Неприкосновенное сердце

Персонаж фильма «Контакт» Палмер Джос сказал: «Во все времена люди стремились обрести смысл жизни, но это единственная вещь, которую не смогла дать им наука». — Что вы думаете о потерях, Донна? — спросила доктор. — Не знаю, — смотрела я ей в глаза. — После них нельзя верить. — Они делают сильнее? — Нет, слабее. И я устала бояться. — А как же Эмили? — снова записала она что-то в своем блокноте. — Я за ней в ад пойду, но не позволю прийти за мной. — Я вам кое-что скажу, Донна, — улыбнулась врач. — А после вы уедете, и мы увидимся через неделю. Вселенная помогает, но не нужно ждать ее помощи. Если что-то не задается, уходите. Выходов из каждой ситуации есть как минимум два, а вам нужно вырваться не из собственного тела, а из повседневности. Шесть утра. Я села в машину и уехала домой. Каждую неделю в среду в это же время я разговаривала с женщиной, которая задавала вопросы о моих чувствах и мыслях, и я держалась, просто, чтобы найти на них ответ. Я боюсь неизвестности и неконтролируемых событий. Мне нужно подумать. И сегодня я поняла Эмили. Она не убегала от Брайана или проблем, ей просто нужно было побыть одной наедине с мыслями. Взглянув на телефон, я увидела десятки пропущенных от мамы, и совсем не удивилась. Приехав домой, выпила утренний кофе, смотря на потрясающий вид. На улице светило солнце, но все же зима была на подходе. Я скучала по теплу. Теплота. Одно слово, а вызывает массу эмоций и мыслей. Я бы хотела объездить весь мир и ни разу не появиться в одном месте дважды. Мне нравятся меленькие деревушки, которые так необычайно красивы. В сумерках, когда люди еще спят, я люблю смотреть на дома, другие здания и природу. Они живут собственной жизнью, отдельной от нашей — человеческой. И это к лучшему, ведь мы, люди, уничтожаем все прекрасное. Больше всего я боялась болеть кем-то. Ты перестаешь думать обо всем, кроме этого человека, и становится совсем не важно, что было до нас в том или ином месте. Кажется, очень просто сказать о чувствах, но я не могу игнорировать, что мне физически больно бежать от правды, но в тоже время говорить о ней. Телефон издал сигнал, и я ответила на звонок, улыбаясь. — Привет, мама. — Донна, — сказала она с французским акцентом. — Мы ходили на выставку картин Боттичелли, и Жан был так рад. Мы думаем приехать в Нью-Йорк. — Мам, — прервала я ее. — Я, конечно, давно тебе не видела, но зачем? — Мне нужно тебе помочь. — Не знала, что у меня проблемы, — фыркнула я, направляясь в спальню. — Я внуков хочу, а ты и не думаешь об этом. — Боже мой, началось, — достала я из шкафа джинсы и шелковую блузу. Моя мама — моя противоположность. Она проявляет заботу и нежность к каждому, и всю жизнь пытается меня с кем-то познакомить и поженить. Когда она вышла замуж за Жана, кстати, это ее третий брак, я думала, хватка ослабнет, но все вышло совсем наоборот. От продолжения спектакля меня спас звонок в дверь. — Все мам, мне пора. — Люблю тебя, девочка, — лепетала она без умолку. — Потом позвоню. И подумай над моими словами. Когда я открыла дверь, увидела улыбающуюся Стейси с букетом роз. — Ты от кого? — нахмурилась я. — Я к тебе. Просто решила сделать приятно, — ответила она, входя в квартиру. — Я для своей мамы проект «пожалейте меня», — набирала я воду в вазу для цветов. — Она любит тебя, поэтому переживает. — Ты избавлялась от парней, если у них рецессия десен или грязные ботинки. — Это правда, — улыбнулась Стейси. — Как с Майклом? — взяла я телефон, заказывая еду из ресторана. — Никак. — Ты всегда ноешь, что мужчины, с которыми ты раньше встречалась, не понимают или на дух не выносят твою работу. А он относится к тебе с уважением, — села я напротив после того, как поставила кипятить чайник. — Хватит, — покачала головой подруга. — Обрывать нити всегда надо резко. Потому что потом, несмотря на величину мира, мы не найдем в нем места для нас двоих. — Ты считаешь его политически и финансово озабоченным животным, — не обращала я внимания на ее слова. — Но этот облик мигом растворяется в небытие, когда он находится рядом с тобой. Потому что хочет произвести на тебя впечатление. — Это присущее самцам брачное поведение, и Майкл не исключение, — направилась Стейси к холодильнику. — Ты обманчиво сложное существо, — улыбнулась я, смотря на нее. — Я думаю, это мило. — А я думаю, ты рехнулась. Черная невеста всегда не в масть. И сколько бы мы не пытались переубедить весь мир, счастье и чернота всегда останутся несочетаемыми. — Знаешь, ты можешь казаться и даже быть стервой, Эс, но иногда твоя истинная чуткая душа вырывается наружу. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Страх не останавливает тебя. Он дает толчок двигаться дальше. Девушка ничего не ответила, и за это качество я уважала ее. Она всегда высказывала свое мнение, но не настаивала, чтобы оно стало истиной. Я позвонила подругам, но лишь Эмили была свободна. Она привезла с собой Лидию, и мы все устроились в гостиной с японской едой, смотря «Железного человека». Это была очередная среда, но что-то было не так. Я все время посматривала на Стейси, замечая ее нервозность. Затем перевела взгляд на Эмили, и ее выражение лица говорило: «ты тоже это заметила?» — Ну хватит этого молчаливого неловкого разговора, — выключила телевизор Эс. — Мы расстались. — У тебя есть текила? — спросила меня Эмили. — У меня всегда есть текила, — ответила я, находясь в замешательстве. — Несу. Взяв бутылку и четыре стопки, я вернулась к подругам. — Я влюбилась в него, — продолжила она. — Я влюбилась в него и ненавижу себя за это. Я знала, что мы все равно расстанемся, но несмотря ни на что, позволила залезть мне под кожу. — Ничего не понимаю, — пробормотала Эмили, наливая жидкость в рюмки. — Майкл. Одно слово. Пять букв. Воплощение сексуальности и брутальности. Доброты и злости. Заботы и отталкивания. У меня все было под контролем, понимаете? Мы просто занимались сексом, иногда смотрели фильмы, ходили гулять, и он готовил мне еду. Самое смешное, что я до последнего верила, что смогу выжить. И я, как всегда, не смогла. Я слабая. — Ты не слабая, — смотрела я на подругу. — Ты никогда не была слабой. У тебя свои раны, и ты почти всю жизнь была одна. Ты просто искала человека, сильнее себя. Это нормально, понимаешь? Все мы ищем того, кто сможет быть с нами добрым и нежным, но в то же время жестким и строгим. Это и привлекает нас в людях — многогранность. Со всем твоим бредом в голове и легкомыслием ты потрясающая. Не сходи с ума, поняла? — взяла я ее за руку. — Ты не можешь иметь хотя бы одну бессонную ночь. Вот почему я не влюбляюсь. Это больно и преувеличено. Где те бабочки, которые все так описывают? Где чувство счастья и окрыленности? Ни черта это не правда. В момент влюбленности мы танцуем. Танцуем с демонами, и ничего больше. — Ты думаешь, он тебя не любит? — спросила Лидия, и я улыбнулась понимая, что только она задала правильный вопрос. — Мы несовместимы, — покачала головой Стейси. — А какое это имеет отношение к любви? Стейси всегда была самая безбоязненная, бесцеремонная, грубая, но искренняя. А искренность я ценю больше всего на свете. В нашем мире ее так мало. Но что бы не случилось дальше, я попробую уберечь ее, и сама подальше буду держаться от привязанности и зависимости. Вскоре Эмили и Стейси уехали, и мы с Лидией отправились в спортивный зал. Я занималась на беговой дорожке, слушая музыку в наушниках, и все время прокручивала слова из фильма: «Стало ли счастливее человечество? Стал ли наш мир существенно лучше, благодаря научным и техническим открытиям? Мы делаем покупки, не выходя из дома, пользуемся интернетом и в то же время чувствуем себя опустошёнными, одинокими и более друг от друга изолированными, чем в предыдущие периоды истории. Мы становимся синтезированным обществом. И мы начинаем искать смысл жизни. А в чём он заключается? Мы делаем бессмысленную работу, отдыхаем в спешке, ходим в магазины, не имея достаточно денег для приобретения вещей, которые должны заткнуть те или иные дыры. Стоит ли удивляться, что мы перестали понимать, к чему стремимся?» Что потом от меня останется? Я нашла людей, которые пытаются меня понять, но, если быть честной до конца, они не смогут сделать этого. Я сама не могу понять своих поступков и чувств. У меня не было тихих дней, которые я отдала бы только себе. Что я потом запишу в своем дневнике? Что расскажу своим внукам? Ведь в старости количество открытых салонов не будет иметь значения. — Донна, я полюбила человека, — сказала Лидия, когда мы сели в машину, уже возвращаясь домой. — И что ты думаешь об этом? — не отводила я взгляд от дороги. — Объяснений нет. Но, наверное, душа ждет порой десяток веков, прежде чем встретить равную себе. — Послушай меня, детка, — припарковалась я, выходя из машины. — Жить нельзя без подруг, туфель и книг, а без мужика вполне реально. Но только в случае, если он не любит тебя. — Не любит, — прошептала она. — Ты должна быть королевой, — поднимались мы на лифте в дом. — Но, знаешь, падение королевы всегда неизбежно. Потом на престол взойдет ребенок, и смена королей происходила, происходит и будет происходить. — Ты считаешь меня королевой? — Сейчас да. Но чтобы остаться ею, мало получить лишь титул. — А чего будет достаточно? — Твою историю должны запомнить. «Вы интересные особи. Забавная смесь: вы сочетаете в себе прекрасные мечты и отвратительные кошмары. Вы чувствуете себя потерянными и одинокими, но это не так. И мы со временем поняли, что пустоту можно перенести, только общаясь между собой». Контакт. Мы вошли в холл, и я увидела Адама. Он сидел на диване, и возле него лежал очередной букет роз. Он никогда не забывал о цветах, и каждый раз мне приходилось напоминать себе, что нужно отстраняться. — Донна, — направился он к нам с улыбкой на лице. — Привет, малышка. — Привет, Адам, — улыбнулась Лидия ему в ответ. — Тебя прислал мой брат? — Нет, меня прислало возбуждение. — Заткнись, Майколсон, — открыла я дверь, войдя в квартиру. — Зачем ты приехал? — Я приму душ, — ушла Лидия. — Ты решил, что я показала тебе зеленый свет, и можно делать, что вздумается? — прошла я к холодильнику, доставая содовую. — Поужинаем? — положил он цветы на стол. — Боже мой, — покачала я головой, вздыхая. — Что будешь делать тогда? — Медитировать, — пожала я плечами. — Спорить с тобой — один стресс. — Если ты не поедешь добровольно, я посажу тебя в машину, когда ты будешь спать. — Как долго человек может не спать? — Галлюцинации начинаются на четвертый день, — осматривал он мою кухню. — Затем у тебя будет несвязная речь и кратковременная ясность сознания. — Ты лучше, чем Википедия, Адам. — Википедия изобилует неточностями, — улыбнулся он. — Крайне редко в ней можно встретить точные рецензии профессионалов. — Боже, я в такую депрессию впаду из-за тебя, что даже кофе не поможет. — Хорошо, дорогая, — поцеловал он меня в щеку и направился к двери. — Я заеду завтра. И еще мне нравится, что ты заводишься с полуоборота, независимо от ситуации. Мне нравилось, когда он называл меня так. Его прикосновения были сексуальны сами по себе. Я, кажется, переставала быть его мечтой и становилась слабостью, которую он не мог не видеть. Я чувствовала. Как бы я не пыталась вести себя безразлично и непринужденно, Адаму не нужны были мои слова. Я все время думала, а он улыбался и говорил: «Донна, перестань делать это так громко. Я же слышу твои мысли». Адам ушел, и Лидия вышла ко мне с самодовольным выражением лица. — Ничего себе новость, — сказала она. — Я думала, ты в душ ушла, — взглянула я на нее. — Ой, да ладно, мы обе знаем, что это не так. Тебе нравится Адам? — Нет. — Он тебе нравится? — Нет. — Какими духами он пользуется? — Terre d'Hermes, Hermes, — улыбнулась я. — Но этот запах всегда очень далекий. — Если ты хочешь убежать от чувств, но помнишь запах мужчины, это хреновое начало, Ди. — А ты хреновая подруга, — нахмурилась я. — Зато честная. Зипп Майран сказал: «В мире столько красивого неизведанного и мощного, а мы зациклены на будничных мелочах и сером мире». Я подумала о том, чего хочу. Хуже от наших отношений с Адамом мне не будет, по крайней мере я так думаю. Адам — первый мужчина, с которым я смогла проснуться спустя долгое время одиночества и решила, что, если он заведет разговор о каком-то исходе, у меня уже готов ответ. Возможно, ждать чего-либо глупо, особенно после слов моего психотерапевта, но мой страх преодолеть я не могу. Я предпочитаю быть рядом с человеком, с которым мне комфортно, который понимает меня с полуслова. Как бы я не пыталась доверять, не знаю, смогу ли любить его. Но я отметила, как Адам входит каждый раз в мою квартиру. Он рассматривает помещение, как и меня. Он вникает и словно пытается увидеть что-либо такое, чего не видел ранее. Мне снился сон. Я проснулась и подумала, что видела что-то важное, хоть и не помнила, что именно. Но уверенность, что увиденное облегчило мое тело в духовном смысле, заполнила меня. Я словно вылезла из плена. На следующий день с самого утра я отправилась на работу, оставляя Лидии ключи и пустую квартиру. Я пила кофе, разговаривала с клиентами, искала место для открытия еще одного салона, и когда пришла Ева, улыбнулась впервые за день, смотря на человека, которого люблю. — Появился новый заказчик, с которым я по глупости подписала контракт, — говорила Ева, когда я делала ей новую стрижку. — И он не очень приятный тип. Ева — тот человек, который даже мысленно никогда не обидит другого. Но я, хвала небесам, не страдаю такой ерундой. — То есть, мудак? — улыбнулась я, смотря на нее в зеркало. — Понимаешь, иногда он говорит такие вещи, из-за которых мне хочется... — замялась она мгновение. — Запихнуть палку ему в задницу? — Ты просто ужасна, Ди, — засмеялась Ева. — Но да, именно это и сделать. — Я говорю, что думаю, — пожала я плечами. — А ты, прежде чем сказать, пропускаешь фразу через семь фильтров. — Нет, просто... — возразила Ева. — Да, — перебила я ее, посмеиваясь. Огонек в глазах Евы, очаровательная наивность и вера в одну любовь на всю жизнь делают ее особенной и изумительно уникальной. Она хранит счастье в глазах, и чаще всего, уходя, забирает его с собой. — Что ты думаешь о путешествии? — спросила Ева. — Я хочу уехать отсюда на какое-то время. Хочу походить босиком по черному песчаному пляжу. — Ты не сможешь ходить босыми ногами по черному песку, — улыбнулась я. — Из-за своего цвета эти пляжи быстро нагреваются, и по нему можно ходить лишь в обуви. —Ты была на таком пляже? — Да, — ответила я, все еще сосредоточив свое внимание на ее волосах. — В Ла-Пальме. Это Карибские острова в Испании. — Ты лучше, чем Википедия, Ди, — засмеялась Ева. — Я то же самое говорила Адаму. — Поэтому вы друг с другом не миритесь. Вы слишком похожи. Мой телефон заиграл песней Ross Copperman «Hunger», и не смотря на дисплей, я ответила: — Эмили. — Ты где? — спросила подруга. — На работе. — Когда будешь дома? — Сегодня? — ответила я вопросом на вопрос с ноткой иронии в голосе. — Чем будешь заниматься? — продолжила она в том же стиле. — Я что, в суде, Эм? — Черт, извини, — слышала я улыбку. — Приедешь? — Сейчас пять, — посмотрела я на часы. — В шесть буду. — До встречи, родная. Положив телефон на стол, я снова вернулась к Еве. Я делала ей стрижку длиной до плеч, обрезая шикарные волосы, которые накрывали ее талию. Когда мы закончили, Ева поцеловала меня в щеку и направилась к выходу. Прежде чем покинуть салон, улыбнулась и помахала своей крошечной ладонью. Я сделала то же в ответ и отправилась за вещами. Сев в машину, включила музыку и поехала к Прайсонам. На данный момент они все еще жили в пентхаусе Эмили, делая ремонт в новом доме, который купил для них Брайан. Они не спешили с детьми, путешествуя и все время проводили вместе. После комы моей подруги у каждого изменились приоритеты. Александро Д'Авения сказал: «Любовь не дает покоя. Любовь — это бессонница. Любовь придает силы. Любовь — это скорость. Любовь — это завтрашний день. Любовь — это цунами». Я поздоровалась с Томми, который, кажется, все время улыбался, и постучав в дверь, спустя минут пять, не меньше, увидела Брайана в нижнем белье. — Ты немного раздет, — сказала я, войдя. — У нас с Эмили был секс, — ответил он, как ни в чем не бывало. — И поэтому вы не открывали? — Мы наслаждались оргазмами. — Ты отвратительный, — улыбнулась я. — Ты просто не занималась со мной сексом. — Теперь я понимаю почему вы друзья с Адамом, — прошла я к холодильнику. — Сейчас позову свою жену. — Ты все время будешь это говорить? — Ты просто не была жената на Эмили. «Карьера — чудесная вещь, но она никого не может согреть в холодную ночь». Мерлин Монро. Они подходили друг другу. Такие разные, но в то же время нереально похожи. Эмили романтичная и строгая. Брайан жесткий и добрый. Они как огонь и пламя, не существуют друг без друга. Я налила себе стакан воды, когда услышала звук босых ног по паркету. — Моя мать хочет приехать, — сказала я, делая глоток. — Это будет ужас. — Да ладно тебе, — улыбалась Эмили. — Время, проведенное с семьей, бывает незабываемым. — Ага, и каждый раз это время я хочу забыть. Хотя смысл семейный встреч — ужасно провести время. Она смотрела на меня и улыбалась. Эмили всегда была очень уверенной и расслабленной. Если подытожить — полной противоположностью меня. Моя подруга светилась, сияла и всегда смеялась, воодушевленная счастьем ее родных. Эмили была как живая аномалия, и жизнь без нее не имела смысла. Она любила смотреть и наслаждалась, когда наблюдали за ней. Она неслась на скорости двести миль в час и всех тащила за собой, молча крича: «Не надо, не останавливайтесь. Двигайтесь все время». Эта женщина переворачивала мир так же легко, как проблему, которая появлялась у ее родных. Да, именно у родных. Если у кого-то случалось «неудачное стечение обстоятельств», это всегда было решение Эмили. Так странно. Мы привыкли к этому. Привыкли к тому, что она всегда рядом и всегда слышит. Она не ждет, пока мы спросим, а говорит сама. Эмили умела включать жизнь в саму судьбу, а судьбе она была неподвластна. — Каждый раз после визита этой женщины я становлюсь похожа, — задумала я на мгновение, — на свою мать. — Ты меня пугаешь, — вошел Брайан в кухню, доставая сок из холодильника. — Как мой друг? — Какой? — изобразила я замешательство, хоть и знала, кого он имеет ввиду. — Твой парень, — улыбнулся он. — Не поняла, — сели мы за стол, когда Эмили подала сырные палочки в кляре. — Сегодня все новости гласили: «Плейбой Нью-Йорка смог покорить неприкосновенное сердце», — показал он кавычки в воздухе. — Какая нахрен новость? Какой парень? Какое сердце?! — чувствовала я нарастающую злость. — Брайан, просто заткнись и поднимай свой зад наверх, — посмотрела на него со злостью Эмили. — У нас девчачьи разговоры. Они словно молча разговаривали глазами, и Брайан поцеловал Эмили в лоб, сказав мне: «Пока», и направился наверх. Я же сидела и ждала объяснений подруги. — Милая, не переживай. И не думай, что это плохо... — начала она, взяв меня за руку. — Что, черт возьми, вы оба несете? — постаралась я взять себя в руки, убирая свою ладонь. — У меня вопрос, — не отводила она взгляд. —Ты имеешь ввиду несколько миллионов? — Донна, сарказм тут неуместен. — Я знаю все, что ты хочешь спросить, Эмили. Но он как солнце вблизи. Словно я прикоснусь к нему и сгорю заживо, — покачала я головой, смотря на свои ногти. — Вспомни меня несколько лет назад. Да, ты помогла мне уехать, подарила мне чувство безопасности, но дни проплывали слишком быстро. Я до сих пор посещаю мозгоправа, и она засыпает меня вопросами, думая, что я не замечаю, как она держит меня этими дурацкими фразами, пребывая в железной уверенности, что вылечит все терзания, которые меня до сих пор ранят. — Ты в порядке? — прошептала подруга, когда слеза скатилась по ее щеке. — Да, — взяла я ее за руку, натянуто улыбнувшись. — Спасибо, что поймала меня. — Я тебя всегда поймаю, Донна. Пусть мне и самой придется упасть. Но я не знаю, как тебя помочь. — Ты и не сможешь, Эм, — встала я с места, направляясь к выходу. — Никто не сможет. По дороге я заехала в Landmark за свежим хлебом и занялась готовкой, приехав домой. Я не скажу, что мастер, но люблю это делать. Я позвонила Стейси и вскоре ожидала ее, слушая музыку в колонках. Я никогда не была разговорчивой. Меня раздражает все выражать словами. Все, что происходит в моей голове, в ней должно и оставаться. Я не хочу заполнять тишину разговорами, даже наедине с собой. «Когда тебе плохо — прислушайся к природе. Тишина мира успокаивает лучше, чем миллионы ненужных слов». Конфуций. — Ты что-то быстро... — открыла я дверь, уставившись в замешательстве на Адама. — Ты преследуешь меня? — Мне казалось, мы сблизились, — вошел он в дом, расстегивая пиджак. — У меня есть личное пространство, и ты в него слишком часто лезешь. Он поставил руки на пояс, и, боже, этот мужчина выглядел как грецкий бог. Лицом и телом Адама не обделил всевышний, и его мальчишеская улыбка для женщин все только усугубляла. Но я заметила, что, несмотря на маску, его глаза все расставляли по местам. Его взгляд всегда возвращал в реальность настоящей жизни, о которой я до сих пор не знала. — Я хочу тебя, Донна, — не сводил он с меня взгляд. — Где у тебя спальня? Я улыбнулась и направилась в кухню, проходя мимо. — Я не занимаюсь сексом в своей кровати, я там ем, — пожала я плечами. — Секс в моей постели звучит так же ужасно, как жертвоприношение. Он засмеялся и подошел ко мне, щекоча мое ухо теплым дыханием. — Ты ведь не такая бесчувственная, какой хочешь казаться. — С чего ты взял? — Ты боишься. Ты перестала доверять людям, и в этом виноват мужчина. — Чего ты хочешь, Адам? — чувствовала я нарастающее возбуждение. — Что ты имеешь ввиду под фразой: «Что ты хочешь?» Потому, что у меня сейчас в голове ни одной приличной мысли. — По-моему, ты слишком самоуверен, Майколсон, — ответила я, когда он прижал меня к себе. — Ты как голубоногий олуш. — Кто это? — слышала я улыбку. — Боже мой, — отошла я, смеясь. — Его грация так восхитительна? — сел он на барный стул. — Да, — достала я соевый соус из холодильника. — И, кажется, он умнее тебя. Почему мне так трудно признаться в собственных чувствах? Я смеялась, находясь с ним рядом, и как только начала понимать, что счастье возможно находить в обыкновенных вещах, у моего психолога появилось лишнее время. — Чем мне тебя соблазнить, чтобы остаться с тобой? — спросил Адам скрестив руки. Я покачала головой, и он в мгновение ока оказался напротив. Адам накрыл мой рот губами, одной рукой сильнее прижав к себе, а другой сжав мою грудь. Когда он оторвался от моих губ, снял с меня блузку и бюстгальтер, резким движением посадив на стол. — Какая ты соблазнительная, — прошептал он. С моего лица Адам перевел взгляд на шею, затем грудь, и мои соски отреагировали на его прикосновения. Адам усмехнулся и облизал один, сжимая в то же время другой. Он ласкал их по очереди, и я чувствовала невыносимый жар, который появился между бедер. — Ты пойдешь со мной на свидание? — спросил он, остановившись. — Не останавливайся, — прошептала я. — Пойдешь? — Продано, а теперь возвращайся обратно. Он спустился поцелуями вниз до пупка, облизывая его и стягивая вниз мои джинсы, скользнул губами ниже, прикусив нежную кожу на лобке. Я смерила его взглядом, и зажав между пальцами его волосы, выгнулась навстречу. — Господи, я так хочу тебя, Донна, — зарычал он, сжимая между пальцами бугорок. — Да, — ответила я, стоном. — Адам... — Я знаю. Ты такая мягкая. Он разорвал ткань кружевных трусиков и провел пальцем по складочкам. Затем опустился на колени и всосал в рот мой клитор. — Господи Боже! — вскрикнула я. Адам облизывал и сосал то, что давно нуждалось во внимании. Войдя в меня сначала одним, а потом и двумя пальцами, ускорял темп, трахая меня. Я вцепилась в его плечи и молила небеса, чтобы он не останавливался. Его глаза горели, и он все время менял темп, все еще узнавая реакцию моего тела, которое теперь принадлежало ему больше, чем мне. — Черт, где ты научился этому? Он улыбнулся, и легко укусив меня, проник тремя пальцами, все еще посасывая клитор. Я извивалась от удовольствия и не была готова попрощаться с ним. Он был великолепен, и когда убрал пальцы, трахая меня лишь языком, я не выдержала и забилась в оргазме. Я цеплялась за его руки, как за последний глоток воздуха. — Я сделаю все, что захочешь, Донна, — облизал он губы. — Тебе нужно просто попросить. Я посмотрела на него расплывчатым взглядом и улыбнулась. Он сделал то же самое в ответ, придерживая меня за талию. «Зачем ждать до утра? Начать новую жизнь можно и с вечера». Дмитрий Соло. Я схватилась за его шею, уткнувшись носом в висок. Надежность пропиталась в нем с угрозой, и то, что меня привлекала его тьма, начало мне объяснять, что я не так чиста, как надеялась. От его близости я почувствовала покой. От Адама пахло теплом. Я поцеловала его еще раз и расслабилась. — Одна ночь в неделю, — прошептала я. — Я согласна лишь на это. — Не понял, — оторвался он от меня, смотря в глаза. — Если ты все еще хочешь меня, я могу предложить тебе лишь одну ночь в неделю. Адам пригласил меня в ресторан — Masa. Он рассчитан всего на двадцать шесть человек, и шеф-повар встречает каждого гостя лично. Все продукты доставляют из Японии, а я обожаю японскую кухню. Зеркала создавали сказочный интерьер, и большие люстры светили очень тускло, тем самым делая обстановку слишком интимной. Войдя в зал, я сразу увидела наш столик. Хрустальные бокалы, белый фарфор, и в центре стола букет из красных роз. Все это выглядело восхитительно. Стол был уже накрыт на две персоны, и взглянув на Адама, я знала, как теперь выглядит совершенство. Мужчина рядом со мной выделялся из всех присутствующих, и так было всегда. Он улыбнулся мне самой соблазнительной улыбкой и отодвинул стул, помогая занять свое место. Я всегда считала, что самые интересные мужчины — те, которые внешне не привлекательны. Но Адам был исключением из правил. Из всех правил. — Боже, ты такая красивая, — улыбнулся он, делая заказ. — И я обязательно попробую твою курицу, когда ты ее приготовишь. — Если в следующий раз ты не будешь мне мешать, — ответила я, не отрывая глаз от меню. — Но я не жалуюсь. — Милая, я знаю, — слышала я его улыбку. — Мне нравится, когда ты в хорошем расположении духа. — Почему? — посмотрела я на него. — Потому что тогда я понимаю, что ты стоишь того, чтобы ради тебя перевернуть этот мир к чертям. Мне нравилось ужинать с ним, быть объектом его ухаживаний и обожания. Знаете, то чувство, когда сердце начитает стучать очень быстро, но тебе не страшно? Жизнь — это удовольствие. И как только ты понимаешь это, все меняется к лучшему. — Когда ты смотришь на меня так, мне становится неловко, — сказала я тихо. — Что ты чувствуешь чаще всего? — отложил он меню, сосредоточившись на мне. — Я чувствую свободу, когда сбегаю или когда одна. Хотя многие чувствуют одиночество. — Потому что по-настоящему ты никогда не бываешь одинока. Я улыбнулась ему. Искренне улыбнулась. За это время я поняла, что он не такой, каким я его представляла. Мы столько знакомы, а я совсем его не знаю. Он хороший. Он умный. И я уважаю его. День с ним никогда не будет скучным, и без него длится гораздо дольше. Не знаю, как это могло случиться, но я ждала его прихода, звонка, шуток, улыбки и взглядов. Адам открывался мне с новой стороны. У него была выдающаяся черта — невозмутимость. Я могла кричать, спорить, не соглашаться, но он никогда не перебивал меня, а просто слушал и мог лишь спросить в конце: «ты высказалась?» или «по-моему, оба наши мнения великолепны, не так ли?» — Раньше ты никогда не одаривала меня такой особенной улыбкой, — сказал Адам, смотря на меня с изумлением. — Мне сейчас хорошо, — ответила я, надевая маску безразличия, когда официант принес напитки. — Но ты часто олицетворяешь все, что я ненавижу. — Ты находишь это сексуальным, — улыбнулся он. — Не делай этого, — покачала я головой, делай глоток вина. — Чего не делать? — не переставал он улыбаться. — Не усмехайся так. — Как, милая? — Вот так. Из-за этой улыбки я хочу бросить тебя на кровать и делать такие вещи, из-за которых сейчас даже кончики моих пальцев покраснеют от стыда, а мы ужинаем, так что перестань так себя вести, — он засмеялся, и я наклонилась ближе. — И вообще, ты думаешь, если будешь все время выглядеть настолько хорошо и способен впечатлить всех женщин в радиусе ста миль, это поможет тебе найти со мной общий язык? — Милая, нет такой необходимости, — откинулся он на спинку стула. — Для того, чтобы впечатлить женщин, мне нужно утром просто посмотреть в окно, ну или в крайнем случае раздеться. — Ты отвратительный, — откинулась я назад, улыбаясь. Он встал с места, присел напротив меня, беря за руку. — Я не хочу больше сдерживаться, — сказал Адам тихо, не отводя взгляд. Этот поцелуй был полон страсти, нежности, желания обладать и дарить. Я отвечала ему тем же, не задумываясь ни на секунду о последствиях или о том, что скажут люди. Было просто плевать. Весь мир исчез, кроме нас, и все в один момент стало бессмысленным. — Per aspera ad astra, — сказал Адам, прерывая поцелуй. — Через тернии к звездам, — прошептала я ему в губы. — Ты меня поражаешь. Ты знаешь латынь. — Ты тоже, — провела я рукой по его волосам. Я всегда любила вечера, только потому, что вечером никуда не спешишь. Можно читать, пить кофе, смотреть фильм или просто гулять, не думая о том, что опаздываешь. Теперь эти вечера с Адамом были словно в сказке. Он не идеален, но он человек, и как бы скучно было жить, будь мы все с одинаковыми недостатками. — Какой дурак придумал, что стечение обстоятельств — не судьба? Скорее, это был не вопрос, но молчание никогда не было моей сильной стороной. — Ага, конечно, — хмыкнула я. — Станем с тобой счастливыми родителями дерьма из прошлого. И после назовем это судьбой. Мы разговаривали какое-то время, а после Адам расплатился, и мы прошли к автомобилю. Водитель тронулся с места, и Адам снова взял меня за руку. Он смотрел каким-то особенным взглядом. Я ведь всегда все замечаю. И под все, я действительно имею в виду «все». — Ты нанял водителя? — Я ведь пил, — улыбнулся он. — А я все делаю правильно. — Ты, наверное, гордишься своей возможностью все контролировать? — смотрела я на него. — Особенно свои чувства. — Нет, не горжусь. Я этим пользуюсь. Синяя машина — BMW i8. Я любитель машин, но не такой, как Адам или Эмили. У него их целая коллекция, и его бережное отношение к ним умиляет и смешит одновременно. — Адам? — Что? — Давно хотела спросить, у тебя мания величия или ты действительно болеешь машинами? — Детка, — засмеялся он. — У меня каждая принцесса ездит со своим индивидуальным именем. — Боже, ты знаешь имена своих машин? — с воображаемым ужасом на лице спросила я. — А ты своей не знаешь? — Я даже не знаю имени своего отца, — ответила я, будто это было самое очевидное в мире. — Ты уникальная женщина, Донна, — поцеловал он мою руку. — Женщина особой масти. Ты умная, целеустремленная, страстная, тебе не бывает больно. Ты идеально скрываешь свои эмоции и защищаешь личную жизнь. Ни один мускул на твоем лице не дрогнет, даже когда тебе чертовски больно. Почему ты никогда не просишь о помощи? — Я попыталась забрать руку, но Адам не отпустил ее. — Поговори со мной, Донна. Я не испугалась. Просто не люблю говорить о чувствах. — Поверь, тебе это не нужно, — покачала я головой. — У меня слоев сумасшествия больше, чем на праздничном торте. — Ты идеальна. — Нет идеальных людей. — Ты права. Но ты именно с тем набором недостатков, которые мне нравятся. Я не знаю, почему ты мне не веришь, но если мне нужно бороться с тобой за тебя, то я выиграю эту войну. Адам не отпускал моей руки, пока мы не приехали, а затем помог выйти из машины. Мы находились на Острове Эллис. Как раз возле музея иммиграции, я подняла голову вверх, смотря на здание целиком. Уильям Шекспир сказал: «Я всегда чувствую себя счастливым. Ты знаешь, почему? Потому что я ничего ни от кого не жду». — Ты знаешь историю? — спросил Адам. — Нет, — покачала я головой. — Порази меня. — Остров Эллис был самый крупным пунктом приема иммигрантов в США, — улыбнулся Адам. — Музей посвящен не только тому, что происходило на острове, но и истории иммиграции в США в целом. Для американцев остров Эллис — священная земля, место высадки предков ста миллионов человек — 40 % нынешнего населения страны. — Так далеко, — прошептала я, приседая на скамейку. — Что? — в замешательстве спросил Адам. — Наша первая встреча. Она так далеко. — Обычно говорят «было давно», — засмеялся он, присаживаясь рядом. — Так говорят талантливые люди, — пожала я плечами. — А гении способны видеть и говорить то, что другие просто не в состоянии даже заметить или услышать. Я была потеряна. Адам держал мою руку в своих ладонях и был таким необычным. Он был добрым, нежным и… своим. Да, именно своим. Каждое его новое касание ещё пару дней согревало меня, и я была сбита с толку. Я не знала, как реагировать. Но с нашей встречи что-то определённо изменилось. Во мне. Мы подшучивали друг над другом, и мне нравилось находиться рядом с ним. Он был подонком, иногда козлом, но все равно лучше многих. Он всегда говорил правду, какой бы она не была. — Если ты попробуешь сделать мне больно, — прошептала я тихо. — Я разорву тебя на части. Обещаю. Он промолчал, и я понимала остальных. В Адама было чертовски легко влюбиться и продолжать любить всегда. — Поедем к тебе, — сказал он спустя какое-то время, накидывая на меня свой пиджак. — Думаю, не стоит, — посмотрела я на него. — Мы слишком много времени проводим вместе. — Давай же, Донна. Не будем притворятся, что мы влюблены, а лишь до завтра останемся спокойны. Отложим все на потом и погасим свет. Мы так редко можем отдаться ночи. Давай о хорошем, и я никуда не буду спешить. Я буду говорить только приятные вещи, чтобы ты не накапливала обиды из-за которых возненавидишь меня. Все вышло именно так. Мы говорили и смеялись несколько часов. Меняли кофе на вино и засыпали. Это была лучшая ночь в моей жизни. На улице был уже рассвет, а в спальне до сих пор мы предпочитали ночь. Не было насмешек, горьких улыбок и замков. Я смотрела периодически на небо сквозь окно, и, когда поворачивалась к Адаму, каждый раз он обнимал меня за плечи, встречая взглядом. Я не знала, что понимать. Не знала, где он говорит правду, а где недоговаривает. Но пусть все было не до конца прозрачно, с появлением Адама в книгу моей жизни добавились множество страниц. — Спасибо за лучшее свидание в моей жизни, — прошептала я, когда Адам снова отправился на кухню делать кофе. Мы целовались. Эмили однажды сказала мне: «Попробуйте больше целоваться, и тогда вам понравится находиться рядом». Поцелуи гораздо интимней секса, как, впрочем, и взгляды. Ведь по-настоящему любящий взгляд можно подарить лишь единицам, а секс… сейчас такое время, что, наверное, не важно, сколько у тебя было сексуальных партнеров. Мы стали так циничны, что нет цифры, которая удивила бы другого человека. Сработала сигнализация, и сказав Адаму, что я вернусь через пять минут, я спустилась на стоянку. — Девочка, — погладила я капот машины. — Что случилось? — Донна, — услышала голос за спиной. — Давно не виделись. Помнишь меня? Шок прошел сквозь мое тело, и я обернулась, чтобы посмотреть на него. Я снова почувствовала себя эмоционально мертвой. Сильные руки схватили меня за талию, и я посмотрела в глаза этому человеку. Я ни на минуту не забыла насколько Алекс красив, привлекателен и опасен. Как он заставлял мою кровь быстрее течь по жилам. Мужчина, стоящий напротив, был столько же жесток, сколько и притягателен. — У меня плохая память на лица, которые я не хочу больше встретить в своей жизни, — ответила я, отходя от него и сжимая ключи в кулаке. — Мне всегда нравилось твое чувство юмора, — усмехнулся он. — В таком случае ты жалок. — В таком случае тебе нужно к психологу. — Спасибо. Я лучше матом, — собиралась я уйти, когда Алекс схватил меня за локоть. — Оставь меня в покое. — Милая, ты первая в списке, кого я не оставлю. Я вырвалась и направилась медленным шагом в лифт. Я не хотела, чтобы он думал, что я боюсь его или нервничаю. Я нажала кнопку «stop» и сползла по стенке вниз. Слезы хлынули с моих глаз, и я не могла их остановить. Да и не хотела, если честно. Мне нужно было поплакать, и я не могла делать это при мужчине, который сейчас находился в моей квартире. Почему, как только я становлюсь чуточку счастливей, жизнь делает так, чтобы я снова выстраивала стену вокруг себя? Мое прошлое убило веру в людей, особенно в мужчин, и с появлением Алекса на мгновение я снова напомнила, что даже если Адам Майколсон будет каждый день говорить, что любит, я не поверю ни одному его слову.