Я постараюсь не уничтожить тебя

Рабочий день закончился в восемь вечера. Неслыханная радость для интерна. Одного. Как и предвидел Семен, Андрей Евгеньевич Быков пробыл весь день в  пресквернейшом расположении духа, посему приговорил на ночное дежурство троих оставшихся интернов, придумав удивительные по своей нелепости причины, чтобы обречь молодых врачей на еще одну бессонную ночь. Лобанову же повезло куда больше.  "Ну, что, Лобанов?! Отпускаю я тебя сегодня, - радостно сообщил своему новоявленному рабу Быков, похлопав его по спине, - иди! У тебя сегодня дела поважнее ночного дежурства! Хотя, если подумать... Не такая уж и большая разница... Ладно, Лобанов, давай, вали! Ни гвоздя, ни жезла! Попутного ветра! И прочей ахинеи!" Вали так вали. С довольной улыбкой на лице интерн воодушевленно шагал к выходу, думая о том, что быть полным шалопаем - не так уж и плохо. Да, придется пережить неприятную беседу с прокурором, извиниться, раскаяться, наобещать с три короба... и со спокойной душой свалить восвояси (Оля все-таки согласилась взять мужа назад, когда тот позвонил ей и честно рассказал о событиях прошлой ночи) - смотреть телик, пить пиво и заниматься прочими бесполезным, но весьма приятными, вещами. Эх, знал бы Быков, на какую халяву обречет своего самого непутевого интерна, впустив его к себе в дом на ночлежку! А ведь даже мысли о своей непутевости порхают в сознании, словно бабочки - легко и непринужденно. А почему бы и нет? Конечно же, до всеобщего блага Семе еще далеко, но вот благо персональное он таки смог заработать и не чем-нибудь, а своей глупостью! Очень приятное осознание, учитывая тот факт, что ему каждый день приходится подвергаться не просто перевоспитанию, а откровенной дрессировке.  Сема посмотрел в небо, прищурив один глаз. Весеннее солнце уже практически село, окутывая улицы теплыми красками позднего заката. На самом деле он не коренной москвич, он выходец с Юга и эта привычка щуриться, глядя на солнце, и даже не всегда самое яркое, удивительно прочно засела у него в голове. Кто знает, может, и она однажды сослужит ему службу? Парень глубоко вдохнул. Хорошо... "И все таки, как же нас зачмырил этот... Андрей Евгенич, если радуешься тому, что просто позволил себе быть самим собой!" - пришла единственная здравая мысль в голову интерну, когда он уже поравнялся с многоэтажкой, в которой жил его самый страшный ночной кошмар. Он помнит, как приходил сюда с Быковым, поднимался на седьмой этаж, терпел его колкости и издевки... Потом еще несколько воспоминаний и - "Бедааа...", как сказал бы его руководитель.  "Так ладно, Быков сейчас в больнице, а он -  единственное, что меня пугает. Понятно, что прокурору он намалевал мой облик не в самых радужных красках, поэтому тот и захотел поговорить со мной лично - убедиться, так сказать, в моей адекватности, а по ходу и платежеспособности. Ниче-ниче, разберемся! Пообщаемся! Быков не под боком, а сам я не то чтобы прокурора, а и судью заболтаю, если надо! Не дрейфь, Лобаныч! Прорвемся!"  Клочок бумажки с четырьмя корявыми цифрами, небрежно написанными рукой главного терапевта, тут же отыскался в бездонных карманах. Набрав код домофона, Лобанов беспрепятственно попал в прохладный подъезд и, не тратя времени на  лифт, который наверняка еще не починили, стал подниматься пешком на шестой этаж. Не дойдя две ступеньки, согнулся, чтобы отдышаться. Оказывается, бегать по лестнице после целого дня метушни по больнице - достаточно сложное упражнение. И чего бежать-то? Куда спешить? А ведь спешит. Хочется побыстрее разобраться со всем, перевернуть страницу этого недоразумения, забыть, забить...  Семен отдышался, поднял голову  - вот она, квартира справа, прямо по стояку квартиры сверху. Тяжелая металлическая дверь - одна единственная в этом крыле этажа, предположительно бронированная и определенно чертовски дорогая. Семен сглотнул. Возможно, с "договориться" он погорячился. Но, грузиться тяжелыми мыслями не стал. Звонок раздался неприятной трелью. Никакой реакции от жильцов квартиры не последовало. Сема нажал на кнопку еще раз, нетерпеливо втирая ее в "гнездо". Послышались шаги и дверь отворили. На пороге стоял верзила не меньше двух метров роста. Как полагается, коротко стриженный, с черным ежиком волос, покрывающих мощный череп. Нос, как ни странно, не сломан... "Качок", - насмешливо подумал Лобанов. Необъятная гора мышц, спрятанная под серым, вязаным свитером (так же явно не дешевым - приценился Сема) словно томилась в бездействии, распространяя вокруг себя потоки энергичности и желания действовать. "Странно, а где же строгие, серые или кожаные пиджаки, полагающиеся телохранителям?" То, что это не прокурор, Сема понял сразу. Ну и взгляд у него... - Здрасте. Я это... - "по объявлению", чуть было не добавил врач, запинаясь от волнения. - Проходи.