз эдак двадцать прародителя современной медицины, умнейшего и величайшего Гиппократа?! - заголосил Быков, уверенно входя в ординаторскую. - Аааа, по глазам вижу, что готовы. Уж больно в них кровожадности много! - Андрей Евгеньевич, что вы говорите такое, какая кровожадность? - Такая кровожадность, Черноус. Такая! Которая людей в могилы загоняет и их там же переворачиваться заставляет! - Вы сами кого угодно в могилу загоните с вашей критикой... - А тебе, Ленин, слова не давали! Тем более о могилах. И вообще, завидуют молча! - Чему завидовать, Андрей Евгеньевич? - Как чему? Могилам, Ленин, могилам!  - Что за глупости? И вообще, я не Ленин, я - Левин. - Не важно. Значит так, Черноус берешь сегодня пациентку Чернышову, пятая палата. Подозрение на... ВНИМАНИЕ, ЧЕРНОУС!!! Артериальную гипертензию! - На что? - Артериальную гипертензию, доктор Варя. Болезнь такая. Если не найдете в справочнике, погуглите! Говорят, гугл делает из человека Бога! Так вот, как обожествитесь, не забудьте воскресить Гиппократа и попросить у него прощение за доставленные неудобства. - Какие неудоб... - Вы еще здесь?! Быстро к больной! Раз-два, раз-два! Дальше! Романенко!   - Здесь... - Не на долго. Больной Марушко, палата номер восемь, пищевое отравление. Поступил вчера. С мужиками на рыбалку ездил, нажрался консервы какой-то... - Так, может, он того, водочки нажрался? - Романенко! Вот почему ты испоганиваешь все, с чем соприкасаешься? Твой пациент, да будет тебе известно, не пьет вообще. Хотел отдать его Лобанову, чтобы наглядно продемонстрировать искусство отдыхать без спиртного, но решил, что случай у него безнадежный, а вот тебя в этом плане еще можно попытаться спасти! - Андрей Евгеньевич... Я по-вашему без водки отдыхать не умею? - А ты хочешь подискутировать на этот счет? И почему ты все еще сидишь на диване? - Так вы, это, больного мне еще не дали... - Бог тебе дал, Лобанов. Больного мозга - грамм триста. Я говорю, почему развалился тут на диване, а не стоишь вооон там на нашей импровизированной кухоньке и не делаешь мне свежий, ароматный кофе? Черный. С тремя ложечками сахара.  - Так я это... Ну, ладно... Кофе так кофе. - Романенко! Ты решил дождаться, пока мой кофе будет готов и подсыпать в него мышьяка?! - Никак нет, товарищ Быков! - Так какого хрена ты ждешь?! Шагом марш к больному!  Смерив Семена удивленным взглядом, Романенко вышел из комнаты. - Ленин!  - Я не ... - Слушай сюда! У меня к тебе сегодня особое партийное поручение. - Да, Андрей Евгеньевич, я слушаю. - В десятой палате лежит особый пациент, Боря. Особый! Звать его отец Иаков. Батюшка он. Понял? Почечные колики у него. Давай, иди лечи, только не до смерти! Церковь, она, конечно, опиум для народа, но ты клятву давал, Ленин, помни об этом! - Да, вы что, Андрей Евгеньевич?! Это возмутительно даже думать о таком! Признаюсь, я согласен с тем, что верить в Бога - это, по меньшей мере не научно, но это не значит, что не нужно оказывать помощь приверженцам религии. - Вот и отлично! Бог, в помощь, Ленин! Партия зовет!  Наконец-то, дверь захлопнулась и за Борисом. Быков вразвалку подошел к дивану и плюхнулся в него. Минуты две он молчал, оперев голову о ладонь, то ли задумался о чем-то, то ли так манерно наслаждался тишиной, которую неловко нарушил Семен: - А мне сегодня будет задание? - А, Лобанов? Ну, где там мой кофе? - Вот, Андрей Евгенич.  - Чего так долго? - Так я это... - Что? - Ждал пока вы другим задания раздадите. - Лобанов! Я тебя просвещу! Пить кофе и давать распоряжения можно одновременно! Но, это не суть так важно. Садись. Слушай сюда. Разговаривал я давеча с Михаил Гаврилычем о сегодняшнем ночном происшествии, так вот... - А кто такой  Михаил Гаврилыч? - О, Сема... Ближайшие несколько дней это твой царь и Бог. - То есть? - То есть, Лобанов, именно так и величать того самого прокурора, чьи стены ты столь опрометчиво залил водкой. - Вы с ним уже и поговорить успели? - Само собой. Чего резину тянуть? У него, видишь ли, профессиональная черта - вынести приговор как можно быстрее, вот и позвонил спозаранку.  - Я думал приговор выносят судьи... Но, не важно...  И что же сказал этот ваш прокурор? Сколько он хочет за ремонт кухни? - с напускной готовностью расплатиться за нанесенный ущерб поинтересовался Семен.  - В том-то все и дело, что не хочет он денег. - Как это не хочет? Все хотят, а он - нет? Ну, ладно, если не хочет денег, тогда я сам приду и выкрашу ему эту кухню! Мне в армии и не такое делать приходилось. - Ну-ну, не пори горячку. Выкрасишь ты, как же! Кесарю - кесарево, Сема. Вот если ему картошки начистить надо будет, вот тогда и пригодится твой армейский опыт. - Так, ладно, Андрей Евгеньевич, денег он не хочет, чтоб я лично ремонт сделал - тоже, - пропустив мимо ушей последнюю колкость, подытожил интерн, - что тогда? - А не знаю я! Вернее как, ведать не ведаю, но догадываюсь... - Ну! Не томите! - Короче, Лобанов, желает Михаил Гаврилович видеть тебя сегодня вечером, в часов эдак девять. Говорит, славный ты малый, колоритный такой, а вдруг и "споетесь". - Так, стоп, а меня он откуда знает? - маясь от неопределенности и недосказанности, Семен поднялся с дивана и начал маячить перед Быковым, - я же у вас всего один единственный раз был. В прошлом, как говорится, не привлекался, не участвовал, в криминале замечен не был. Ну, как... Не в таком, чтобы аж до встречи с прокурором!  - Вот и будет повод повидаться! Любой опыт в жизни важен. - Быков поднялся с дивана и поравнялся с Лобановым, - а видел он тебя, когда ты пьяный в стельку колесил по лестничным площадкам моего подъезда, в надежде добраться до первого этажа. А у нас, как на зло, лифт уже четвертый день не пашет, вот вы и пересеклись.  - Что-то я вообще ничего не помню... - Так и радуйся, Лобанов! Поверь мне, ты не хочешь помнить, как дурниной орал в мусоропровод: "Позвони мне! Позвони!" А потом ухватил за шкирки уважаемого Михаила Гавриловича, который как раз в этот момент поравнялся с тобой на лестничном проеме,  и начал орать ЕМУ в лицо: " Почини мусорку, сука! Я тебе деньги за что плачу?!"  По ходу рассказа, Лобанов медленно опускался на диван, обхватывая голову руками. - Да, Сема, понимаю. Стыдно... и еще раз стыдно. - Ну, а че дальше-то было? - приглушенно спросил интерн. - А дальше два прокурорских охранника решили, что если гора не идет к Магомету, то Магомет сам должен пойти к горе. - То есть? - То есть, если мусоропровод так тебе и не позвонил, то самое время в него наведаться. - Блиииин... Стоп! Я точно помню, что в мусоре не валялся. - Разумеется. Проникнувшийся твоим рвением и смелостью, Михаил Гаврилович приказал отпустить тебя с Богом. Правда через пятнадцать минут очень сильно об этом пожалел, когда придя ко мне в гости производить разбор полетов, обнаружил, что тот пьяный увалень, который чуть не посчитал головой все слои мусоропровода, и есть виновник его промокшей, провоняной кухни. Вот такая фигня, Лобанов. Так что сегодня в девять к прокурору на ковер. Думаю, с расположением его квартиры разберешься.  - Разберусь, не тупой. А задание у меня сегодня какое? - Задание? - врач на секунду задумался, - давай дуй в кардиологическое отделение, сделай ЭКГ всем его пациентам, произведи, так сказать, массовый контроль! Тоже мне, телефонист хренов. И помни, Лобанов, как гласит профессиональная пословица прокуроров: " То, что вы все еще на воле - не ваша заслуга, а наша недоработка!"  Дверь нехорошо хлопнула, словно поставив жирную точку во всей этой непростой ситуации, смысл которой Семен, по правде сказать, так и не понял. И с твердым намерением больше не пить вообще никогда (или, по крайней мере, в чужой квартире точно) направился лечить сердечников. В конце концов, все живы и даже дежурство не назначено. И в общем, ничего не предвещало беды. А прокуроры... Пусть они травят свои байки адвокатам!