Сила. И слабость.

Он стоит в этом небольшом лифте, не в силах унять чудовищное напряжение и волнение, которое отдаётся в голове и в сердце странной, тупой болью и каким-то чувством безысходности. Адам бросает на Дейзи очередной взгляд и видит, что и она стоит как-то чересчур напряжённо и даже нервно, вытянувшись будто по струнке, смотрит прямо перед собой невидящим взглядом. Они на пороге какой-то грани и лучше всего им не пересекать эту черту. — Ты ушла раньше с вечеринки, — негромко бормочет он, решив осторожно прощупать границы той самой черты, вокруг которой они ходят уже… сколько? Пять лет? Три года? Два года, со времен того разговора в Ирландии? — Как и ты, — Дейзи отвечает твёрдо и вроде бы спокойно, но Адам не верит. За годы постоянного общения, дружбы и работы в одном кадре, он давно научился узнавать, когда она нервничает или даже чего-то опасается. Это происходит здесь и сейчас, когда они вдвоём случайно оказываются в одном лифте, который плавно поднимает их на самый высокий этаж мотеля, внизу которого в самом разгаре шикарная вечеринка, посвящённая окончанию съёмок «Восхождения Скайуокера». — Я устал, — немного подумав, решается всё-таки ответить он, — ты знаешь, не очень люблю такие шумные мероприятия. — Я устала, — в тон ему несколько деревянным голосом отвечает Дейзи, нервно сглотнув. Он видит это просто потому, что в данный момент не отрывает своего взгляда от профиля девушки, которая стоит рядом с ним, слишком близко, но одновременно и так далеко. Стоит, горделиво выпрямившись, но безуспешно скрывая от него свою затаённую боль и лихорадочное волнение. Но самое главное — пустоту, которая разрастается в душе всё сильнее и сильнее. Точно такая же пустота, что грозит поглотить и его раз и навсегда, точно такое же чувство одиночества и понимания странной вещи: отныне их пути расходятся в совершенно разные стороны и уже ничего не будет так, как прежде, — хочется просто побыть в тишине. Лифт медленно продолжает ехать вверх, но он желает, чтобы тот никогда не останавливался. — Куда планируешь поехать? — мягким тоном спрашивает Адам, не отрывая своего взгляда от этой чудесной и такой солнечной девушки, которая однажды вихрем ворвалась в его жизнь, став кем-то действительно особенным, — отдых? Море? — Может быть, Испания, — голос Дейзи смягчается, когда она вновь переминается с ноги на ногу, — Италия? Венеция? Где тепло и солнечно. Можно пить вино, бродить по маленьким и уютным улочкам, смотреть на красивый закат и чувствовать себя… живой. Этого не хватает в дикой круговерти работы и промоушена. Одиночества. И тишины. — Читаешь мои мысли, — Адам наблюдает, как на цифровом табло лифта загораются цифры, говорящие о скором прибытии лифта на нужный этаж, — за этот год я настолько вымотался, что мечтаю уехать, например, в горы и просто пожить там в одиночестве. Дейзи снова сглатывает, также наблюдая за цифрами на табло. Сейчас они выйдут из лифта, пройдут несколько десятков метров, каждый до своего номера, пожелают друг другу приятных снов (как близкие или даже лучшие друзья), улыбнутся на прощание и потом исчезнут, каждый — за завесой своего привычного и самого уютного мира, каждый — в своём укромном уголке и в своей невесомой мечте, которая иногда становится явью. Оба исчезнут, а останутся лишь редкие встречи двух бывших коллег, телефонные переписки и нейтральное общение, стандартные поздравления по праздникам и в знаменательные даты. Останутся только воспоминания о прошлом, о близкой работе и бессонных ночах с трудными, эмоционально и физически выматывающими съёмками, останутся разные мгновения в прошлом, которые пора отпустить и забыть. Адам знает, что нужно это сделать. Это последняя ночь, когда они ещё являются коллегами, с завтрашнего дня их больше не будут связывать «Звёздные Войны» или Кайло Рен с Рей, с завтрашнего дня эта история будет закончена. Их совместная история во всём этом. История, которая так никогда и не началась по совершенно понятным и объективным причинам. — Мы заслужили отдых, — Дейзи наконец-то разворачивается и смотрит прямо в глаза Адама. Он намного выше, это всегда было таким милым и особенным фетишем для них двоих несмотря на то, что они никогда не говорили об этом друг другу. Вот и сейчас Адам, в своей привычной белоснежной и отглаженной рубашке и в чёрном костюме, заметно возвышается над ней, чуть нависая. Дейзи такая маленькая и хрупкая, миниатюрная и словно крошечная на его фоне, но за всем этим скрывается стальная воля, железная выдержка и твёрдый характер. Характер, который она скрывает за бесконечными милыми улыбками, за ярким смехом и восторженными гримасами, за постоянным весельем и провокационными выпадами. В глубине души она — серьезный и несколько отстранённый, замкнутый человек, он почувствовал это сразу же, когда увидел её впервые, — после всего, что было. Съёмки. Пересъёмки. Досъёмки. Как все воспримут этот фильм. Всё сложно. — Всё сложно, — повторяет Адам, продолжая пристально вглядываться в глаза Дейзи, хотя оба сейчас знают, что они говорят совсем о других вещах. О том, что происходило давно, стабильно и постоянно. О тех мимолётных взглядах и прикосновениях друг к другу. О долгих часах репетиций и о том, что только Дейзи могла его рассмешить и заставить стать чуть более открытым к этому миру. О тех взглядах, что они всегда разделяли, сами того не замечая и даже не осознавая, что смотрят именно друг на друга, что хотят в первую очередь увидеть реакцию друг друга, и только потом — остальных… — Вся жизнь — сложная, — обрубает она, но смотреть прямо ему в глаза — продолжает. Невысказанная правда и горькая истина повисает между ними на некоторое время, он продолжает всматриваться в её глаза, наполненные светлой грустью и тёмной тоской одновременно, как-то странно они блестят, словно слишком влажные и такие… Писк и небольшой мелодичный звук оповещает о том, что лифт наконец-то добрался до нужного этажа. Оба нервно дёргаются, а потом неторопливо оборачиваются в сторону, чтобы увидеть, как створки лифта отворились и выход в коридор мотеля открыт. Теперь нужно повернуться и сделать шаг вперёд, чтобы выбраться, освободиться от друг друга, от тесноты, от компании, от «Звездных Войн». Освободиться и раствориться где-то в ночной тишине, каждый — в своем недолгом одиночестве. Секунды идут медленно. Три часа ночи — здесь, на верхнем этаже мотеля, арендованного для проживания актеров, царит полная и абсолютная тишина. Уютный полумрак, а свет отбрасывают только небольшие лампочки в стенах и на потолке. Они стоят. Никто не двигается с места. Дейзи первой опускает голову, чтобы не смотреть прямо в его глаза. Адам понимает, что она сейчас действительно скажет ему просто «Спокойной ночи» и выйдет отсюда, выйдет… почти что навсегда. И у них никогда больше не будет такого шанса. Никогда, мать его. Эта мысль оглушает. Проносится внутри разума паникой и горькой безысходностью, проносится вихрем, оставляя после себя только мерзкое и сжимающееся чувство пустоты и тревоги, тревоги и нервозности, безнадёжности и тоски. Тоска. Вот что будет теперь преследовать обоих постоянно, тоска и пустота, которую вряд ли удастся заполнить. Дейзи почему-то ничего не говорит. Она молчит, когда медленно разворачивается и делает первый шаг, выходя из лифта. Адам тоже молчит, когда резко протягивает руку влево и быстро бьёт по кнопке закрытия дверей, чтобы створки лифта захлопнулись обратно. Его рука преграждает ей выход из лифта, а после мелодичного смыкания створок они снова остаются здесь только вдвоём. — Почему ты не хочешь сказать этого вслух? — тихо спрашивает он. Лифт остановился и теперь не будет двигаться, пока кто-то не вызовет его в этом огромном здании. Хотя, здесь их четыре штуки и шансы на то, что его и Дейзи здесь не потревожат долгое время, очень высокие. — Почему ты не хочешь сказать этого вслух? — отзеркаливает Дейзи вопрос, снова упрямо подняв голову и уставившись прямо на него. На этот раз они намного ближе друг к другу, их тела почти соприкасаются, что совсем не способствуют некоторому успокоению и выдержке. — Хорошо. Я скажу это, — Адам сжимает руки в кулаки, нервный смешок уже совсем не нервный, а даже несколько истеричный, потому что он сдался первым, а она — выдержала. Она выдержала это всё, в отличие от него и готова была уйти прямо здесь и сейчас. Тишина. Они молчат. Смотрят друг на друга. Адам изучает ещё раз её светлое платье и лёгкий макияж, глаза глубокого орехового цвета, в которых сияют золотистые искры, изучает тонкие и нервно двигающиеся губы. Изучает её позу, Дейзи закрыта от него, она закрыта от всего мира и держит себя в руках просто восхитительно хорошо. Лучше, чем он. — Мне жаль, что это заканчивается, — тихо говорит Адам, двигаясь к ней ещё ближе. — Что именно? — впервые голос Дейзи звучит чуть надломлено, демонстрируемая отстранённость и решительность начинают исчезать. — Фильм. То, что ты и я… Могли проводить много времени вместе. Разговаривать вместе. Обсуждать что-то, — он говорит признания неторопливо, пытаясь растянуть и посмаковать то, что они могут ещё раз быть только вдвоём, в тишине, — мы друзья. — Я буду скучать по тебе, — Дейзи говорит это уже более дрожащим и нервным голосом, её покидает выдержка и спокойствие, которое так сильно охлаждает его мысли, — по нам. По дружбе. — Дружба останется, — Адам говорит это твёрдо и быстро, таким уверенным тоном, каким только может, — мы будем встречаться. Разговаривать. Обсуждать фильмы. Мы будем друзьями также, как и всегда. — Хорошо, — медленно кивает Дейзи, но предательская слеза одиноко скатывается по её щеке, выдавая боль и чувство безысходности, которое, впрочем, чувствует и Адам прямо сейчас. — Иди сюда, — выдыхает он, а потом резко тянет её к себе. Объятие быстрое, тёплое и такое плотное. Адам мгновенно прижимает Дейзи к себе максимально близко и интимно, кладя одну руку на поясницу, а второй проводя выше, останавливаясь на затылке. Дейзи в ответ наконец как-то рвано и нервно выдыхает, чтобы уткнуться в его грудь и спрятать там не только своё лицо, но и руки. Она сначала не обнимает его, нет, а просто прячется в его объятиях, в его руках, просто в нём, прячется и закрывает глаза, вдыхая аромат. Они очень редко обнимаются, а когда такое происходит, то это очень быстро и нейтрально-вежливо. Но прямо сейчас она может чувствовать, что это всё — её, для неё, что этот момент останется только с ней и что они… не торопятся. Пока что. Она проводит пальцами по белоснежной ткани рубашки, чтобы просто… Зачем? В ответ Адам обнимает её ещё крепче, закрывая глаза и утыкаясь лицом в её шею, просто немного наклонившись и опустив голову в уютный сгиб плеча. Они стоят так близко и так невыносимо тесно друг к другу, что грань начинает не просто стираться. Та самая грань, о которой думал Адам, о которой думала она… Эта грань резко начала растворяться в воздухе, грозя другими, опасными страхами и последствиями. — И я буду скучать по тебе, — Адам понимает, что голос звучит слишком хрипло, а тоска железной хваткой сжимает его сердце, заставляя начинать дрожать. Очень малое количество вещей в мире могло сейчас заставить его начать дрожать или немного потерять контроль, но Дейзи давно уже стала одной из таких причин. Причиной, по которой он не очень хочет идти вперед, а словно застыл и мечтает остаться в настоящем, или даже вернуться в прошлое. Дейзи дышит прямо в его грудь рваными вдохами, потому что грань уже ушла. Может быть, в самом начале это объятие было несколько дружеским и нежным, наполненным теплотой и привязанностью двух действительно настоящих друзей, но прямо сейчас они оба знают: это конец. Пять лет контроля и отстраненности, но конец всё равно однажды наступил. Адам зарывается правой рукой в её волосы, впервые касаясь пальцами кожи на затылке. Дейзи вздрагивает так, что он мгновенно чувствует острое и несколько хищное желание вцепиться в неё не только руками, но и губами, языком, всем, чем только можно. Но пока всё происходит медленно: она дышит, отстраняясь от его груди, чтобы поднять голову вверх и встретиться прямо с его взглядом. Она дышит, когда чуть приподнимается на цыпочках, чтобы быть не на равных, нет, но чтобы она могла смотреть прямо на него. Хотя Адам на неё не смотрит, нет, не в глаза, он смотрит только на её губы, тонкие и такие нежные на вид, такие вроде бы мягкие и чуть блестящие от легкого бальзама… Их носы соприкасаются. Когда оба рвано дышат, остановившись в самый последний момент, на той самой грани, на самой последней остановке. Но правда в том, что даже если этот момент сейчас и наступил, ни один из них не сделал ничего, чтобы его как-то прервать, чтобы отойти друг от друга и перевести всё в шутку и эмоциональный дисбаланс из-за окончания съёмок. Правда в том, что они просто наслаждаются здесь и сейчас тем, что дышат буквально друг в друга, пока чуть соприкасаются губами. Правда в том, что Адам чуть приподнимает её так, чтобы наконец-то опустить свой рот на её губы и коснуться уже её губ в самый первый — и такой желанный — раз. Правда в том, что удушающее чувство пронзительной нежности, острой тоски и высвобождения от эмоционального ступора сейчас грозит разорвать обоих. Правда в том, что сердца обоих бьются отчаянно и быстро, хаотично и страстно, словно они задыхаются от эмоций и дичайшего чувства восторга, удивительной полноты и радости. Правда в том, что это не просто сексуальное влечение или страсть, не физическое влечение, будь оно так, всё происходящее было бы намного легче объяснить и понять. Правда в том, что они даже не хотят заниматься сексом. И это пугает обоих больше всего.