Summer is strange

      Разговоры. Как же они утомили меня за последний час. Пожалуй, если бы в тот момент мне предоставили выбор: выслушивать нравоучения от вожатых или продолжать вникать в болтовню неугомонной соседки по домику, я безо всяких колебаний выбрала бы первый вариант. Мику, казалось, не останавливалась ни на секунду. Ещё в начале нашего «диалога» у меня имелось где-то около десяти секунд между словесными атаками, чтобы хоть что-то ответить, однако спустя полчаса это был уже однозначный монолог. Каких только историй она мне ни рассказала за это время: и про Японию, и про музыкальный клуб, и про некую Леночку, которую, насколько помню, характеризовала только с самых лучших сторон. Как обычно, внешне я оставалась спокойна, однако моё внутреннее «я» уже ревело во весь голос, обращаясь, по-видимому, к распределителям: «Какого чёрта вы меня с ней поселили?! Она же до смерти меня заболтает, блин!».       Увлечённая своими скоростными речами девочка-пулемёт явно не заметила моей усталости и как ни в чём не бывало пошла на новый круг. «Нет, так дело не пойдёт» — тут же подумала я. — «Ещё одного потока слов я просто не вынесу!». Окончательно преодолев всякую замкнутость, я решительно прервала её: — Слушай, Мику, это всё, конечно, очень здорово, но я только сегодня приехала и хотела бы сначала разложить вещи, переодеться и отдохнуть. — несмотря на раздражённость и усталость, я старалась доносить свои мысли как можно более вежливо. Тем не менее соседка, видимо, всё равно услышала напряжённость в моём голосе и обратила внимание на жестикуляцию. Улыбка тут же исчезла с её лица, сменившись огорчением. Скорее всего, я оказалась далеко не первой, кто так бесцеремонно остановил этот словесный артобстрел. В комнате ненадолго воцарилась тишина. — Извини, если что! — виновато выговорила Мику. — Просто в этом лагере совсем не с кем поболтать. И вдруг ты заселилась, и я подумала, раз уж мы сидим вдвоём тут… — она явно недоговорила, но дальше продолжать не стала. Впервые за наш разговор я услышала от неё нечто, не попадающее под определение «пустословный трёп». Даже негодование внезапно куда-то испарилось, будто его и не было. Уже второй за за день свободное место заняло сочувствие. Я хотела было сказать опечалившейся японке, чтобы она не грустила по этому поводу, подбодрить её, но, как назло, в самый ответственный момент язык предал меня. Как ни пыталась я вымолвить хотя бы банальное «Нет, ты извини», ничего не выходило. Так и не ответив, я опустилась на свою кровать и быстро скинула с себя кофту. Предстояло ещё надеть пионерскую форму. — Мику, — кажется, мой язык всё же отошёл от оцепенения. — Мы ещё сможем поболтать после ужина. — внезапно даже для себя выдала я. — Заодно расскажешь мне про свой музыкальный кружок! Оно того стоило — соседка вмиг повеселела и, перекинувшись со мной парой фраз, достала из шкафа свою акустическую гитару, начала репетировать. Первое, что она исполнила, игралось достаточно несложно: буквально четыре-пять повторяющихся всё время аккордов, но тем не менее мелодия лилась очень плавно и гармонично, навеивая на мою душу неведомую, но приятную сердцу грусть. Закончилась она достаточно быстро. Под вторую мелодию Мику уже начала петь, да и гитара зазвучала заметно бодрее. Песня была на японском, и я не разобрала ни слова, но в каждом припеве раза по два повторялось: «Бака! Бака! Бака!». Забавно. Хотела бы я узнать, что это значит.       Когда Мику закончила играть, я уже полностью была готова к труду и обороне. Пусть форма и была чуть маловата для меня, немного сковывала, но, в отличие от живущего по соседству Натана, к этому можно привыкнуть. Кумачовый галстук, совсем новая белая рубашка, иссиня-чёрная юбка и сияющий значок с Ильичом — стандартный комплект одежды каждой пионерки «Совёнка». Ничего необычного, казалось бы, но тем не менее, переодевшись, я будто пробудила в себе настоящую деятельницу социалистического труда. Откуда ни возьмись возникло желание хоть сразу, невзирая на усталость и шок от пережитого, идти работать на благо партии. Кое-как угомонив свои душевные порывы, я вспомнила, что впереди ещё предстоит разобрать рюкзак. Только я собиралась приступить, как меня внезапно прервал сигнал к ужину, доносящийся с улицы. Опоздать снова в мои планы не входило. Два раза на дню рисковать своей пока ещё не испорченной репутацией — однозначно перебор. Захватив фотоаппарат и книжку, которую обещала принести Вове, я вышла из домика и быстрым шагом направилась в строну столовой.       На сей раз лететь туда со скоростью «Аполлона-1» причин не было, и мы с Мику неспешно шагали, время от времени перекидываясь парой слов. Однако я по большей части как обычно размышляла то о загадочности «Совёнка», то о людях, населяющих его, то о событиях, что я пережила за своё недолгое пребывание здесь — обо всём на свете. Страх всего сверхъестественного уже давно отступил, но я по-прежнему не знала, как следует относиться к своей новой способности: как к дару или проклятию? С одной стороны, благодаря ей я смогла-таки исправить несколько собственных промахов, как и хотела, однако само наличие этой силы у меня выходило за границы разумного. В конечном счёте я взвесила «за» и «против» и решила всё же принять способность перемотки как подарок и не думать о её предназначении до поры до времени. «Рано или поздно я всё равно узнаю это. Зачем забивать голову проблемами на пустом месте?» — подумала я. — «Ничего плохого ведь ещё не произошло!».       Жаль, что в те дни я не задумывалась о том, что, когда нечто плохое произойдёт, будет уже поздно. Жаль, что в те дни я не предполагала, что однажды даже сверхспособности не помогут мне в ответственный момент.       Вечерняя заря незаметно опустилась на лагерь, перекрашивая голубой небосвод в розовые, оранжеватые и тёмно-синие тона. Лепота! Именно за такую необычную палитру небес я и любила конец дня. Сопровождаемые дуновением лёгкого ветерка мы вышли на главную площадь лагеря. Наш отряд, напевая «Взвейтесь кострами», уже приближался к зданию столовой, когда я вдруг поймала взглядом следующую сцену: мускулистый рослый мужчина в иссиня-чёрном спортивном костюме возле памятника Генде нешуточно отчитывает запуганную до смерти, побледневшую беднягу Катю. Короткие чёрные волосы, нос с горбинкой, заметный шрам на левой скуле, дикие как у оголодавшего зверя глаза — от одного только вида этого мужика у меня мурашки пробежали по коже. Страшно даже представить, каково было Кате. Я хотела было остановиться и вмешаться, однако выходить из строя никто позволял, а остальной отряд, не обращая на разбирательства никакого внимания, продолжал идти дальше. Оставалось лишь одно: отвернуться и не смотреть, но, как я ни пыталась, ничего не вышло. Уже через минуту я самовольно покинула строй перед ближайшим поворотом, чтобы Марк Дмитриевич не заметил, и, убедившись, что смогу совершить задуманное без вмешательства вожатого, уверенным шагом направилась в сторону Генды. — Эй, что здесь происходит?! — недовольно воскликнула я, заставив агрессора моментально обернуться. Его недовольство переключилось на меня. Теперь назад пути не было: перемотка времени здесь не поможет, а просто так сбежать значит предать Катю. Оставалось лишь в очередной раз вступать в словесную перепалку. — А это не твоё дело, девочка! — здоровенный мужик встал во весь рост и сделал шаг в мою сторону, явно провоцируя меня на отступление. — Я веду воспитательную работу! — То есть теперь угрозы и крики на подопечных так называются? — я не на шутку разозлилась. — Разве вы не видите, что запугиваете её? Катя, по-прежнему пребывания в оцепенении, со страхом смотрела то на меня, то на безумного физкультурника. Видимо, она не ожидала, что кто-то решится помочь ей. — Я выполняю свои обязанности! — мужчина не останавливался, однако его доводы становились всё слабее и слабее. Это придало мне уверенности. — Значит, плохо выполняете! — я сама не заметила, как перешла на дерзость. — Показываете свою силу тому, кто слабее вас! Агрессор оскалился и уже хотел было возразить, однако, заметив приближение Ольги Дмитриевны со стороны столовой, поспешил закончить перебранку и уйти восвояси. Сразу стало ясно, кто в этом лагере пользуется наибольшим авторитетом. — Мы ещё вернёмся к этому разговору! Будь уверена! — это было последнее, что сказал физкультурник прежде чем покинуть площадь. — Маша, ты… здорово ты его! — в потоке нахлынувшей радости выдала Катя, весело улыбнувшись. — Спасибо, что вступилась за меня! Её лицо прямо-таки светилось от счастья. Теперь и не скажешь, что несколько минут назад она дрожала в страхе. Думаю, если бы Ольга Дмитриевна в этот момент не направлялась в нашу сторону, Катя точно бросилась бы обниматься. Скромность и боязнь проявлять искренность при малознакомых людях даже в подобные моменты сковывали её. Сколько помню, она всегда была излишне застенчива. — Не благодари! — я улыбнулась в ответ. — Девочки! — вожатая окликнула нас. — Что вы тут делаете? Ужин ведь уже начался.       Переглянувшись и решив не тратить время на разговоры, мы с Катей стремительно направились в сторону столовой. Повторять обеденный сценарий второй раз за день у меня не было никакого желания. К счастью, столовая находилась буквально за поворотом — и всего через четыре минуты я, держа в руках поднос с едой, рыскала в поисках свободного места. Из-за моего опоздания найти хотя бы одно оказалось не так просто. Чего уж говорить об ещё одном месте для Кати, которая после случившегося у памятника не отходила от меня ни на шаг. Я была не против её компании, но сесть вместе в переполненном помещении не находила возможным. Вдобавок аромат, исходящий от котлеты в одной из моих тарелок, сводил с ума, усиливая мой аппетит всё больше и больше. Не стоит уж говорить о боязни того, что какой-нибудь пионер ненароком двинет локтем, и весь ужин вмиг окажется на полу и совсем ещё новенькой форме. «Вряд ли Ольга Дмитриевна выдаст мне чистую после этого» — думала я. — «А если и выдаст, то по-любому предварительно отругает!». Однажды в «Молодой гвардии» мне уже влетело за подобную неаккуратность, и я не хотела снова стирать и отмывать полы от толчёной картошки. Приходилось смотреть в оба и продвигаться медленно, неторопливо.       В конечном итоге я заметила единственные свободные места в этой столовке безумия: небольшой столик в самом углу. Не мешкая, я приземлила поднос, села и, поставив сумку с фотоаппаратом и книжкой под стол, наконец принялась за еду. Катя присела рядом и последовала моему примеру. Какое-то время мы кушали молча, но, когда с первым и большей частью второго было покончено, я всё же решилась спросить её о произошедшем у Генды: — Слушай, а чего этот верзила к тебе прикопался? Не верится, что ты успела где-то напортачить. — Я ничего такого и не делала! — чуть раздражённо ответила она, не отводя взгляд от тарелки, после чего продолжила более спокойно: — Прости, Маш, я не хочу об этом говорить… Мне никогда не хотелось лезть в личную жизнь других, если они сами того не желают, но я очень беспокоилась, что Катя может попасть в беду из-за своей замкнутости. «Тем не менее давить на неё — не выход!» — решила я. — «Лучше просто постараюсь провести с ней побольше времени в эту смену». К тому же я не сомневалась, что она будет только за. Всё-таки мы с ней были знакомы достаточно давно, учились в одной школе и хорошо ладили, несмотря даже на то, что в последнее время заметно отдалились друг от друга. Вдвоём, как я предполагала, нам будет проще освоиться в этом странном лагере и, когда придёт время, разобраться во всём.       Дабы не превратить беседу в допрос, я решила «незаметно» сменить тему, предварительно выдержав долгую паузу: — Как прошло заселение? Уже успела познакомиться с соседкой по домику? — с каждым новым вопросом я всё сильнее боялась показаться навязчивой. Сама ведь только недавно злилась из-за этого на Мику, а теперь, выходит, уподобилась ей. Однако Катя ответила в привычной для неё спокойной манере: — Да, успела, — она прервалась, чтобы сделать глоток компота, а затем, едва заметно улыбнувшись, повернулась лицом ко мне. — И, знаешь, она чем-то напоминает тебя. Такая же добрая и целеустремлённая! Я чуть не поперхнулась. Услышать такой внезапный, словно дождь в солнечную погоду, комплимент от Кати я никак не ожидала. Первые секунд десять я даже не знала, что ответить, и просто сидела, пронзая подругу удивлённым взглядом. Естественно, она заметила это и, хихикнув, продолжила: — Её зовут Славяна. Надо будет как-нибудь вас познакомить. Я моментально вспомнила светловолосую энтузиастку с пляжа, что помогла мне найти мои вещи. Человека с такой броской для нашего времени внешностью и весьма необычным именем попросту невозможно забыть. — Да мы, в общем-то, знакомы, — ответила я и, встав из-за стола, повесила сумку на плечо и взяла поднос с опустевшими тарелками и стаканом. — И будет здорово, если мы сможем зависнуть вместе! После этих слов я попрощалась с Катей и быстро отнесла поднос на конвейер. Ещё не все мои дела на сегодня были закончены…

***

      Опираясь на железный корпус чьей-то бежевой «Волги», припаркованной рядом с крыльцом столовой, Вова стоял в ожидании меня и увлечённо что-то читал. Он настолько погрузился в книжку, что даже не заметил моего присутствия, пока я не привлекла его внимание, встав почти вплотную и спросив: — Интересно? — я украдкой заглянула в его чтиво, но из-за заходящего солнца, чьи яркие меткие лучики так и норовили ослепить, и мелкого шрифта так ничего и не разглядела. Вова моментально встрепенулся, резко повернул голову в мою сторону и захлопнул книгу. На его лице появилась неловкая улыбка. — О, привет, Маша! — несколько напряжённо, но тем не менее с радостью в голосе поприветствовал меня он, проигнорировав мой вопрос. — Всё-таки ты пришла! — Ну, а куда бы я делась? — усмехнувшись, ответила я и достала из сумки обещанный томик, после чего протянула его Вове. — Вот то, что просил. Тот, внимательно осмотрев обложку и проверив год издания, с придыханием поблагодарил меня и тут же принялся пробегать глазами по страницам. Я уж было подумала, что сейчас он снова уйдёт с головой в мир чтения, а мир реальный потеряет для него какое-либо значение, однако спустя не больше минуты, Вова захлопнул книгу и вновь переключился на меня. — Минское издательство. Совсем новая. — заключил он и положил томик на капот «Волги». — Наверняка, там и приобрела, да? У нас, в Гомеле, таких не найти. — Да нет, в ленинградской библиотеке. — призналась я. — Забыла вернуть перед отъездом. — Ты поаккуратнее с библиотекарями! — он хихикнул. — У нас, вон, Женя за такие дела порвать может! Говорят, как-то Натан опоздал со сроком сдачи на пять дней, так она ему после этого весь домик переворошила, вдоль и поперёк искала, пока не нашла-таки свои несчастные книги. — Ясно, в библиотеку за эту смену я не заглядываю! — на выдохе ответила я. — Если хочешь миновать гнев Жени, поговори с Сыроежкиным. — посоветовал Вова и проверил, нет ли последнего поблизости. Однако все пионеры уже успели покинуть столовую и разошлись по своим делам. Крыльцо обезлюдело. — Знать бы, как он выглядит. Имена мне мало что говорят. — Завтра Дмитриевна, полагаю, потащит тебя заполнять бегунок. Походишь по клубам — со всеми познакомишься…       Время текло медленно, когда я общалась с Вовой. Казалось, я успела обсудить с ним всё, что только возможно: от особенностей климата в области, где располагался «Совёнок», до голливудских фильмов, о которых я в тот вечер услышала впервые. Мой новый друг, как выяснилось, не только где-то добывал кассеты, но и самолично переводил кино с английского на русский. «Умеют же некоторые!» — думала я, слушая его.       Хоть и всё, что он говорил о себе, не было похоже на хвастовство, я тем не менее вдруг осознала собственную несподручность сделать хотя бы что-то толковое, что принесло бы пользу окружающим. По жизни мне хорошо давались, в основном, три вещи: фотографирование, игра на гитаре и в какой-то степени рисование, тогда как Вова разбирался и в искусстве, и в науке. Однако в конечном итоге я посмотрела на всё это с положительной стороны и подумала, что у него есть чему поучиться. К тому же он сам, по всей видимости, был только за то, чтобы поделиться частью своих знаний со мной. Я решила не терять время понапрасну. Пусть он навряд ли смог бы объяснить мою способность перемещаться во времени, но на некоторые вопросы, как я полагала, он всё же мог дать ответ. — Слушай, а ты случайно не знаешь, кому это на главной площади памятник установлен? «Генда». Я никогда не слышала о таком политическом деятеле. — Он, если не ошибаюсь, герой местный. — задумчиво ответил Вова. — Говорят, в годы социалистической революции возглавлял в этих краях отряд красноармейцев во время операции «Евангелион» и…       Он не успел договорить — его внезапно оттолкнул от машины не кто иной, как откуда не возьмись появившийся у столовой Натан. Судя по гневному выражению лица и огню злобы в глазах, он был просто переполнен яростью. — Маша Полевая, верно? — оскалившись, бесцеремонно он начал допрос. — Ты в отряде Дмитриевича? — Д-да, — испуганно ответила я, не ожидая такого внезапного появления человека, которого не так давно сдала с потрохами вожатой. — Значит, это ты та конченая сука, что сдала меня?! — он молниеносно схватил меня за воротник и притянул к себе, заранее сжав вторую ладонь в кулак. — Пизда тебе! Однако Вова не менее быстро среагировал: — Эй, ты! Отвали от неё! — одним движением высвободив меня, он сильно толкнул Натана, из-за чего тот ударился спиной о дверь автомобиля. Однако Прасковьев оказался крепче, чем я думала. Оправившись от удара, он тигром кинулся на Вову и, сбив его с ног, принялся изо всех сил колотить по лицу, повторяя что-то вроде: «никто не смеет со мной связываться». Будучи не в силах просто стоять и смотреть на это, я моментально схватила тот самый томик Стругацких и со всей силы огрела им безумного Натана по голове. Удар заставил его вскрикнуть от боли, схватиться за ушибленное место и выпустить Вову из тисков. — Уходи! Я справлюсь с ним! — крикнул мне тот, прежде чем в очередной раз получить удар по лицу и рухнуть на землю. Отправив противника в нокаут, Натан размял шею и снова переключился на меня. Я огляделась в поисках помощи — никого рядом. Один на один с убийцей. До этого дня мне казалось, что так бывает только в кино или книжках. — Твоя очередь, блядь! — он стремительным шагом направился в мою сторону. Вова позади него пытался подняться и дать отпор, но оправиться после сокрушительных ударов Натана было совсем непросто, и после каждого подъёма он снова падал. Понимая всю безвыходность ситуации, я прижалась к бежевому корпусу «Волги» и зажмурилась в ожидании худшего. Тут-то и случилось второе чудо за день.       Словно гром среди ясного неба раздался рёв мотоциклетного мотора, захрустел гравий под натиском шин, поднялась пыль. Открыв глаза, я сквозь пелену увидела на мотоцикле «Урал» ту самую девушку, которую спасла возле умывальников. На сей раз её лицо было ближе ко мне, и я наконец поняла, кто передо мной. Осознание едва не повергло меня в шок. — Карина?.. — только и смогла вымолвить я. — Маша?! — не менее удивлённо ответила она. Пыль, поднятая моей спасительницей, временно обезвредила Натана, заставив его прокашляться. Я не стала мешкать и, схватив свою сумку, прыгнула в коляску мотоцикла. Очередная волна из песка и мелких камешков накрыла Прасковьева. «Урал» сорвался с места и понёс меня прочь от столовой. «Что это вообще было?» — эта фраза уже который раз за день возникла в моей многострадальной голове.