Поиск

Первым, кто озвучил свои мысли по поводу обстановки в доме, стал, как ни странно, Джимми. Парень никогда не отличался чуткостью (или, как минимум, желанием действовать), но именно он во время первого за долгое время совместного ужина завопил, с силой бросая вилку на скатерть: — Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?! Нервно улыбается Трейси, переглядываются Майкл и Аманда. Атмосфера в доме была прямо-таки наэлектризована, хоть и без враждебности; каждому было ясно (по жестам, улыбкам, изворотливым ответам), что каждый из них что-то скрывает. Ну, кроме Джимми, который сейчас и пытался вывести членов семьи на чистую воду. — Ну да ладно вам! — ноет он. — Что за секреты? Колитесь! Ма! Па! Сис! Никто не клюёт на подначку и лишь продолжают невозмутимо поедать утку с апельсинами, заказанную из любимого ресторана Аманды. Джимми дуется ещё сильнее и гоняет зёрнышки печёной кукурузы по тарелке, переводя пытливый взгляд с Майкла на Аманду на Трейси, и потом снова по кругу. — Хватит сверлить меня взглядом! — шипит Трейси, не выдержав. — А ты признайся, в чем дело! — Отвяжись! — Признайся! — Нахер иди! — Трейси! — возмущается Майкл. — Следи за языком! — Ма-ам, признайся! И ты, Трейс, признайся! — Угомонитесь оба! — Не угомонюсь! — Отвали, отвали, отвали! — визжит Трейси, хватая солонку и замахиваясь ей в брата. — Мелкий гадё… — Мы разводимся! Голос Аманды разносится за столом, затыкая всех остальных. Майкл кашляет пару раз и отпивает глоток шампанского. Трейси медленно опускает зажатую в ладони солонку на стол. Игривая гримаса исчезает с лица Джеймса. Аманда рвано кивает и повторяет: — Да, разводимся. Решение обоюдное, без скандалов, истерик и прочего. Как пластырь оторвать. «Скорее уж окончательно обрубить старый, сгнивший, полуобвалившийся мост», — думается Майклу. — А я…, а я собираюсь поступать в колледж, — слабым голосом признаётся Трейси. На секунду снова повисает тишина, и потом стол снова разражается эмоциями, в этот раз положительными. Аманда, широко улыбаясь, треплет дочку за плечо, и в глазах у неё едва ли не стоят слёзы. Всё-таки, хоть жена из неё и хреновая вышла, но мать всегда была хорошая. Может, дети выросли не самыми приличными образцами общества, но любить она их всегда любила. Просто в один момент слишком разбаловалась деньгами и переложила на них чересчур много материнских обязанностей. — Рады слышать, солнышко! — восклицает Майкл, и Аманда вторит ему: — Мы так рады! — И они переглядываются, кивают друг другу. Давненько у них не было ни смелости, ни оснований говорить друг за друга. — Но как же!.. Как же вы! Развод? Почему? Я думала, — Трейси шмыгает носом, и Джимми подаёт ей салфетку, — думала всё налаживается… — Всё и так налаживается, милая, — ласково сообщает Аманда. — Иногда людям лучше порознь, чем вместе. Лучше остаться друзьями, чем стать врагами. И мы бы стали, я и твой папа. Но у него… — кидает она удовлетворённый взгляд, — появились зачатки разума, и он разрулил ситуацию со всей ответственностью. Можно сказать, на секунду стал тем, в кого я однажды влюбилась. — Майкл фыркает, и Аманда пихает его в бок, но добродушно. — Слава богу, что на секунду! Трейси неуверенно улыбается, Джимми многозначно хмыкает. Кажется, кризис миновал. И как чисто, как быстро! Майкл просто не может нарадоваться. Надо же. И правда, что разрулил. — Поговорим теперь о колледже? — предлагает он, и все соглашаются.

***

— Скажу я тебе, актёришки были белее, чем эта стена! — Ти тыкает пальцем в белоснежные обои и хохочет, да так, что хочется использовать слово «заливисто». Но Тревор не семнадцатилетняя барышня, так что Таунли не использует это слово даже мысленно. — Хорошая работа, Ти, — одобрительно кивает Майкл. — Марта, риелтор, уже начала подготовительные работы. Как же быстро! — довольно выдыхает он и отпивает пиво. Аманда и дети ушли в театр, на какую-то новомодную постановку. С собой, естественно, позвали. Но Майкл пообещал пойти в следующий раз и остался дома, чтобы разделить компанию с Тревором. Тот уже выглядел гораздо лучше, отдохнувший, посвежевший — Майкл приглядывается: одежда, оказывается, чистая! Ну надо же! — и вообще в приподнятом настроении и духе. С таким Тревором приятно было проводить время, ненапряжно и легко. Стол был завален закусками и снеками: быстро сделанные сендвичи, жареный в домашней фритюрнице картофель, орешки, солёные рулетики, даже какие-то овощи (которые особо никто не трогает), и батарея из пустых и полных банок и бутылок пива, а также — коньяк для Майкла. Тревор при виде небольшой пузатой бутылочки с черной этикеткой, покрытой голубыми и белыми вензелями узора, неодобрительно фыркнул и выдул полбанки пива за раз. Вкусы у каждого свои. Выражение неодобрения оных — тоже. — Итак? — Это Тревор, внезапно отвлекающийся от экрана ТВ, где идёт футбольный матч. — «Итак»? — Как отреагировали детишки на новость о папочке и мамочке, которые разбегаются? — с ехидцей спрашивает Ти. Ехидностью этой Майкла не обманешь. Он знает, что Тревор о племянниках беспокоится всегда. Так что на тон можно не обращать внимания. — Как ни странно, неплохо, — сообщает Майкл и откусывает от любимого рулетика из сырного салата с укропом закрученного в ветчину, торопливо прожёвывает и продолжает: — Новость сгладила другая новость. — Тревор приподнимает бровь. — Трейси поступает в колледж. В голосе у Майкла него гордость, а когда он видит ту же самую гордость и удивление и радость на лице Тревора, горло немного сжимается, как будто восторг вот-вот выпрыгнет наружу, но застрял на полпути. Это безумно приятный момент единения, момент, по которым Майкл дико истосковался за то время, что распадался его брак с Амандой. — Наша маленькая Трейс... И в колледж... Ну надо же... — теперь в голосе у Тревора неприкрытая теплота. Майкл отказывается спорить с «наша». — А знаешь, — внезапно тонким голосом заявляет Ти, поворачиваясь к Майклу и подбираясь ближе, едва ли не капая пивом на некогда белый диван. — Расскажи мне о том, что я пропустил. Как росли эти балбесы, а? И Майкл рассказывает. Рассказывает, как долго Трейси в тринадцать лет выбирала между хоккейной лигой (у Ти загораются глаза) и актёрской школой (гаснут), и выбрала последнюю. Как Джимми попал в госпиталь после того, как его избили жестокие одноклассники, и в какую сильную депрессию он после этого впал, перестав общаться со всеми и не желая выходить из дома. Как Трейси в первый раз пошла на свидание с каким-то рослым рыжим парнишкой, и как волновалась Аманда, да и сам Майкл в тот вечер. Рассказал, как в семнадцать и сама Трейси загремела в госпиталь, сломав ногу после катания на лыжах, и как не хотела выходить оттуда, потому что встретила отличную подружку. Как спалил Джимми в первый раз за просмотром порно (на этом моменте Тревор гордо хохочет) и как тот стал время от времени называть его по имени вместо «папа» или «отец». Тревор слушает бесконечный поток подробностей с широко открытыми, наполненными любопытством глазами, улыбается, смеётся, иногда грустнеет, когда Майкл делится не особо радостной деталью из жизни детей. Но слушает внимательно. Дом, который всё ещё ненавистен, наполняется уютом. — Такие вот дела. И, знаешь, — немного смутившись решается добавить Майкл, — им не хватало тебя. Трейс особенно. Плакала, просила найти, позвонить, но… — Хватит, — резко обрывает его Тревор. — Не будем об этом. Не хочу. — Но… — Я сказал нет! — рявкает уже Филипс, звонко ставя пустую бутылку на стол, едва ли не царапая дном столешницу, и хватает следующую. Майкл растерянно следит за этими действиями. — Надо закрывать эту тему. Вообще. Забыть и всё. Ты собирался новую жизнь строить? Так забудь как страшный сон ту дрянь, что сотворил тогда! Тревор откидывается на спинку дивана с измождённым выдохом, а Майкл сидит будто в ступоре, обдумывая услышанное. — Мы не закроем, если ты меня не простил. Ты... ты сможешь меня простить? — спрашивает он, тихим-претихим голосом, осторожно, будто змею заговаривает. А сам чуть ли не убежать готов. Тревор издаёт ещё более усталый вздох, как будто Майкл навязчивый ребёнок-почемучка. Или будто он надоел ему до смерти. Наверное, что-то между тем и тем. Но отвечать надо. Не ребёнок, не отстанет. Филипс отворачивает голову вправо, от Майкла, направляя взгляд в окно; пальцы свободной руки нервно тарабанят по колену. — Я простил. — Тоже очень тихо, почти неслышно. — Простил. Ты бы знал, как я не хотел этого делать. Не заслуживаешь ты этого. — Сердце Майкла ёкает. — Но ты это… ты. Это никак по-другому не объяснить. Ты что угодно можешь сделать, я что угодно прощу. Хоть меня убей, окажусь в аду — и прощу. Потому что это ты. «Ты — моя слабость». Это остаётся в воздухе, сказанным, но другими словами, осторожно. Но всё равно — предельно ясно. И Майкл понимает, что Тревор имеет в виду под «ты это ты». Понимает, потому что у самого так же. Всё Тревору простит, всё ради него сделает, ибо он — это он. Наверное, такие отношения всё-таки нездоровые. Но им обоим — абсолютно плевать. Тишина стоит ещё пару минут. Затем Майкл произносит тихое: «Спасибо» — и вечер продолжается.

***

Шасси мягко отрываются от присыпанной горячим песком взлётно-посадочной полосы, и самолёт медленно поднимается ввысь. Он урчит громко, яростно, особым ритмом. Сквозь незатонированные стёкла пробивается мягкий пятичасовой солнечный свет. Майкл вдыхает запах старой обивки салона, пыльный, чуть кисловатый, и довольно откидывается на сидении. Тревор заставляет аппарат степенно набирать высоту, подниматься над горами. Он напевает что-то незатейливое себе под нос, и Майклу даже кажется, что он знает эту мелодию. И знает, какой захватывающий дух вид открывается пилоту: гораздо лучше, чем самому Таунли. Даже завидно немного. Но кресло пилота принадлежит Тревору, и только ему. Предложив пару дней назад прокатиться вместе, в тот вечер, когда они, кажется, закрыли главу печальной декады их жизней, Майкл и не мог подумать, что будет так счастлив, находясь в старом самолётике. И — тем не менее. Можно сидеть с абсолютно пустой головой, как дурачина, и предаваться сентиментальным мечтам о том, что через месяц-полтора дом будет достроен и начнется отделка, так что сейчас самое время начать всё выбирать с помощью милейшей Марты. Майкл кидает взгляд на качающуюся чуть влево-вправо макушку Ти, и задумывается вместо хорошего о вчерашнем вопросе, который тот поднял. А вопрос был печально-оскорбляющий: не боялся ли Майкл, что Франклин его предаст. Вообще, в принципе, в любой момент. И вот что важно — нет, не боялся. Был спокоен за свою спину. А когда узнал, что у Франклина был шанс заварить бучу, такую, что Таунли вряд ли вышел бы живым... Майкл испытал облегчение, что приёмный сынок гораздо лучше, чем он сам в этом возрасте. Более честный. Ответственный. Преданный. — Ныряем! — внезапно орёт Филипс и пускает самолёт вниз, почти под откос; земля приближается стремительно, но Майкл даже не волнуется — он в Тревора и его способности верит, ибо знает их наизусть. — Давай-давай, поглубже! — требует Майкл, держась ладонями за спинку сиденья пилота. — И крутись! — С-с-с-слу-ушаюсь, капитан! И пока аппарат входит в дикий, безумный штопор, они смеются, как подростки.

***

Официант приносит им освежающие коктейли: тёмно-вишнёвого цвета для Марты, чьего названия Майкл не помнит, и ананасовый для него. Марта сегодня выглядит отлично: костюм с иголочки, аккуратный пучок на голове, простой летний макияж. Она, конечно, и во все другие встречи выглядела прекрасно, но сегодня просто сияет. — Отлично выглядите, — делает он искренний комплимент, и Марта расцветает ещё больше, слыша эту искренность. — Спасибо, Майкл. Скажу честно, ваш проект огромен, поэтому он — моя единственная работа сейчас, и благодаря этому у меня появилось свободное время. — Она явно привыкла к Таунли и больше не боится его как в первую встречу, и за последние полтора месяца их, встреч, было немало. — Тогда, — Майкл берёт в руку коктейль и риелтор повторяет его жест, — за плодотворное сотрудничество. — За него, — соглашается Марта и отпивает, чуть морщась от кислоты напитка. — Дела идут просто сказочно, хочу я сказать. После сноса и переделки участка стройка началась мгновенно и идёт семимильными шагами. Стены уже стоят, а прямо сейчас, пока мы с вами попиваем коктейли, строители работают над крышей. — Быстро, — приподнимает брови Майкл. — Насколько помню, даже мой старый дом строили дольше, по крайней мере на этой стадии. — Ну так вы и вкладываетесь больше, — пожимает плечами Марта, заставляя рукава полосатого пиджачка топорощиться. — Я принесла каталоги, как вы и просили. — Она делает приглашающий жест в сторону папок в толстых обложках и образцов на стальных колечках. — Начнём? И они начинают.

***

Неделя выдалась насыщенная. В понедельник Майкл ездил в колледж, подписывать контракт Трейси (как плательщик, естественно) да и просто осмотреться. Колледж не самый престижный в городе, потому что сама Трейс не захотела идти в чересчур помпезное место. Выбрала нечто среднее. Майкл выбор оценил. А во вторник ему позвонил Тревор и пожаловался, что его доставала звонками пьяная Аманда. Это поднимало уйму вопросов и давало пару ответов. Так, Майкл не мог найти свой мобильный утром, и, как оказывается, жёнушка забрала его с собой ночью в бар. Там она набралась по самое не балуй, и стала названивать Тревору и желать совместного счастья, хорошо ужиться и ещё кучу всякой дребедени. Слушая охреневшего до небес Тревора, Майкл не знал, смеяться ему или плакать в этой ситуации. Наверное, что-то всё-таки Аманда замечает. Ещё бы молчала она об этом... Среда и четверг были потрачены на бесконечные выборы ламинатов, обоев, окон и прочих вещей в бесконечном количестве. Утомление было... невероятным. Ей богу, ограбить депозиторий государственный и то легче, чем дом построить. Но раз уж взялся — делай, правда? И к слову об ограблении. Пятница принесла новые планы, совместные с Тревором, что в последнее время перестало быть хоть сколько-нибудь удивительным. После того, как самолёт приземлился, и адреналин бурлил в крови, и желания и мечты давали физического жару, было решено пойти на небольшое дельце. Вдвоём. Как раньше. Вот Лестер и подсобил к концу рабочей недели: нашёл небольшой магазинчик антиквариата, где должна была быть не особо впечатляющая (в районе восьми-десяти тысяч), но выручка. Суббота прошла без эксцессов. В воскресение хозяин антикварного магазина горько рыдал над разбитыми витринами и пустым сейфом. А Майкл и Тревор… они были в трейлере в Сэнди-Шорс, чуть запыхавшиеся, но счастливые и снова полные адреналина до одури, будто бы помолодевшие лет на двадцать. Они сидели на диване, отбросив сумки с наваром в сторону, пили дешёвое пиво и вспоминали былые успехи и неудачи. А под конец вечера, когда они собирались спать, Майкл, будто что-то вспомнив, залез в карман штанов и вытащил незатейливый бронзовый амулет-монетку, утащенный из магазина, на потёртой, но крепкой цепочке, и протянул его Тревору. Тот посмотрел на напарника странным взглядом, но благодарно кивнул и надел подвеску, спрятав кругляшок с непонятным знаком под футболку и удалился в спальню. Майкл взгляд расшифровывать не стал и тоже лёг. Ему и так было, о чем подумать.