Кофе с малиной.

Энн врывается в аудиторию за несколько секунд до прихода лектора. На самом деле, на последнюю пару можно было бы и не торопиться так, но… Я же староста. Сказала бы это себе три часа назад. Я сказала. Энн окидывает помещение взглядом. На удивление много народу. Неужели пришли все? Надо проверить по журналу. Господи, о чем она? Какой журнал, какая посещаемость? Двадцать минут назад она рассталась с парнем своей мечты. А все начиналось так романтично… Но он даже не попросил телефон! Просто проводил ее до остановки, еще раз поцеловал руку и исчез. Растворился, смешался со снежными хлопьями. Соседка-по-парте-подружка-секретарь-сочайник Лив толкает ее локтем, с опаской кося зеленоватыми глазами в сторону преподавателя. Вроде не слушает. И вряд ли говорит что-то важное. — Ну как прогулялась? — в голосе столько ехидства, что можно разливать его в бутылки и пить вместо йогурта. — А как же твоя безупречная посещаемость? И «Лив-я-задержусь-на-десять-минут»? Энн нервно передергивает плечами и качает головой. — Ты даже не поверишь, что сейчас случилось. — Да, ты прогуляла занятия. Об этом я и говорю! — Нет! — Энн хватает подругу за запястье немного сильнее, чем собиралась, и та возмущенно шипит, крутя пальцем у виска. — Я встретила… его. Девушка мечтательно прикрывает глаза и наматывает на пальцы свободной руки светлые волосы. Родинки. Шоколадные глаза. И голос — мягкий, как бархат. Боже. Да она просто сходит с ума. Но Лив уже трясет ее за плечо и требует подробностей, почти плотоядно улыбаясь. Как его зовут, что он пил, что за книга (а-я-ее-знаю), какой у него свитер, какую глупость ты сказала в этот раз, а он знает, что… Она так может до бесконечности. Но Энн только пожимает плечами. Она открыла для себя целый мир, целый чертов космос другого человека, пока они разговаривали, множа кружки на столе. Он пил чай — разных сортов и вкусов, она — кофе. Один. Любимый. С малиной. Но это рассыпалось в один миг. И космос обернулся черными дырами. Потому что она знает о нем все, кроме того, где он живет и какая у него фамилия. Она знает, какие фильмы он любит. Что он ест по утрам и пьет перед сном. В каких городах он бывал, а какие еще только хочет посетить. Какие книги читает в электронном варианте, а какие стоят у него на полках книжного шкафа. Как зовут собаку брата мужа его кузины. Как он хочет назвать свою дочку (а он хочет, чтобы будущая жена подарила ему именно дочку). И еще много важных мелочей. Он знает, какая заноза в заднице ее брат и как она его любит. Как она учится и какую дисциплину ненавидит больше всего. Какие глупости она умеет говорить и как тупо шутит (Господи, до чего же тупо — даже стыдно). Какие мультики смотрела в детстве. Почему родители много лет назад подарили ей плюшевого синего динозавра вместо куклы. Но они не знают друг о друге ничего, что могло бы свести их снова. Только имена. Питер. Энн. А значит, девушка может скомкать и выбросить этого его мир, как испорченный карандашный набросок. Потому что они больше не встретятся. Боже. Боже. *** На следующее утро Энн специально выходит пораньше и упрямо идет пешком, несмотря на противный и злой ветер, кидающий в лицо колючий снег. Совсем не такой, как вчера. Вчера это были мягкие, хрупкие снежинки. И казалось, если присмотришься, то поймешь — они старательно вырезаны из бумаги ребенком. Красивые, чуть неровные по краям, с узорами, рожденными чистой наивной фантазией. Сегодня это похоже на кристаллики льда. Прозрачные, острые на концах. Кажется, если засмотришься на них дольше, чем положено, то какая-нибудь обязательно попадет в глаз. А вторая — в сердце. И тогда ни один Прекрасный Принц мира не освободит от проклятья своим поцелуем. Энн невольно хмыкает, представляя, как у входа в ее ледяной дворец толпится очередь из приодетых мужчин с глупыми улыбками на лицах. Да ну их, этих принцев. Лучше дайте ей одного просто парня. Без королевства и титула, зато с ямочками на щеках и глазами, невероятно густого темного цвета. Такого, что, наверное, его можно попробовать на вкус, если включить немного извращенного воображения. Энн почти по привычке заворачивает в кафешку. Берет кофе и медленно разворачивается, даже не признаваясь себе, что надеется увидеть вчерашнего едва-знакомца. Перехватывает дыхание. Столик пуст. Энн сглатывает неожиданно тягучую слюну и с напряженно прямой спиной садится на диван. А чего ты ожидала? Ничего. И сразу все теряет краски. Елочные ветви в вазы вызывают отвращение, а снежинки на окнах выглядят — уродливее некуда. И эта ужасная музыка из старых рождественских фильмах, которую так любит Лив. И противные разноцветные огоньки слепят глаза. Энн почти задыхается. Бежать. На улицу. Скорее. Девушка вскакивает и лихорадочно пытается попасть рукой в рукав пальто. Тщетно. Рычит сквозь зубы. И вдруг. Сброшенный порывом поднятого ветра, на пол планирует листок, выдранный из обычной тетради в клетку. Конечно, это не ей. Просто кто-то забыл, вот и все. И все равно Энн дрожащими пальцами разворачивает бумажку, подносит к глазам. Огоньки за спиной вспыхивают, позволяя прочесть написанное. И… Боже. «Загадочная Анна, моя милая Энн, Как вы планируете отпраздновать Рождество? ..

…любитель чая и черных весен».