Темные желания

Майкл смотрел на меня, и мы разговаривали. Мы проговорили почти пол ночи, и как только я собиралась поцеловать его, проявив чувства, зазвонил мой телефон. Увидев на экране имя моего босса, я заметила, как напряглось его тело, хоть он и не подал вида. — Слушаю. — Открывай дверь. Я отключила звонок и молча встала с кровати. Как только услышала голос Батлера, я поняла, что что-то произошло. Я считалась экспертом в двух областях — мести и распознавания языка тела и голоса. Зачастую я узнавала все, что мне нужно было, еще до того, как это говорили вслух. Все, что мне нужно было — это голос или едва заметный жест, и мои навыки меня неоднократно выручали. Майкл смотрел, как я одеваюсь, не говоря ни слова. И выйдя из комнаты, я так же молча отправилась открывать дверь. — Какого черта? — увидела я своего босса на пороге дома. — Мы ошиблись, — ответил он, проходя в кухню. — Я никогда не ошибаюсь. — Я ошибся, смотри. Он положил папку на стол, и как только я собиралась ее открыть, заплакала Эстель. — Я возьму ее, дорогая, — крикнул Майкл. — Дорогая? — нахмурился Вист. — Без комментариев, — начала я делать кофе. — Будешь? — Тебе знакома фамилия Бекер? — отрицательно покачал он головой на мой вопрос. — Да. Я открыла папку и резко разорвала конверт с фото. Как только взглянула на содержимое, фото выпали из моих рук. Я села на диван, пряча лицо в ладонях. — Эс, ты в порядке? — спросил Вист, ложа мне руку на плечо. Я услышала голос Майкла, когда он говорил с Эстель, и подняла голову в тот момент, когда он с дочерью на руках вошел в кухню. Он со злостью стрельнул на нас взглядом и молча положил Эстель в ее коляску. — Стейси, кто это? — не унимался Вист. — Это муж моей подруги, — ответила я дрожащим голосом. — Мы все считали его мертвым. Майкл подошел, отодвигая Виста, и обнял меня. — Что случилось, милая? — Она не твоя, — сказал Батлер. — Ты ошибаешься. — Да она даже боится ребенка с тобой оставить. — Если ты не заткнешься, я позабочусь о том, чтобы из твоего рта больше не вылетело ни одного слова, — ответил Майкл абсолютно спокойно, смотря на меня. — Не вынуждай меня, — засмеялся Вист. — Ты потерял ее еще до того, как она стала твоей. — У меня нет времени на разбор полетов! — вскрикнула я. — Я стойкая, и не нужно со мной сюсюкаться, Майкл. Пока можешь нянчить Эстель. А ты, Вист, в следующий раз вызывай меня на работу, а не приходи с утра ко мне домой. Мой босс промолчал на мое хамство и, достав с кармана еще флешку, положил ее на стол и направился к выходу, закрывая за собой дверь. Боль всегда возвращается. Или, может быть, она никогда не покидает человека по-настоящему. Долорес была совсем девчонкой, когда сделала свой выбор. Давным-давно она выбрала любить его, и если я скажу, что всю жизнь она любила несуществующего человека, то вырву ее сердце. Судьба — странное стечение обстоятельств. И если она узнает, что все было кончено задолго до его «смерти», мы потеряем ее навсегда. — Ты как оголенный провод, — сказал Майкл, готовя смесь для Эстель и наливая кофе для нас. — Надень резиновые тапочки. Майкл одной рукой взял фотографии, другой — Эстель. Она улыбалась и играла его волосами, выглядя при этом чертовски счастливой, выдавая звуки, от которых я улыбалась. Впервые за долгое время за завтраком я поняла, что бесповоротно люблю этого мужчину. Именно в тот момент, когда он кормил нашу дочь едой, которую приготовил сам. — Моя красавица, — говорил Майкл, улыбаясь. — У тебя такие красивые ресницы, и твои глазки просто волшебны. — Да, и у обычного человека в ресницах около двадцати пяти клещей, — поцеловала я носик своей дочери, забирая у него фото. — Когда-нибудь я запрещу ей с тобой разговаривать, — засмеялся Майкл. — Расскажи мне историю Долорес. — Я сама-то мало знаю, — покачала я головой. — Знаю, что они рано поженились, а потом он умер на войне. Она уехала из города и нашла тут семью, как и все мы. — Почему тебе разрешают приходить на работу, когда ты хочешь? — Когда я появилась там, то работала по сто часов в сутки. И сейчас, даже если я ничего не буду делать, никто не усомнится в том, что я все сделаю. Когда Эстель поела, я забрала ее, чтобы поменять подгузник. Сегодня нужно было сходить с ней на прием к педиатру, а после погулять. Убирал дом обычно Майкл, как и закупал продукты. Мы привыкли оба к такой жизни, поэтому у нас не было разногласий по поводу самой большой проблемы у семейных пар — быта. — Тебе чем-то помочь? — Да. Не мешай мне. — Я скоро начну курить, — усмехнулся он, доставая макароны для пасты, соус и курятину. — Ты курила? — Нет. — При такой работе? — Не люблю от чего-либо зависеть. — Ты боишься крови? — Нет. — Трупов? — Конечно нет. — Чего ты боишься? — Потери. Смерть — ужасное явление. И ничто не избавит от боли потери любимого человека. Я думаю, смерти нужно учиться. Я видела столько концов в своей работе, но все-таки до сих пор отдаю преимущество началу. Ребенок, затем человек и в конце милый старик или добрая старушка, которая однажды своими словами может изменить мышление человека, а этот человек — целую историю. — Тебе нужно сейчас перезвонить ей, — сказал Майкл, заметив мою растерянность. — Она должна знать. — Я не буду сейчас этого делать. — Почему? — Потому что не хочу. Майкл посмотрел на меня взглядом жалости и даже сочувствия. Вот в чем вся правда — я люблю его, но не верю. И какие бы чувства он не пробуждал во мне, я всегда буду свободна. Я не знаю наверняка, что он чувствовал в этот момент, да и по большому счету я сейчас об этом совсем не переживала. Этот день так и прошел. Майкл готовил и убирал, и я отправилась по врачам, а после за покупками. Я покупала вещи, которые не были нужны — рамки, подсвечники, новую посуду и красивые простыни. Я хотела чувствовать хоть что-то свое в этом доме. И хотела ему придать уюта для ребенка, а не практичности для нас. Вечером, приехав домой, я сказала, что уеду на полтора часа, и Майкл снова не спрашивал куда. — Позаботься о ней, пока меня не будет. Он ничего не сказал, и я направилась на ипподром. Сев верхом на свою лошадь, я думала. Мы летели наперегонки с ветром, и в такие моменты я снова чувствовала, что я — это действительно я. Почему, как только мы дошли до какого-то понимания с Майклом, у меня случается что-то такое, что портит это? Миллионы людей сейчас живут своей собственной жизнью. Нью-Йорк не умеет поддерживать. Этот город умеет развлекаться и делает вещи, из-за которых мы потом уничтожаем себя. Особенно он хорош в любви и разбивании сердца. Порой я сомневаюсь, что знаю Долорес. Она не говорит о чувствах, но на ее столе фото ее, как оказалось, живого мужа. Если я скажу ей, то разобью сердце, а если не скажу, потеряю доверие. Она ведь моя семья. Как так случилось, что у такой, как я, гипотетически с маленьким и деревянным сердцем человека, эти пять девушек текут словно по венам? Я готова за ними в огонь и воду. И в этот момент я дала себе обещание, что сделаю так, как бы поступила именно она. — Как долго ты так можешь? — спросил мужской голос. — Что ты тут делаешь? — остановила я лошадь, не поворачиваясь. — Я должен узнать получше мать моего ребенка, — ответил Майкл. — Эстель с Максом, так что у нас много времени. — Ты обо мне по большому счету ничего не знаешь. — Я знаю, что ты работаешь под прикрытием. Я знаю, что ты совмещаешь свою работу с хобби. Знаю, что ты всегда выберешь свою семью, а не себя. Знаю, что ты скучаешь по своей матери и отцу. Тебе нравятся розы, и ты любишь зеленый цвет. И я точно знаю, что нашей дочери лучше с нами двумя вместе, чем по отдельности, — Я слезла с лошади и стала напротив Майкла. — Я не хочу прожить эту жизнь именно так, Эс. Слезы появились в моих глазах и потекли по щекам. Майкл вытер одну большим пальцем, а затем притянул к себе, сильно сжимая в объятьях. — Я не знаю, что мне делать, Майкл. Я разрушу ее. — Я верю в судьбу, Стейси, — прошептал он, поглаживая меня по волосам. — Все в жизни не случайно. — Меня воспитывали, как парня. А парень сказал — парень сделал. Я не могу их защитить. — Майкл целовал мои волосы, и я сильнее прижала его к себе. — Мне нравится, когда ты целуешь меня ради поцелуя, а не ради секса, — подняла я на него глаза. — Я бы не отказался от секса. — У меня болит голова, — отошла я, погладив лошадь. — Во время секса вырабатываются эндорфины, которые являются обезболивающими. — Тоже мне всезнайка, — хмыкнула я. — Уезжай домой. — Тебе нравится боль? — Смотря кого. — Ты никогда не учишь, ты проучиваешь. Ты такая сильная, и идеальное сочетание страсти и злости в тебе сводит меня с ума. — Почему мы не можем быть как нормальные люди? — вздохнула я. — Влюбиться, жениться, родить ребенка, пить кофе по утрам и вино по вечерам? — Потому что мы не такие, как все, дорогая, — легко поцеловал меня Майкл в губы. — Нам будет скучно, если мы будем верны себе, друг другу или кому-то еще. Нам нужно немного опасности и риска. Я была не права. Майкл знал меня. Знал лучше остальных. Мы любили. Бросали, ловили, разрывались напополам и продолжали идти вперед, даже вися на волоске. Телефон завибрировал в моем кармане, и когда я потянулась за ним, Майкл сжал мою кисть. — Не бери. — Забери руку, — ответила я ему с вызовом в глазах. — Не поднимай в этот момент. Я качнула головой, затем вырвалась, и вывернула его кисть, не давая ему возможности двигаться. — Не забывай, кто из нас солдат, дорогой, — прошептала я, на что получила улыбку. — Стейси Фостер, — сказал мужской голос в трубке, когда я отпустила Майкла. — Кто это? — Я встречал таких как ты. — Не думаю. — Если ты хочешь сохранить жизнь своей дочери и подругам, перестань искать меня. — Как ты мог? — поняла я, с кем говорю. — Она любила тебя. — Да и мне нравилось за этим наблюдать. — Ты псих. — Только сейчас поняла это? — Попробуй тронуть кого-то из дорогих мне людей хоть пальцем, и ты останешься без конечностей. — Стейси, ты хороша в стрельбе, но не в сострадании, а это лучшее оружие. — Черт! —выругалась я, бросив трубку. Я находилась в бешенстве. Мне негде прятаться. Я чувствую себя злодеем и чувствую голод по убийствам. Одно слово об угрозе моей семье, когда у меня возникает желание утолить этот голод. — Я хочу, чтобы ты ушла из этой работы, — сказал Майкл. — Что? — Я хочу, чтобы ты ушла. Ты не можешь больше работать там. У нас семья. — Я женщина, Майкл, кроме того, что мать. — Ты женщина, даже когда... — Да! — перебила я его. —Даже когда я буду забивать гвоздь, ловить серийного убийцу или всаживать кому-то пулю в лоб. — Я не могу жить, зная, что тебя в один момент может просто не стать! — Значит иди к Хилари! Она у тебя писатель! — Заткнись! — Пошел ты! Я со злостью посмотрела на него и направилась в конюшню, ведя туда лошадь. Я почувствовала, как что-то ударило меня в спину, и я упала на землю от неожиданности. Майкл прижал меня своим телом, и теперь я не могла пошевелиться. — Отпусти меня! — закричала я. — Ты на меня кричишь, обижаешься и говоришь всякое дерьмо, но я люблю тебя, черт возьми, Стейси! И ничего не могу с собой поделать, — последнюю фразу он сказал шепотом и почти с мольбой. С минуту мы пялились друг на друга и полностью потерялись в сюрреалистичности происходящего. Кажется, мою жизнь включили на быструю перемотку вперед, и я была неспособна изменить режим воспроизведения. — Прости меня за все, Эс, — сплел он наши пальцы. — Пожалуйста. — За все? — Да. — Очень удобно творить херню столько времени и попросить прощение однажды сразу за все. Майкл поднялся на ноги и подал мне руку, которую я отвергла. Направляясь к своей машине, я злилась на саму себя. Ну и какой смысл злиться на него, если уже и так ничего не изменить? Он навсегда останется лучшим мужчиной в моей жизни по причине того, что он отец моего ребенка. Она всегда будет рядом со мной, а он рядом с ней, и я понимаю и принимаю это, как факт, но не принимаю его присутствия. Я словно ограждаю себя, зная, что из этого ничего не выйдет, вспоминая прошлое. Майкл не подпустит меня к себе до конца, как и я его, и мы оба никогда не будем лезть насильно. — Поужинай со мной, Стейси. — Какой в этом смысл, Майкл? — повернулась я к нему, повышая голос. — Мы оба знаем, что у нас нет будущего. Мы не разрешаем подступать к нам ближе кому бы то ни было по причине того, что так проще. — А ты не пытайся искать смысл. Просто поужинай со мной сегодня вечером. — Сегодня я не могу. Мне нужно поехать на работу и посмотреть несколько досье. — Хорошо, тогда, когда ты будешь готова, — открыл он мою дверцу. — Просто скажи. Я завела мотор машины и смотрела в зеркало заднего вида на стоящего Майкла. Он в свою очередь вскоре сел в свою машину, и когда я приехала домой, написал мне смс, что у него проблемы на работе, и он будет поздно. Почему я ревную? Что за тупость? Как можно ревновать то, что тебе не принадлежит? Но с другой стороны, как можно говорить, что человек изменяет, если он тебя не любит. Измена — это лишь когда любишь, а все остальное даже и отношениями не назовешь. Макс держал Эстель на руках, пока она спала, и в комнате мерцал лишь свет телевизора, звук которого был выключен. Макс был потрясающим парнем. Он был так похож на Эмили и в то же время полностью от нее отличался. В этом году он поступил в спортивную академию, и, как Эмили и хотела всегда, жил рядом с ней. Ее родители отпустили двоих детей, но теперь у них было время пожить для себя, хоть я и не представляю, как можно смириться с тем, что твой ребенок вырос. — Спасибо тебе, — присела я рядом с ним, целуя Эстель в лобик. — Так мирно и спокойно она спит лишь у Майкла и у тебя. — Она чувствует. — Что чувствует? — Защиту, Стейси. Пусть ты ее мама, и ты сильная, но она всегда будет хотеть рядом мужчину. — Она совсем крохотная, — усмехнулась я. — И слишком маленькая для понимая всего этого. — Сегодня я включил ей мультик о лошади по имени Спирит. И я знаю, что ей понравилось. Она смеялась и издавала разные звуки. — Она так на него похожа. Ей нравится музыка, и она любит вымазывать руки в краске и рисовать, но лишь когда Майкла нет рядом. Мне кажется, она грустит в эти моменты, или даже злится. — Может, мы все не правы, что дети не помнят? Может, именно так Эстель пытается заменить себе отца? — Или запомнить его таким способом, — перевела я взгляд на стену перед собой. — Думаешь, я гублю свою дочь? — Ей также нравятся лошади, — уловила я проблеск улыбки на его губах. — Она еще и твоя дочь, Эс. Майкл так и не вернулся домой до самого утра, и у меня не было выхода, кроме как забрать дочь на работу. Она много спала или просто смотрела мультики, которые еще не понимала. Хотя теперь я и не была уверена в этом, послушав вчера Макса. Он ушел вскоре, даже несмотря на то, что я предлагала ему остаться. Из-за постоянных нервов и напряжения у меня не было молока, и я кормила ребенка смесью. Никто не знал об этом, даже мои подруги, и я не считала это чем-то сверх удивительным. Я знала, кем работаю, и знала, что каждый, кто связан со мной так или этак страдает. Как бы я не хотела оградить своего ребенка, не смогу этого сделать, пока не уйду из этого дела навсегда. А для этого, наверное, придется умереть. В конце концов, на работе я мало что смогла сделать. Эстель почему-то плакала все время, и я не могла понять причины. Ей было не холодно и не жарко, она не была голодна. Я сменила ей памперс и дала лекарство, которое прописал педиатр. — Тише, милая, тише, — шептала я, качая ее. — Что такое? Что ты чувствуешь? Вист вошел ко мне в кабинет и посмотрел с явным раздражением. — Ты хоть знаешь, что мы в здании ФБР, а не в детском саду? — Спасибо, умник, — ответила я. — Но мне не с кем оставить ребенка. Майкл уехал на встречу со спонсорами, а няне я не доверяю. — Мне плевать Эс, ясно? — зарычал он. — Ты на работе! — Не ори, — ответила я со злостью, когда Эстель начала плакать еще сильнее. Я положила Эстель в переносную коляску и, собрав ноутбук и кое-какие бумаги, направилась к выходу, игнорируя своего босса. Я спустилась по лестнице в гараж, все еще покачивая ребенка. — Тише, солнышко, мы уже едем домой. Прости меня, что так мало с тобой, мне нужно закончить это дело. Когда я уже была в подземной стоянке, услышала чьи-то шаги. Я натренированный солдат и привыкла замечать все до последней подробности. Быстро открыв машину, я положила туда коляску и вещи, заблокировав все двери. — Прости меня, Эстель. Но я не знаю, кто к нам пожаловал. — Умно, — сказал мужской голос. — Вот мы и встретились, Стейси Фостер. Это был он. Муж Долорес. Человек, сломавший столько лет жизни одной из самых дорогих мне людей. Я взглянула на него и мысленно просканировала, а он в свою очередь молча наблюдал за этим процессом. У него была черная кожа, темные волосы и холодные зеленые глаза. Его руки по локоть были в татуировках, и я видела, как на шее начинается еще один рисунок. — Ну говори уже, — усмехнулся он. — Твоя кожа, — сказала я, напрягаясь всем телом, когда он начал подходить ко мне. — Ты темный, но она выглядят гораздо темнее обычного. Тебе негде мыться и жить. Ты бездомный. Твои глаза. Они пусты. Я видела их на фото раньше, и, судя по твоим зрачкам, ты принимаешь наркотики. Кости пальцев избиты. Тебе нравится причинять людям боль. Но также ты любил мою подругу, — начала я понемногу расслабляться, смотря на него с вызовом. — Значит, ты начал это делать скорее всего по принуждению, но сейчас это переросло явно в удовольствие. Я права? — Права, — все еще видела я оскал на его губах. — Ты изумительна. А как на счет того, почему я тут? — Ты не причинишь мне боль, ведь знаешь, что я могу постоять за себя. — Твоя дочь. — И за нее могу, — мы стояли напротив друг друга и не отводили взгляд. — Если ты хорошо выучил мою подноготную, то знаешь, что ради нее я найду твой сожженный пепел среди тысячи других, даже раньше высыпав его туда. — А ты веселая, — засмеялся он. — Зачем ты тут, зная, что сюда всегда может кто-то войти, и мы тебя арестуем? — Арестуйте, — выставил он руки вперед. — У вас на меня ничего нет, и, кроме того, Стейси, — склонился он, шепча мне на ухо. — Ты не сможешь меня арестовать или убить, не поговорив перед этим с Долорес. Телефон зазвонил в моем кармане и, когда я выключила звук, поднимая голову после, не увидела даже следа этого человека. Он был словно тень. Я открыла машину, и, когда села в нее, плач дочери прекратился. Она лежала и смотрела на меня. Я тронулась с места, чтобы быстрее уехать от сюда. Я смотрела на своего ребенка и чувствовала покой. Лучший день в моей жизни — ее рождение. Она была не просто моим ребенком. Эстель была моей мечтой, моим спасением и моим желанием жить и быть лучше. Я всегда буду с ней, даже если меня не будет рядом. — Ты знала, что тут опасно, да, кроха? Все будет хорошо, мама рядом. Мама всегда будет рядом. Это парадокс. Тех, кого мы пытаемся защитить, зачастую делаем им больно. Но так больше не могло продолжаться, так что я знала, на что иду, и знала, что теперь все изменится. Я набрала номер Долорес и включила громкоговоритель. — Ты где? — спросила я. — На работе, — ответила подруга с улыбкой в голосе. — Я еду за тобой. — Но... Я не услышала следующих слов, заканчивая звонок, и тем самым предотвращая все возражения. Долорес не хочет поддержки, а я зачастую не умею поддерживать. Подъехав к ресторану, я посигналила. Долорес вышла на улицу, надевая очки и садясь в машину. — Привет, Эс, — поцеловала она меня в щеку. — Здравствуйте, мисс Эстель Фостер-Вудс, вы прекрасно выглядите. Долорес улыбалась, а я вцепилась в руль, так что костяшки пальцев побелели. Судьба может быть жестока. Но также она иногда дарит нам светлые моменты, когда мы встречаем кого-то очень важного. Самые случайные встречи не случайны, поэтому они настолько ценятся. И в этот момент меня осенило. — Эс, ты меня слышишь? — спрашивала Долорес, выводя меня из транса. — Да, да, я тут, Ди. — Почему мы приехали к Эмили? — У каждой из нас есть ее ключи, — ответила я, забирая коляску и сумку с вещами. — Эмили и Брайан сейчас на работе, и их не будет, как минимум, три часа, а сейчас нет более безопасного места, чем этот дом. — Иногда ты меня пугаешь. — Привет, Томас, — сказала я, вызывая лифт. — Что случилось, Стейси? — спросила шепотом Долорес, забирая у меня Эстель. Мы вошли в дом, и я заперла дверь на ключ. Долорес молчала, и когда я сказала ей сесть на диван, она так и сделала, держа моего ребенка на руках так, словно пыталась защитить от меня. — Долорес, — вцепилась я в обивку дивана. — Я не умею говорить правильные слова, или поддерживать... — Стейси, я знаю, — перебила она меня. — Я знакома с тобой не первый год и также осведомлена о твоих сильных и слабых сторонах. — Ты скучаешь по нему? — спросила я шепотом. — По кому? — в непонимании находилась подруга. — По своему мужу. —Так, что ты на самом деле хочешь? — Долорес... — Что ты хочешь?! — крикнула она, поставив коляску на диван рядом. — Он жив, — ответила я, срываясь с места. — Извини. — Что? Эстель снова начала плакать, и я сорвалась с места, подбежав к холодильнику. Она не ела целую вечность, и я снова ничего не успевала. Долорес молчала, не сказав ни слова несколько последующих минут, пока я готовила смесь для ребенка. — Искупление принимает различные формы, но он даже не пробовал этого сделать, — прошептала она, и я смотрела, как из ее глаз текли слезы. — Стейси, он бы не смог так поступить со мной. Я была любовью всей его жизни, понимаешь? — Прости меня, — начала я кормить ребенка. — Я должна была сказать тебе. Я бы хотела, чтобы тут сейчас была Эмили для правильных слов и Ева для утешения. Я — плохая поддержка, но скажи, что я должна сделать, чтобы ты не плакала? Если нужно его убить, я убью. — Нет! — прокричала она. — Не трогай его! — Поговори со мной. — Расскажи мне все, — ответила она отстранено. — У нас появился маньяк, и потом мы узнали, кто это. Мы говорили со многими, и с некоторыми я говорила лично. Но дело в том, что именно твой муж — их главарь. — Я говорила с ним. Долорес, у него нет души. Он не тот человек, которого ты знала ранее. — Ты не знаешь его, — посмотрела она на меня, и я увидела столько эмоций в ее глазах. — Мне всегда было трудно в отношениях с парнями. Я не была особой красавицей. У меня были проблемы с фигурой, и мое лицо было в пятнах, как и у каждого подростка. Потом парни часто приглашали меня на свидания, но я всегда считала, что достойна лучшего. Так что у меня до двадцати лет не было, как я считала, достойного меня. Зачем началась работа, карьера. И как гром среди ясного неба появился Джейс. Мы влюбились, как подростки, — засмеялась она со слезами на глазах. — И вот сейчас мне почти тридцать, а я одна с пониманием того, что такой и останусь. — Я положила спящую Эстель на диван и обняла Долорес. — Недостойные, как я считала, живут в браке счастливо в настоящей жизни, но это все не важно. Я люблю его. Мир застыл на нем, и моя жизнь зависла, когда мне сказали, что он умер. Я дышала им. Он стал для меня всем — любовью, другом, любовником, врачом, моим чудом, мои счастьем. Я обязана небесам за то счастье, что испытала с ним, и, если он жив, я попытаюсь его вернуть. Устроишь мне встречу с ним? Ком в горле, который я не могла даже попытаться проглотить, почти заставил меня задохнуться. Я думала убить его. И я хочу защитить ее. В его глазах я не увидела жизни, не увидела ничего, о чем говорит моя подруга, но я устрою встречу. Если я не сделаю этого, она никогда меня не простит. Мы сидели, и я обнимала Долорес, а она плакала у меня в объятьях. — Девочки, здравствуйте, — сказал Брайан, входящий в дом. — Как у вас... — Он замолчал, когда увидел наши лица. — С вами все в порядке? — Да, да, — ответила Долорес, поднимаясь. — Сядь, — сказал Брайан. — Никуда вы сейчас не пойдете. Он налил 3 стакана виски и отдал нам по одному. — Что случилось? — спросил он, садясь напротив. Я чертовски уважаю мужа Эмили. Он воспитан, умен, красив, интеллигентный, заботлив, мил, и у него великолепная улыбка. А еще он всегда хочет защитить всех, кто его окружает. — Ничего, — ответила Долорес, когда Брайан поцеловал Эстель в щечку. — Мужчина, которого я люблю больше жизни, умер, а теперь оказывается он жив. Видится со Стейси, и он маньяк, я ничего не упустила? — Надеюсь, что нет, — растерянно сказала Эмили, стоя в дверях. И как всегда ничего не осталось скрыто. Еще стояла Ева с перепуганным лицом и рядом Кристофер, физиономия, которого не выражала ничего, кроме бесстрастия. Они вошли в дом, и Эмили забрала у Брайана бокал, выпивая его залпом. Ева смотрела на Долорес, а Кристофер чувствовал себя не в своей тарелке, хоть и его лицо все еще было каменным. — Что тут, черт возьми, происходит? — наконец задала вопрос Эмили. Тишина наполнила комнату и все мы просто ждали дальнейших действий Долорес. Эстель проснулась и начала издавать звуки. — Черт, детка, прости, — подняла я ее на руки. — Дай ее мне, — сказал Брайан. — Мы как раз хотели поговорить с Крисом. Весь этот спектакль был мне противен, но Долорес мало того времени, что я ей дала. Она столько лет жила с мыслью, что потеряла мужа, храня ему верность, и теперь весь ее мирок, который она построила, полетел в пропасть. Брайан с Кристофером ушли, а я первым делом открыла холодильник и достала молоко, разогревая его до нужной температуры. — Эмили, у тебя есть бутылочка? — Все необходимые вещи для Эстель в третьем шкафчике слева, — ответила она, что-то говоря Долорес. Иногда я ею восхищалась. Эмили все могла предугадать и предусмотреть. Она никогда не винила судьбу за неудачи, а просто шла вперед, и всегда готова была помочь любой из нас. Я отнесла бутылочку с молоком Брайану и вернулась обратно. Мне интересно, осталось ли в нем хоть что-то человеческое? Хотя бы в микродозах? — Моя жизнь отвратительна, — прошептала Долорес, которая проливала горькие слезы, а Ева обнимала ее. — Зато твоя грудь — объект восхищения, — сказала я, садясь напротив. — Не сейчас, Эс, — нахмурилась Ева. — Прости. Долорес, хочешь поговорить? — Нет, — поднялась она на ноги, мечась из угла в угол. — Отвлеките меня. Ева посмотрела на меня и подперла подбородок локтем, что означало «Закрой свой рот». Я была дилетантом. Дилетантом в поддержке или умении дать совет. Мне всегда было проще выслушать человека или спасти ему жизнь. Еще с детства чем чаще мои родители кричали и унижали меня, тем больше я к этому привыкала. И в конечном итоге начала считать это нормой. Я многое считала нормой из-за уличной жизни, а также жизни в ФБР. — Я сегодня ехала на работу в общественном транспорте, — сказала Ева, пытаясь сменить тему. — Что ты делала? — нахмурилась я. — Не смотрите так на меня, — пожала плечами Ева. — Мне интересно наблюдать за людьми. И, кстати, я увидела парня, который уступил место пожилой женщине, помог ей сесть и всю дорогу держал ее сумку. Такое сейчас редко встретишь. — Он был красавчиком? — улыбнулась я, подмигивая. — Да. Он был красив и учтив. Если бы он подошел ко мне, я бы с ним встретилась. — В этом наша проблема, — добавила Эмили. — Хотя нет, не наша, а мужчин. Когда они видят красивую девушку, думают, что у нее кто-то есть, и никогда не подойдут. Хотя на самом деле чаще всего у нее недостаток мужского внимания. Мы думаем, что спланировали эту жизнь от начала и до конца. И думаем, что, если следовать четким правилам, которые сами же установили, то все будет хорошо. Но потом что-то случается, и все летит коту под хвост. Мы не всегда можем предугадать жизнь. Судьба подкидывает сюрпризы, часто, правда, неудачные, но все же большинство из них нужны нам, по крайней мере судя по моему опыту. — Что ты чувствовала, когда увидела его и когда говорила с ним? — спросила Долорес, смотря на меня. — Ничего, — ответила я. — Первой моей мыслью было защитить вас, как и последней. Я хотела убить его и не один раз думала об этом. — И что тебя остановило? — Сначала ты должна была узнать, что он жив, — Долорес и Ева посмотрели на меня с ужасом, и только Эмили одобрительно кивнула. — Вы думаете, что я монстр, который ничего не чувствует, но по большому счету все, что я делала и о чем думала, так это все, что подсказывало мне нутро. Чувства, которые я испытывала раньше — защитить себя, теперь дочь и вас. — Мы не считаем, что ты монстр, — начала Ева. — Нет, считаете, — перебила я. — Ну да плевать. Это ваше право. Но да, если бы я могла выстрелить ему в сердце и перестала бы чувствовать вину за то, что все те девушки умерли, и ты, Ди, перестала бы страдать, мне не нужно было даже секунды на раздумья, я бы выстрелила. Все затихли. Я могла сказать с идеальной точностью, сколько ударов в минуту стучали сердца каждой. Все в жизни возвращается бумерангом. И я сдерживалась еще по причине того, что не хочу, чтобы за мои собственные грехи расплачивался мой ребенок. — Я бы тоже так сделала, — наконец сказала Эмили после удушающей минуты тишины. — Я бы тоже убила ради счастья или спокойствия каждой из вас. Идемте. Эмили взяла бутылку шампанского, четыре бокала, и мы направились на балконную террасу. — Сколько ты без него? — спросила я у Долорес. — О такой цифре даже не говорят. — Я хочу выпить за наших замечательных мужчин, — сказала Эмили. — Ведь как бы то ни было, мы все тут мужчины и женщины, но все же всего-навсего люди. — За вас, неудачники! — вскрикнула Долорес, когда каждый забирал свой бокал от Эмили. Я ненавижу секреты. Все время пытаюсь раскрыть тайны, но парадокс в том, что, чем больше мы скрываем, тем больше у нас секретов от нас самих. — Ты что-то еще скрываешь? — прошептала Эмили мне на ухо. — Почему ты думаешь, что я всегда что-то скрываю? — нахмурилась я. — Потому что ты всегда что-то скрываешь, — покачала она головой, делая очередной глоток. — Стейси, мы любим тебя больше, чем ты нас. А ты в свою очередь нуждаешься в нас больше, чем мы в тебе, но это не важно. Мы семья. — Все изменилось, Эм. — Кроме нас.