Мы с тобой одной крови

— Кира, деточка, расскажи, пожалуйста, что тебя беспокоит? — мягким тихим голосом спросила женщина по имени миссис Смит, психолог этого дурацкого детского дома, который за несколько дней я успела возненавидеть. Я смотрела прямо в глаза женщины и молчала. Я не хотела говорить, просто нечего. Что я могла сказать ей? Что я ненавижу свою жизнь? Что я желаю смерти? Или то, что я отчасти рада, что совсем недавно умерла моя мама? Я не хотела признавать это. До последнего момента я надеялась, что это не так. На похоронах отсутствие слез я оправдывала для себя тем, что нахожусь еще в шоке. Что просто не поняла того, что потеряла единственного родственника. Но прошло уже две недели. У меня было много времени, чтобы все обдумать, понять: я не рада смерти матери, я рада тому, что закончились мои мучения. Нет, не все, конечно, но все же. Закончились побои, унижения от единственного родного человека. Закончилось то, что когда-то убило меня. Жаль, что слишком поздно. — Кира, скажи хотя бы что-нибудь, — обеспокоено сказала миссис Смит. Это так странно: видеть ее каждый день. Слышать одни и те же реплики. Переживать все это снова и снова. Я, конечно, понимаю ее: это ее работа, и она действительно хочет помочь мне, поэтому и не сбегаю с ежедневных сеансов. Я знаю, что мне помочь нельзя, но не хочу забирать надежду на мое выздоровление у этого светлого, дорого и искреннего человека. — Я видела у тебя шрамы на запястьях и на бедрах. Кто тебе их оставил? — этот вопрос она задает в конце сеанса. Значит, наше время истекло, или же ей просто надоело разговаривать с собой. Что ж, жаль, очень жаль. Мне приятно находиться в компании этой милой женщины. Она мне искренне нравится, если бы только не копалась во мне. — Ладно, Кира. Если ты захочешь поговорить, ты знаешь где меня искать, — глубоко вздохнув, миссис Смит закрыла мою карточку и сняла очки. Встав с мягкого кресла, я вышла из комнаты. Иногда мне жалко ее. Она хочет мне помочь, но мне этого не нужно. Каждый ведь знает, что нельзя спасти мертвого человека. Я шагала по пустынному коридору детского дома, в котором я живу уже две недели. Всего две недели. За это время я успела возненавидеть здесь абсолютно все. Каждый угол здесь был пропитан злостью, жестокостью и одиночеством. В какие бы большие группы не собирались люди, как бы весело им не было в этой компании, по ним видно, как они одиноки. Это видно по их глазам. Они грустные, они потерянные, они покинутые. И это никто не сможет исправить. Никто не сможет помочь им, кроме их самих. Им нужно просто понять то, как им плохо, перестать врать самим себе, тогда, может быть, они будут счастливы. Я завернула за угол и вошла в свою комнату, где стояли восемь кроватей, столько же маленьких тумбочек и большой шкаф, но моих вещей там не было. Они лежали под матрасом. Две пары джинс и три футболки хорошо там поместились. К тому же не хотелось терять последние тряпки. А если бы я положила в шкаф, то больше бы их не увидела… — Хэй, что ты тут делаешь?! — в комнату вошла девушка на высоченных каблуках, в короткой юбке и топе. Ее длинные светлые волосы всегда были идеально уложены, а без яркого макияжа ее никто никогда не видел. За ее образ и вульгарное поведение по всему дому разлетались разные слухи. Вплоть до того, что она переспала со всеми парнями, мужчинами и дедушками, но в глаза ей говорят только красивую сладкую ложь. Иногда мне кажется, что она сама распускает эти слухи, ведь черный пиар — тоже пиар. Я села на свою кровать и взглянула в ее глаза. Я всегда смотрю в глаза людям, чтобы понять: сильный человек передо мной или очередная сломленная обществом тряпка. Эта девушка как раз второй тип, поэтому она тут же начала разглядывать комнату, но свой наглый тон менять не собиралась. — Опять молчишь? — каждый раз она говорит это, будто чем больше она повторит эту фразу, то начнет что-то меняться. — Ладно, но я не за этим сюда пришла. Сегодня мы решили оставить тебя в покое. Пока. Тебя искала директриса. Сказав это, девушка покинула комнату. Странно, что именно сегодня блондинка и ее шайка решили, что я не достойна их внимания. Изо дня в день, на протяжении двух недель, они поджидали и пытались покалечить меня, унизить перед остальными. Но покалечить больше чем есть, у них не получалось и не получится, а унизить тем более. Меня не волнует мнение окружающих, которые смеялись над всем тем, что они делали. С каждым новым синяком, падением, оскорблением я понимала, что мне их очень жаль. Ограниченные, жалкие и глупые люди вызывают у меня только эти чувства. Они пытаются поднять свою самооценку, унижая меня. Рано или поздно они поймут свои ошибки, и это будет медленно жрать их изнутри. Им будет хуже чем мне сейчас. Это и будет месть. За меня отомстит жизнь. Глубоко вздохнув, я поднялась с кровати и вышла в коридор. Завернув за угол, я нашла кабинет директора. Постучав в дверь и услышав негромкое «войдите», я вошла. За столом сидела женщина преклонного возраста, миссис Сноу. Она была одета в брючный костюм, но ей он очень шел. И в нем она выглядела очень даже хорошо. Я прошла и села около стола, ожидая разговора. — Кира… — замялась женщина, значит, разговор будет неприятным. — Не буду ходить вокруг да около, скажу как есть. Следствие установило кто твой отец. Мы связались с ним пару дней назад, и он пожелал забрать тебя. Но, поскольку, тебе уже есть шестнадцать, по закону ты имеешь право отказаться уезжать отсюда, если захочешь, — миссис Сноу встала из-за стола и села напротив меня, заглядывая в глаза, в надежде увидеть там ответ. А я лишь опустила голову, погружаясь в мысли. Я, конечно, знала, что у меня есть отец, ведь в непорочное зачатие никто в двадцать первом веке не верит. Но я не пыталась найти его. Просто это бесполезное занятие. Даже перечислить всех мужчин, с которыми спала мама, очень сложно, а выделить какого-нибудь одного — вдвойне. Мама почти со мной не разговаривала, поэтому выяснить тоже бы не получилось. Хотя, что это я опять забиваю голову ненужными мыслями? Его же нашли, ведь так? Он хочет забрать меня. Почему бы и нет? Я не против. Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее, но все же эти пять лет до моего совершеннолетия лучше прожить в доме, чем в этом муравейнике. — Кира, — привлекла мое внимание миссис Сноу, и я резко подняла на нее взгляд. Она вопросительно посмотрела на меня, на что я быстро кивнула и поспешила покинуть кабинет. — Кира, будь осторожнее, — я уже почти вышла из кабинета, когда услышала это. Она сказала так легко и непринужденно, что мне на долю секунды захотелось заботиться о себе и быть осторожней, но потом все как-то испарилось и забылось. Именно так же меня забудет и она. Обо мне никто не вспоминает, так что… Я надеялась, что не буду думать об отце, но я не могла есть, спать, учиться. Из моей головы не выходили эти мысли. Мне было интересно, но в то же я была напугана. Я была в предвкушении чуда, хотя личный опыт не забывал напоминать мне, что чудес не бывает.