- Извращуга! - истошно завопила я.

Вот опять, опять этот засранец прогуливает школу! И опять староста поручает мне отпереть ему домашку. Вот же ж… Одни проблемы от него. *** Нажимаю на белую кнопку, висевшую настолько высоко над дверью, что даже мне, с моим метр семьдесят дотянутся проблематично. У Каса-то метр восемьдесят! Как не печально, ни звука звонка, ни шагов Каса за дверью я не услышала. Снова звоню, ноль реакции. Фух… Я прислонилась спиной к железной двери, за которой раздался… Звук чего-то едущего?! Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я уже собиралась отойти от нее. А у Каса, как известно, все странное. И двери тоже у него странные. Открываются они внутрь. А я, вместе с этими дверями, лечу в квартиру, спиной назад. Правда, кажется, сказалось мое вечное везение. Я, вместо того, чтобы приземлиться пятой точкой на пол, приземлилась на что-то тоже достаточно твердое, но быстро замененное руками Каса, который подхватив меня подмышки, опустил на пол. — Ты на кой приперлась? — обращается ко мне гитарист. — Ну зашибись. Так и надо встречать добродетеля, который принес тебе до-маш-ку… — последние слова я договариваю по слогам. Умею же я что-то делать не вовремя. Вот и сейчас я очень не вовремя подняла глаза на наклонившегося надо мной Каса. Мать честная! Зачем же я это сделала?! Кто ж знал, что он по дому, эм, как же помягче сказать… С оголенным торсом ходит?! — Идиот! Быстро шуруй одеваться! — возмущаюсь я, все еще сидя на полу и теперь оглядывая коридор. В углу стоят черные Касовские кеды. — Я не нормальный, хожу в кедах зимой, — снова эта проклятущая песня. — Катаюсь дома на скейте, — вот откуда это звук был… И вот на что я упала… Только сейчас я заметила, что одной ногой Кас стоит на скейтборде. — Развод с головой… — тихо, смерившись со своей печальной участью, отвечаю я словами песни. — Оденься, мать твою! — Все мои шмотки — дешевле твоих духов, не покупаю я их — мой аромат из слов, — вот засранец, так и не намеревается натянуть хотя бы майку! — Ты опять пропустил школу. — констатирую я факт. — На, тебе домашку передать сказали. — Не хожу на пары, ничего не парит, рисую краской на стене-е-е. — только сейчас я заметила здоровенный рисунок гитары во всю стену. Ох ты ж… Какой же ты, Кастиэль, криворукий… — А ты ведь не такая, но я не понимаю, зачем ты снова звонишь мне? — Все! Завязывай! Я пришла только отдать вот это! — я почти швыряю в парня тетрадью. Уже успела я выучить строки этой песни. Сейчас же… — Но я задам один вопрос. А ты трахаешься на первом свидании? — этот гавнюк уже искренне ржет, а я краснею, толи от злости, толи от стыда. — Да нет же, мать твою! Нет! Хватит меня терроризировать! — я, как ребенок топаю ногами и зажмуриваюсь. А вот этого лучше бы я не делала. Ну, я имею в виду зажмуривание. Потому, что с меня в мгновение ока почти сорвали пуховик, гордо обозванный пальто, и, в то же мгновение буквально пришпиливают к стенке. Кас нависает надо мной, его волосы падают почему-то мне на лицо, горячие дыхание парня обжигает кочик моего носа. Прямо не вырваться. При всем желании. И вот тут мне в голову приходит единственное логичное решение, и я с чувством и вкусом впечатываю в наглую морду Кастиэля тетрадку по естественным наукам. Думаете помогло? Чертас два. Вместо того, чтобы убрать хотя бы одну руку, а в идеале обе, он прислоняется правым плечем все к той же стене, убирает оттуда руку, конфискуя у меня тетрадь, а другую руку кладет мне на плече и резко разворачивает меня-несчастную к себе лицом. — А ты трахаешься на первом свидании? — задает уже приевшийся вопрос парень. — Не надейся, нет. — достал уже, придурь красноволосая. Издевается же! — Проверим? — Кас, зловеще улыбаясь, приближается ко мне окончательно. Снова горячее дыхание и непослушные волосы, щекочущие мне нос. — Но это же даже не свидание! Я ведь просто домашку занесла! — воплю я, пытаясь отступать назад. — А что мешает назначить нам сегодняшний день нашим первым свиданием? — расстояние между нами сократилось еще на сантиметр. — От-ва-али-и… — чисто по словам песни, это должен был сказать Кас. Но не получилось бы у него это сказать. Почему? Да потому, что и у меня не получилось договорить. Целуясь, очень неудобно говорить, а тем более отказываться от этого поцелуя.