Оттенки человечности

Обычно он возвращался в Министерство Помощи где-то во второй половине дня, но сегодня ему удалось выйти пораньше. Рядовой день, никаких вызовов особой серьезности. В их жаргоне это звучало как "импровизация". Звучало так, будто приходится выдумывать план решения на ходу, однако схема оговаривается заранее, а, если быть более точным, то каждый работник сначала решает сам, как ему поступить, а в дальнейшем придерживается этого плана на каждой "импровизации". Но не в его случае. Каждому агенту присваивается свой Сурфлюкс. Некоторые работники считают это чем-то вроде Кодекса, который есть у каждого, кроме агентов. Но это не так. Сурфлюкс - это не свод правил. Это скорее свод действий и решений, основанных на психофизических данных агентов, по которым они действуют в случае ВОС. Здание Министерства представляло собой невзрачный особняк, с обшарпанными стенами. Кое-где краска серого цвета давно уже облупилась и даже некоторые ее куски лоскутами валялась на тротуаре. Разбитый фундамент, трещина в левом крыле с обвалившимся кирпичом - все это создавало атмосферу уныния. Интерьер помещений же был новым, хотя, порой, складывалось ощущение будто он еще старше самого здания. Стены не то покрытые ржавчиной, не то выкрашены в выжженный рыжий цвет. Скорее даже это напоминало подсохшую кровь с примесью оранжевого цвета. В здании стоял очень резкий запах, похожий на запах нашатыря с примесью огненного цветка. В некоторых местах его (запаха) концентрация достигала критических значений, поэтому персонал был вынужден надевать специальные кольца, чтобы их легкие не превратились в маринад. Готт, направлялся в главный кабинет, чтобы получить очередное задание. И как только он переступил порог офиса, он услышал режущий уши голос своего начальника: - Слушай, Готт, есть одно поручение. Еще вчера к нам поступил заказ на изготовление сувенира. Идентификационный номер 6A-FG-412. Материал достать сможешь? - Пальчик? - Да. - Смогу. - Серп? - При мне. - Луч? - На месте. - Какие-нибудь вопросы? - Да. - Задавай. - Валюта. - Двести, плюс пятьдесят авансом. - След. - Как пожелаешь. В этом случае тебе все равно ничего не грозит. Но не впадай в кому. - Понял. - Что-нибудь еще? - Нет. - К коллюксатору. Номер я тебе сказал. Коллюксатор представлял собой устройство похожее на печатную машинку. Однако текст на нем не набирали. Коллюксатор являлся терминалом, выполняющим несколько сложных функций. Во-первых введенный в терминал код означал принятие работником, агентом или ассистентом того или иного задания. Ввод осуществлялся через специальное устройство, которое называлось "иглой". Игла имела длину около 10-12 см и одевалась исключительно на указательный палец, так как, к примеру, ДНК в указательном пальце отличалась ото всех остальных, а у ассистентов каждый палец имел собственную ДНК. Таким образом каждое принятое задание сопровождалось меткой-идентификатором работника или агента. Во-вторых каждое нажатие иглой на клавиши сопровождалось своеобразным звуком. Эти звуки улавливались звуковым устройством, которое посылало уникальные сигналы в устройство воспроизводящее люмб. Люмб являлась субстанция, которая не позволяла впасть в кому на задании. Люмб являлась уникальной в своем роде и получить такую же субстанцию, даже одному и тому же агенту на одной и той же миссии почти невозможно. В-третьих активация задания позволяла иметь контроль над операциями и заданиями. Более того, такие терминалы находились в каждом Министерстве, что позволяло завершить задание в любом из них. Впрочем редко случается, когда задание либо операция находятся вдалеке от мест заказа. После инструктажа Готт решил прогуляться. Третий цикл, конец ядерной зимы. На поверхности за тридцать. Серые тучи низко плывут над городом. "Сегодня произойдет солнечное сияние", - подумал Готт. - "Чересчур жарко, да и краски все поблекли. Плюс ко всему наступает пора серебра. Надо будет успеть приобрести титановый зонтик". Готт спускался вниз по улице, по пути заскочив в ларек с мороженым. За поворотом он увидел кафе. Перед заданием ему хотелось расслабиться, отвлечься от проблем. Вообще Готт был очень нестандартным агентом. Если другие при получении задания мчались его выполнять, то Готт сначала занимался своими делами, а уж только потом выполнял задания Министерства. Впрочем его никто не осуждал за это, ибо работа агента могла быть выполнена когда угодно, никто надбавок за своевременное или выполненное раньше сроков ожидания задание не выдавал. Ибо не было у Министерства Помощи конкурентов, так как последние не могут предоставить оригинальную, не фальшивую продукцию. Кроме того Министерство Помощи это единственное в своем роде учреждение не государственного типа, которое имеет лицензию на осуществление заказов по изготовлению сувениров высшего качества, а также по проведению операций. Это естественно, потому как сами правители пользуются их услугами. Другая такая организация подорвет авторитет правительства. Это и так был довольно рискованный шаг. Выдача такой лицензии могла вызвать массовые протесты со стороны некоторых классов, а они, в свою очередь, свергли бы правящие стороны если не силой, то количеством. Готт подходил к кафе. "Довольно много народу сегодня на улице", - удивился он. - "Значит заказ будет выполнить несложно". Мимо пронесся трамвай с сильным грохотом. Складывалось ощущение, будто сейчас он развалится прямо на путях. По бокам улицы стояли серые здания. По тротуару ветром катился комок бледно-желтой газеты. Вообще третий цикл считался самым унылым в сроке. Ядерная зима означала период невыносимой жары. Более того, начиная с третьего восхода солнца образовывались серые тучи, которые обесцвечивали все то, над чем они проплывают. По окончании периода происходило солнечное сияние, невероятно красивое зрелище. К сожалению без защитных очков эту красоту увидеть невозможно, а всякий, кто посмотрит на это без них ослепнет навсегда. Солнечное сияние - последняя возможность приобрести титановый зонтик, ибо после солнечного сияния начинается стальной сребропад, который идет на протяжении всего периода и единственной защитой от него является тот самый зонт. Готт вошел в кафе. Приятный мрак окутал его. Сознание на мгновение отключилось. "Хочу горячего шоколада", - пронеслось у Готта в голове. Спустя пару минут он уже сидел около окна с чашкой в руках. Горячий шоколад притупил чувства. Готт размышлял, чем же ему заняться еще. Можно было сходить на аттракционы или в кино, или даже просто пойти домой. Но для него это было банальным времяпровождением. Хотелось чего-то нового. Например найти пару. Но это не так-то просто. Нельзя быть просто успешным и обаятельным. Нужно найти такую, которая будет с тобой не ради денег и славы. Нужна такая, которая не просто останется с тобой и поддержит в трудную минуту. Необходимо найти такую, которая станет продолжением твоего "Я". Но для этого нужны время и терпение. Однако Готту не хватало именно последнего. Ему хотелось все и сразу. Поэтому заняться было нечем кроме как заданием. Да и тем более это ведь просто задание, даже не операция. Он надел свою фетровую черную шляпу, расправил воротник своего плаща, надел кожаную перчатку на правую руку и взял в нее серп... Поблекший мир отдавал последние оттенки цветов. Ветер разносил пыль по треснувшему асфальту. В некоторых местах за пределами города возникали пожары из-за невыносимой жары и засухи. Впрочем об этом мало кто беспокоился. Все жители города были слишком заняты своими планами, чтобы отвлекаться на такие мелочи. Да и к тому же пожар - это единственная возможность приостановить на один срок распространение герондаров, уникальных деревьев-паразитов, распространяющихся повсеместно и перерабатывающих кобоген в клобоген в радиусе от 20 до 50 метров, что делает невозможным присутствие иных форм жизни вблизи этих растений. Путь Готта лежал через главную улицу, ведущую к заводу по производству кобогена, а от него сквозь трущобы на окраину города. Можно было бы сходить и в западные земли, но это довольно долго, а материал можно добыть практически у себя под носом. Со стороны Готт выглядел довольно необычно: он носил темно-серый плащ, черную шляпу и темно-серые брюки. Обязательным атрибутом являлась черная кожаная перчатка, надетая на правую руку. Воротник был расправлен на уровне глаз, поэтому увидеть его эмоции было практически невозможно. Левая рука всегда находилась в кармане, в то время как правую он держал на уровне пояса, так как в любой момент он мог выхватить серп или луч для самозащиты или выполнения задания. Вообще сам Готт был странным. В повседневной жизни он добрый человек, любит повеселиться. Однако на выполнении задания он резко меняется. Ощущение, будто его подменил кто-то другой. С одной стороны он всегда улыбается и не прочь посмеяться. Но на задании Готт даже не прочь впасть в кому и учинить безумие, какое он учинил в баре несколько циклов назад. Многие таких как он называют "инквизицией", хотя это не так. По большому счету они являются чем то вроде помощников судей: начальники судят, а агенты выполняют. Например они могут отнять жизнь у одного и передать ее другому. Но решение зависит от заказчиков. Многие жители интересуются для чего это надо. А им отвечают, что, мол, нравы такие. И, порой, даже низшие классы изъявляют желание на получение роскоши от Министерства Помощи. Если, конечно, им хватает кредитов. Пока Готт добирался до окраины, он размышлял о том, каким инструментом воспользоваться, как их применить, стоит ли использовать люмб. Ведь, если использовать люмб перед сном, не потратив его на задании, то можно получить неописуемое удовлетворение. Что-то наподобие наркотика, но без зависимости. Правда, у люмб был побочный эффект: после такого чудесного сна нарушалась выработка гормонов счастья и в течение четырех или пяти восходов у агентов отсутствовали чувства радости. Но оно того стоило. Температура повышалась. Мир окончательно потерял все краски и напоминал черно-белое кино. Сквозь облака еле просвечивалась аура солнца, которое клонилось к закату. Готт вышел на окраину города и направился в ближайший дом. "Нельзя быть уверенным, что там живет один человек, - сказал он про себя, - и хотя на окраинах живут, в основном, одиночки, бывают и исключения". На подходе к дому Готт посмотрел на флягу с люмб. "Пожалуй, оставлю-ка я ее на потом", - решил Готт и вошел в дом. Все те, кто жил на окраине не блистали правилами поведения. Более того, половина из них была каннибалами, поэтому их особо никто не жалел и не защищал, что многократно упрощало работу агентов. Дома таких "отшельников" напоминали либо лачуги, либо старые особняки. Вся мебель, которая присутствовала в доме была украдена или растащена со свалок. Впрочем некоторые индивидуумы занимались мародерством, убивая других себе подобных и отбирая у них имущество. Мертвым нужен только лишь покой. Войдя в дом, Готт сразу же ощутил мерзкий запах полуразложившегося мяса. На стенах виднелись засохшие пятна крови. Кое-где на полу валялись скомканные лохмотья. В прихожей слева от Готта висело растрескавшееся зеркало. С другой стороны на крючках вместо одежды висели разнообразные орудия пыток, используемые местными жителями в качестве инструментов для разделывания плоти. Вообще каннибализм не считался преступлением, так как очень часты были случаи, когда трамваи застревали в горах или по техническим причинам, или по причине смерти водителя. Конечно же цивилизованное общество превращалось в неуправляемое стадо, и начиналась игра, где каждый был сам за себя. В основном выживали лишь те, кто успевал раньше всех добежать до трофея в кабинке водителя. Трофеем являлся Линч. Это новая модифицированная версия двустволки Кренинга, которую можно было заряжать практически любой жидкостью или эфером, помимо патронов. Да и к тому же отпадала надобность в перезарядке. После потасовки, победитель выбирал двух-трех жертв, на которых он пытался прожить до прибытия группы спасателей, а остальных добивал. Такие случаи не редкость, поэтому наказания за такие действия не предусмотрена. Либо ты, либо тебя. Такие уж нравы. Вдруг из глубины дома вырвался крик. Готт сразу понял "намек" и направился к подвалу. В отличие от цивилизованного сообщества, отшельники, перед тем как съесть жертву, не убивали ее. Они разделывали тушку, даже тогда, когда она была в сознании. Впрочем ненадолго. Обычно с третьей минуты жертва теряла сознание либо от болевого шока, либо от потери крови. Отличительной чертой также было то, что мясники "играли" с жертвой в игры, правила которой знает лишь сам мясник. Стоны раздавались все громче. Готт спустился в подвал и, несмотря на полумрак, увидел то, как в свободное время развлекаются отбросы общества. Жертва висела на двух крюках. Все тело было изрезано ножом. Из ран струились ручейки крови. Изо рта жертвы шла пена. Мясник же ходил рядом и размышлял о том, что же можно сделать еще. Вот он взял в руки ножницы и нож. Аккуратно разрезав плоть, он достал мышцу и отделил ее ножницами от тела. Жертва не издала ни звука. Отшельнику это явно не понравилось. Он развернулся в сторону лестницы, чтобы сходить за водой и привести в чувство обреченного на смерть. Поднявшись в дом, он пошел на кухню, где взял небольшой стаканчик и стал набирать прохладной воды. Спустя мгновение каннибал почувствовал сильное жжение в правой руке и попытался отдернуть ее. Но не вышло. Луч Готта пригвоздил руку мясника к столешнице. К сожалению мясника у него в руках не было ничего, чтобы можно было начать кровавую бойню с агентом. Впрочем Готт и не стал дожидаться. Он ударил каннибала по шейным позвонкам. Что-то хрустнуло внутри и мясник грохнулся на пол. Отшельник очнулся привязанным к стулу. Жутко болела голова и шея. Горела рука. Вдруг взгляд отшельника устремился на своего мучителя. Готт смотрел в глаза мяснику, будто что-то искал в его душе. Сердце каннибала сковал страх. Готт решил долго не думать и приступил к действию. Он достал серп и вновь посмотрел на мясника. Делал он это не поворачивая головы. Затем Готт занес серп над проксимальной фалангой указательного пальца. Каннибал, поняв намек на то, что собирается сделать агент, занеся свой серп над хрящиком, соединяющей палец с ладонью, и заорал диким голосом. Готт, нажал серпом на хрящ и резко провел лезвием по нему, рассеча ткани. Новая боль пронзила кисть отшельника. Из пальца начала течь кровь. Несколько минут назад он был мучителем своей жертвы. Теперь все наоборот. Готт снова занес серп над пальцем здоровяка. Но на этот раз он не посмотрел на него. В голове пронеслось: "Твой бог...". И вместе с этой мыслью серп Готта прошел между хрящами, разрезав вену и сухожилие отделив тем самым палец от ладони. Каннибал заорал еще сильнее. Его вопль можно было услышать даже вне дома. Он кричал пытаясь вырвать руку из самодельного капкана агента. Вместо указательного пальца теперь двигался только хрящ, с частичкой отрезанного сухожилия. Все это заливалось струйкой крови из вскрытой вены. Готту в этот момент в голову сильно ударила кома. Такое случается после каждого задания или операции. И чем больше ее выработает организм агента, тем вероятнее шанс впасть в кому. А впав в кому, любой агент вершит правосудие, в котором виновны все, а сам процесс не заканчивается до тех пор пока не останется ни одного живого, кроме него самого. Именно для этого и используется люмб. Впрочем после такого задания впасть в кому было нереально - слишком малая доза комы поступила в организм. И хотя Готт на пару секунд потерял ориентацию, он вновь пришел в себя. Готт забрал палец и в последний раз посмотрел на дергающуюся жертву. В его (Готта) глазах читалась ненависть и удовольствие одновременно. Затем парой резких ударов он вырубил отшельника, случайно сломав ему нос. Готта совершенно не заботило умрет каннибал или нет, ибо такие нужны лишь для выполнения заданий. Ибо их беспокоят либо агенты, либо себе подобные. Забрав луч из окровавленной и разрезанной от дерганий здоровяка ладони, Готт направился к выходу из дома, размышляя о том, что же он вновь увидит в своем сознании, приняв люмб. Выйдя из дома и пройдя пару шагов его резко ослепило заходящее солнце. "Черт, зонт!" - вспомнил Готт и пулей побежал в дом. Солнечное сияние выжгло все облака на небе, и из них, несущий цвета жизни, пошел стальной сребропад.