***
*** Из пустоты, как огонек морского удильщика, выводила, выманивала песня. Все дрожало и звенело в такт ее мелодии. За песней в дремлющее сознание прокралась боль. И только она заставила вновь ощутить свое тело: тяжелое, раздавленное, сгорающее от огня, текущего внутри. – ... ты хочешь жить? – песня оседает дающим облегчение покровом, таким родным и невесомым, тающим в сжигающем огне. Звук стих, и тишина тяжелой волной накрыла и потащила на дно. Там нет неправильного, выжигающего все пламени. – Отвечай, ты хочешь жить? - новой струной цепляет, тормошит... песня?.. звук. Хочется слушать его вечность. – Да или нет? – настойчивое звучание водой окатило сознание. Требование, почти приказ, ледяной крошкой смел ленивое, темное забытье. «Жить?..» – слово рождает множество образов, они роятся в голове, с бешеной скоростью сменяют друг друга. И заставляют болезненно сжиматься и сильнее биться что-то внутри. – Да. Или... ты хочешь умереть? – до этого звучание, приносившее лишь облегчение, теперь сдавило до темноты в глазах, острым когтем прошлось по горлу. Заставив, как наяву, почувствовать привкус собственной крови во рту. Бушующее во всем теле пламя замерло, и, осыпаясь серым пеплом, развеялось, оставив после себя обугленную, хрупкую, как тонкий сухой лед, оболочку. «Я умру?» – все внутри напряглось, было страшно даже вздохнуть, не из-за боли, а от ощущения, что при малейшем движении... «...я рассыплюсь...»***
Все это время Инхё молча наблюдал за незваной гостьей, по какой-то причине решившей помочь ему в безумном эксперименте. Сначала у химеролога вспыхнула надежда, что с помощью древней и сильной сирены удастся спасти его подопытных мальков. Но, впавший в кому акулёныш так и не очнулся... не удалось спасти и второго, несколько месяцев назад собственноручно вытащенного из сетей. Он неподвижно лежал в нише, заполненной питательным раствором, и буквально на глазах выгорал из-за действия проклятой крови Рер’Хар. Темно-серая шкура с редкими красновато-черными полосами выцветала, становясь пепельно-серой. Некогда темные, насыщенно-красного цвета волосы, побелели у корней, все печати, отслеживающие состояние уже не сирены, но еще и не демона, указывали, что жить созданному полукровке осталось недолго. Смотреть на очередной провал гениальной идеи было... обидно. А ведь оба демона были уверены в успехе, и Идаро даже выбирал имя для своего будущего сына. Сейчас же несостоявшийся отец сидел на полу: плечи чуть ссутулены, черные волосы выбились из низкого хвоста и больше напоминали измочаленную метелку. Загорелая рука с когтистыми пальцами нервно царапала каменный пол, золотисто-карие глаза, казалось, не замечали ничего вокруг, кроме двух сирен. Древняя с обликом невероятно красивой темноволосой женщины сидела у изголовья умирающего полукровки и пела для своего собрата. Ее песня захватила даже Инхё, отроду не замечавшего у себя любви к искусству. До этого она пела и для невылупившегося малька... но «его жизнь забрало море», так выразилась незваная гостья. Наполненная магией и силой песня стихла, но сирена не отрывала взгляд от полукровки. Спустя несколько минут напряженного молчания, Инхё не выдержал: – Ты уже спела свою погребальную песенку? Тогда дай я избавлю его от мучений. – голос химеролога прозвучал нарочито сухо и бесстрастно. Но женщина никак не отреагировала на слова демона, все также сосредоточенно смотря на полукровку. Когда же Инхё подошел ближе к сиренам, древняя подняла на него бездонные, темно-синие, без белков, глаза. – Мне нужно его имя, – произнесла она глубоким завораживающим голосом, – это дитя еще цепляется за жизнь, мне нужно его имя, чтобы позвать. – Эртэн. Я выбрал ему это имя, – вмешался доселе бывший безучастным Идаро Рер’Хар. Во взгляде демона горела бешеная надежда. Он поднялся с пола и подошел чуть ближе. Сирена прикрыла глаза, прислушиваясь к чему-то, неслышному даже демоническим ушам, чуть качнула головой, отчего ее длинные волосы, успевшие высохнуть, тяжелыми прядями соскользнули с плеч на грудь. – Нет, не это. Мне нужно его имя. Имя, с которым он сделал первый вздох, его суть и отражение, ты знаешь имя моего собрата, демон? Идаро только беспомощно качнул головой, потом встрепенулся и уставился на Инхё. – Ты ж его притащил сюда, когда сиреныш только вылупился! – Ну и? – мрачно отозвался химеролог. – Ты должен знать его имя. – Никому я ничего не должен, – возмутился Инхё, – когда я запихиваю очередную упирающуюся пакость в резервуар, я не интересуюсь ни ее именем, ни мнением! Пока взбудораженные демоны препирались и выясняли, кто виновати что делать, древняя сирена склонилась над измененным сородичем. – Малыш, ты хочешь жить?***
В какой-то момент Инхё заметил, что древняя сирена не просто говорит, но, казалось, что и получает ответы от их подопытного. Отойдя от разнервничавшегося друга, демон, ведомый любопытством, вплотную подошел к сиренам. Древняя, положив ладони на виски полукровки, что-то тихо ему говорила, склонившись так низко, что почти касалась подбородком его выцветших волос. – ... имя? Я – Сарелла. Это моё имя, отражения меня, суть и моя сила. Его произносят, когда хотят позвать меня, – с этими словами она чуть улыбнулась и подняла взгляд на подобравшегося, как перед прыжком, Инхё. Но в ее синих глазах не было и тени улыбки, только предупреждение, чтобы демон не вздумал мешать. Потом сирена снова сосредоточилась на полукровке. – Так я могу узнать твое имя? Без него я не смогу спасти тебя. Кто ты? – в ее словах магия сплеталась в тонкую нить приказа – легкого, как блики на воде, и неумолимого, как море. Полукровка вздрогнул всем телом, потом, к изумлению Инхё, открыл такие же синие, бездонные, как у Сареллы, глаза с вертикальными зрачками. Даже это потребовало от акуленыша огромного напряжения сил: носом пошла темная, густая кровь. – Ил’лири... – чуть слышно выдохнул полукровка, теряя сознание вновь.