Неприкосновенное сердце

Я много плакала и переживала в своей жизни лишь потому, что всегда выбирала людей, которые не давали возможности мне улыбаться, и теперь не могла поверить, что это происходит со мной снова. Но я уверена, что сейчас Господь остановился на моем имени в своем бесконечном списке, и теперь настало мое время что-то сделать. Сделать первый раз в жизни что-то правильно. Пустые мысли весят больше, чем потребности. Разве мы не прогнили? Я собираюсь найти свой путь. Путь назад или новую дорогу вперед, но главное — верить своим шагам и доказать самой себе, что я могу двигаться. Под тяжестью мира всегда становится холоднее. — Ты в порядке? — спросила Эмили, когда я открыла дверь. — В норме, — пожала я плечами. — Пора нам поговорить, — поставила чайник Эбби. — И мне плевать, если ты этого не хочешь. — У меня нет выбора, Эбс, — улыбнулась я, осматривая каждую из подруг. Все сели за стол, и я сделала зеленый чай, разливая его по чашкам. Эмили прищурилась, смотря на свой напиток, словно ей было противно это пить. Дипломатично улыбавшаяся Эбби была не против, а Стейси, судя по недоумению в ее глазах, не понимала, что происходит. Но ухмылки Долорес и Евы сказали, что все в порядке. — Только не говори, что вместо пиццы и фри, теперь ты приготовишь нам овсянку, — скривилась Стейси. Эмили засмеялась, и все остальные не удержались от улыбки. — А теперь начинаем, — сделала глоток чая Эбби. — Я знаю о твоем психологе, и что ты думаешь, что она тебе помогает. Но очнись, Ди, никто не полюбит нас такими, какие мы есть. Нас любят, когда мы красивы, улыбчивы, веселые и ухоженные. — Ты умная женщина, — говорила Долорес. — А значит, ты все время думаешь. Но зачем? Да, размышлять и вечно копаться в себе у тебя отлично получается. Ты с умом делаешь карьеру, выбираешь платье и выплачиваешь зарплату. Но в общении с Адамом ты слишком много думаешь. — И будем честны, Ди, — продолжила Стейси. — Ты не идеальна в плане своих проблем и даже демонов. Но он любит тебя, а ты стараешься «по-умному» общаться с ним. Да, ты прекрасный коммуникатор, но у тебя излишек гордости. Ты очень эмоциональна, но зачем? — Донна, милая, — сжала мою руку Ева. — Мы хотим, чтобы ты была счастлива. Ты располагаешь к себе, но только нас. Попытайся сделать других чуточку счастливей и, возможно, тогда ты и сама станешь такой. — Так, — встала Эмили с места и все-таки достала бутылку вина. — Я слишком трезва для такого разговора. Но природа по умолчанию сделала нас эмоциональными. Это наши заводские настройки, но дело в том, что мы можем быть умными и эмоциональными в одно и то же время. «Каким бы великим делом ты ни был занят, если ты прогнал суетные мысли, — значит ты достиг совершенства. Как бы ни преуспевал ты в учении, если ты освободился от власти вещей, — значит, ты познал, что такое мудрость». Хун Цзычен. Бутылка текилы вечером, холодный душ утром, и, проснувшись, я стала похожа на себя. Я смотрела на свое отражение в зеркале и поняла, что скучаю по Адаму. Скучаю как сумасшедшая. Я пытаюсь поступить правильно, но в очередной раз сама все уничтожила. Я защитила их обоих от них самих, и это было самым важным. Они оба дороги мне, и каждый по своим собственным причинам. Но если в Адама я, кажется, влюблялась, но от Алекса зависима по другому, хоть это и терзает меня каждую минуту жизни. Моя рука до сих пор была перевязана, и я не писала, не звонила больше ни Адаму, ни Алексу почти неделю. Кстати, никто из них не стремился увидеться и не подавал признаков жизни. В дверь постучали, и я, посмотрев в глазок, увидела Алекса. — Ди, я знаю, что ты тут, — сказал он. — Открывай. — Проваливай, — крикнула я. — Иначе вызову копов. — Мне нужна твоя помощь. — Что бы ты не попросил, я не могу тебе помочь. — Почему? — слышала я его отчаянье в голосе. — Сделай хотя бы одну вещь после всего того, что я сделал для тебя. — После всего? — открыла я дверь, смотря на него со злостью. — Ты что, мать твою, издеваешься? Пошел вон отсюда. Алекс вошел в квартиру, отпихнув меня, и я вздохнула, понимая, что все равно придется выслушать его. — Я хочу хлопнуть дверью, и ты, идиот, должен быть с другой стороны, чтобы я смогла ударить тебя по роже. — Я твоя первая любовь, — напомнил мне Алекс. — И я тут без злого умысла, Ди. — Я стою большего, Алекс, — села я диван, изображая напыщенное безразличие. — И если я для тебя все еще что-нибудь значу, просто уходи. — Ты значишь, —покачал он головой, фальшиво изображая боль. — И что теперь? Возьмешь нож и перережешь мне глотку? Или свалишь из моего дома и не будешь портить воздух? — Я расскажу тебе правду, — сказал Алекс, смотря на меня, и я видела страх в его глазах. — Мне нужна твоя помощь. После того, как он рассказал мне все и ушел, я минут двадцать сидела в ступоре, а затем позвонила Адаму и попросила приехать. Я надела черные джинсы и шелковую блузу, обула ковбойские ботинки и как раз застегивала кожаную куртку, выходя из дома. Адам уже стоял возле машины, ожидая меня. Я остановилась, как вкопанная, хоть и знала, что он приедет. Я всегда могла положиться на него и начинала скучать, когда его не было рядом. Мне не хватало его улыбки, слов и запаха. Мне не хватало разговоров и даже его надоедливого внимания, ведь он всегда находился неподалеку. Адам подошел ко мне, не сводя глаз. — Я скучал по тебе, — прошептал он. — Я тоже, — ответила я тихо. — Ты хочешь меня видеть? — Да. Сама не понимаю, что происходит, но я хочу еще раз проснуться рядом с тобой. — Но не хочешь переезжать ко мне, верно? — нахмурился Адам. — Донна, порой у меня все еще трудности с пониманием твоих эмоций. Поехали? — Я должна была бы сказать нет, — вздохнула я. — Но буду ненавидеть себя за это. Я подошла к Адаму и прижалась щекой к его груди. Адам обнял меня, и я услышала его вздох. — Плевать я хотел на весь мир сейчас. Не оправдывайся и не делай так, чтобы оправдывался я. Прошу тебя. Адам открыл мне дверь, помогая сесть в машину, и, когда сел рядом, взялся за руль, закрывая на мгновение глаза. — Прости меня, Донна. Я не должен был так реагировать. Я понимаю, что у тебя до меня была жизнь, и я поступил... Я поцеловала его, не дав возможности договорить. Я соскучилась по его губам. По ощущению непонятного счастья, когда он был рядом. — Это значит, что ты не злишься? — спросил Адам мне в губы, и, когда я отрицательно покачала головой, он улыбнулся. — Ты хорошо выглядишь. — Я всегда хорошо выгляжу. Мы ехали в машине, и я смотрела на него. Взглядом, когда ты не грустишь и не смеешься, а просто смотришь на человека и понимаешь, что что-то изменилось. И мир остался прежним и мужчина, которого ты видишь, все еще такой же, как и был, но ты смотришь на него по-другому и чувствуешь по-другому. Говорят, что человек может влезть под кожу. И он действительно может. Это самое необыкновенно-обыкновенное, что может сделать с нами другой человек, не будучи волшебником. Когда мы влюбляемся, становимся другими или же просто становимся собой. Менее эгоистичными и циничными. Любовь не разрешает вмещать в себе эти черты, открывая нас миру совершенно с другой стороны, о которой мы раньше и не подозревали. Я попытаюсь. У меня ведь есть подруги, которые объясняют мне все, как есть, открывая глаза на то, что я сама не в состоянии увидеть. У меня есть семья, а благодаря этому я счастливей, чем многие живущие на земле. «Многие люди не сдвигаются с места, потому что им важно ощущение надежности. Изменения пугают их. Но реальность такова: все жизненные награды находятся вне зоны комфорта. Смиритесь с этим. Страх и риск — обязательные стадии, если вы хотите жить успешно и интересно». Джек Кэнфилд. — Почему ты на меня так смотришь? — спросил Адам. — Не знаю, — не отводила я взгляд. — Просто такое чувство, что вижу тебя впервые. — Когда ты увидела меня впервые, я почувствовал ненависть даже на расстоянии, — засмеялся он. — Но я не против взгляда, которым ты сейчас меня одариваешь. Адам смотрел на меня, словно пытался увидеть мое сердце изнутри, и я внутренне застыла. Я самодостаточный человек. Я не грущу наедине с собой и знаю, чем себя занять. Мне не бывает скучно, но все это не отменяет моей нужды в общении. Я нормальный человек, а потому мне нужны другие люди. И это вовсе не делает меня неполноценной в общеупотребительном значении. Людям нужны другие люди, и так будет всегда. — Куда мы едем? — У тебя есть несколько дней? — спросил Адам, проезжая вывеску Нью-Йорк. — Я, похоже, всех разочаровала, — смотрела я в окно. — Долгое время я не понимала, почему люди рождаются в определенном месте, заводят семью и меняют работу. И я не думала, что сама сделаю хоть что-то, что не буду планировать долгое время. А вчера ко мне пришли подруги, — появились слезы на моих глазах. — Представляешь, они отчитывали меня, и я поняла, как мне это необходимо. Я думала, что меня на плаву держит Меган, но на самом деле меня держит моя семья. И уж так получилось, что ты ее часть. — Донна, — остановились мы на светофоре, и Адам взял меня за руку. — Я также часто задаю вопросы, такая уж у меня работа. Но, знаешь, спрашивая у друзей, которые изменили свою жизнь, в ответ слышал единственную причину. — И какую же? — Любовь, — усмехнулся Адам, нажимая педаль газа. — И я люблю тебя, Донна. Я точно это знаю. И я знаю тебя. Так что сейчас я просто замолчу и дам тебе часок подумать, пока мы не приедем. «Духи — это память, которая не подводит». Пьер Карден. Есть места, которые так красивы. В принципе, как и люди. Просто их красота не сразу бросается в глаза, пока не присмотришься. Адам пришел в мою жизнь, когда я была в аду, и сам не осознавая этого, он дал мне надежду на человека. Надежду на себя. Где-то внутри я поняла, что Адам стал чем-то важным. Он внес смысл в мою жизнь. Жить с ним — это подвергать себя непривычному, но жить без него я вовсе не хочу. Мы ехали в полной тишине, иногда переглядываясь. Спустя час и сорок восемь минут Адам остановил машину и, помогая мне выйти, взял за руку. Мы находились в лесной местности, и вокруг лежал снег. Тут было гораздо холоднее, чем в Нью-Йорке, и я понятия не имела, где мы находимся. — Где мы? — В Конгтоне. У меня тут дом. Пока мы шли, я все время смотрела на небо. Как часто мы смотрим наверх? На тучи? На то, как небеса меняются и живут своей собственной жизнью? Я делаю это постоянно. Небо и вода. То, чем я могу любоваться часами. Когда я опустила свои глаза на саму природу, увидела двухэтажный деревянный дом, который выглядел восхитительно. — Нам сюда? — спросила я. — Да, — ответил он, улыбаясь. — Надеюсь, тебе понравится. Адам открыл дверь, и мы вошли внутрь, остановившись на пороге. Он ждал моей реакции, а я — того момента, когда смогу вымолвить хоть слово. Я отправилась исследовать место. В первой комнате, в которой я оказалась, была прихожая, а затем я увидела гостиную и столовую. Стоял большой камин, и сбоку лежали дрова. Посредине комнаты — три дивана, на которых были небрежно брошены множество пледов и подушек, а посредине — журнальный столик. Слева находился книжный шкаф, который был заполнен книгами, и на стене висела картина. На втором этаже была уже настоящая столовая с огромным прямоугольным столом. Здесь все было настолько потрясающим и даже чуть старым. Слегка потертая мебель украшала интерьер, и на столе стояли цветы. Фрукты лежали в корзине, и воздух, который был вокруг нас, казался другим — спокойным. — Тут так красиво, — вернулась я к Адаму на первый этаж. — Я жил тут несколько дней. Адам включил свет и зажег дрова в камине. Я смотрела на него и не могла отвести взгляд. У этого человека нет недостатков в плане внешности. Идеально лицо, тело, волосы, машина и запах. Везде был его запах. И его волосы даже сейчас выглядели так, словно он только что встал из постели. — Я чувствую себя одиноким без тебя, Донна. И хочу пойти другим путем. На наши отношения с тобой, которые есть сейчас, и чувства, которые я испытываю к тебе, — вздохнул Адам, проведя рукой по волосам. — Это ново для меня. Но это произошло в конечном итоге, Донна. — Знаешь, — подошла я к нему, обнимая за талию. — Иногда я действительно знаю, что делаю, даже если со стороны тебе кажется, что это не так, — Адам усмехнулся, откидывая прядь волос с моего лица. — За последние недели я сказала тебе больше приличных слов, чем за последние три года. — С тобой легко, Донна, — все еще улыбался он. — Особенно если добавить в тебя алкоголь. — Очень мило, — подошла я к книжному шкафу, проведя ладонью по книгам, и достала телефон из куртки. — У тебя есть зарядка? — Конечно, — открыл он верхний ящик комода и отдал мне провод. — Держи. Но, знаешь, я хочу заставить тебя попробовать. — Заставить? — рассмеялась я. — Да, — включил он чайник. — Я не хочу уходить от тебя по одной простой причине — мне с тобой хорошо. Ты первая, с кем мне просто хорошо, и моя мужская сущность слишком ценит это в твоей женской. Возможно, я и знаю мало о твоем прошлом и, соответственно, многого не понимаю, но, милая, я понимаю вдвое больше, чем ты думаешь, — снова обнял он меня за талию, прижав к себе. — Зачем ты хочешь узнать меня? — Как мне это понимать? — смотрел Адам на меня в недоумении. — Ты все время спрашиваешь меня обо всем, и в большинстве случаев — о моем прошлом, — нахмурилась я. — Но зачем ты пытаешься узнать женщину, которой больше не существует? — Я замечаю твою скованность, Донна, — поцеловал он меня в щеку и отправился делать чай. — Но я не так часто придаю этому значения. Это тоже то, что отличает мужскую природу от женской. Это то, что отличает меня от тебя, и этого меня научила моя жизнь — умению не замечать то, что не так важно. Я улыбнулась. Мужчины не плохие, не бесчувственные и не бабники, теперь я это поняла. Они, как и мы, присматриваются, и им нравится наша доступность, но только если она принадлежит одному мужчине. Адам дал мне возможность почувствовать себя центром вселенной, пусть даже иногда и пусть даже на мгновение. — Меня учили жить по определенным правилам, — сели мы возле камина. — И это повлияло на мою жизнь. Мама всегда хотела для меня лучшего, навязывая идеологию отношений, а Алекс был не похож. — Донна, но ведь если твоя мама считает, что ты должна быть лучше других, ты ведь не обязана так же думать. Идеалы твоей матери не обязаны быть твоими идеалами, верно? Георг Гегель сказал: «Жизнь — это бесконечные совершенствования. Считать себя совершенным — значит убить себя». — Я раньше не могла понять, как у одного мужчины может быть такое количество женщин, — засмеялась я. — Но теперь все становится более ясно. — Ты злилась, — подмигнул мне Адам. — Ты просто всегда хотела быть со мной. — Я не злилась, — не переставала хохотать. — Я удивлялась, что кто-то соглашался спать с тобой. — Ну ладно, — достал он из комода блокнот и ручку, возвращаясь ко мне на диван. — Я сказал, что дам тебе смысл, и я кое-что придумал. — У меня нет выбора, — пожала я плечами, улыбаясь. — Мы ведь приехали на твоей машине. — Сколько бы ты дала себе лет, если бы не знала своего возраста? —спросил Адам без тени улыбки на лице. — Не знаю. Но определенно больше, чем на самом деле. — Если бы тебе разрешили изменить только одну вещь в мире, что бы это было? — Я бы сделала черный праздничным цветом. — Насколько Донна Картер сама контролирует то, что происходит в ее жизни? — Если в процентах, то 90. — Если бы ты могла дать ребенку только один совет в жизни, что бы ты сказала? — Мечтать, — ответила я на очередной вопрос Адама. — Я бы сказала ему, чтобы он не боялся мечтать и следовать своим мечтам. Потому что все, что останется после нас — исход того, что мы сделали в своей жизни и как прожили ее, а совсем не количество открытых казино и купленных машин. — За что ты больше всего благодарна в этой жизни? — За Эмили, — улыбнулась я. — Определенно за нее. — И последний вопрос, милая, — отложил он блокнот. — Ты помнишь, какой приехала в этот город пять лет назад? — Да. — Имеет ли сейчас это сейчас какое-то значение? Я ничего не ответила, но на самом деле я так часто делаю то, что не люблю, и так мало того, что действительно важно. Что действительно нравится мне. Иногда мне мешают люди, даже те, которых я люблю. Когда-то Адам сказал, что по-настоящему я не бываю одинока. И возможно, он прав, но, черт возьми, я люблю быть одна, сидеть в тишине и просто подумать. Сейчас я часто думаю об Адаме. Я думаю о нем почти все время. Мне нравится его чувство юмора. И мне нравится, что на самом деле у него огромное сердце. Он добрый и искренний. И еще я люблю его улыбку. Она всегда такая счастливая. Он не играет, когда улыбается, и не смеется, когда не смешно. Адам злится, когда его разозлят, и радуется, когда ему этого хочется. Мне нравится, что он просто звонит мне, и на самом деле мне так не хватало его в эти дни. Он приезжает и проводит со мной время. Мне нравится, что он говорит правду, и не пытается казаться тем, кем не является. Я люблю, что рядом с ним я чувствую себя особенной и единственной женщиной в мире, которую он замечает. И больше всего я люблю себя. Люблю ту, какой я становлюсь рядом с ним. Этот разговор был до боли естественен. Адам включил музыку, и я улыбнулась. — Потанцуй со мной, Донна, — сказал он, становясь передо мной. Я поставила чашку на стол и вложила свою руку в его ладонь. Адам — состоявшийся мужчина, но его легкость к жизни меня поражала. Мне нравилась каждая частичка его характера, каждая частичка его души и тела. Адам поднял меня на руки и закружил. Одной рукой я держала его за шею, а другую окунула в волосы. Никто не заставлял меня смеяться, как это делал он. — А как же свободная и разгульная жизнь Адама Майколсона? — спросила я, когда он поставил меня на землю. Он ухмыльнулся, словно ожидал этого вопроса. — Она славная. Но, Донна, она не ты. — Адам... — Донна, она — не ты, — поцеловал он меня в губы. — Да, у меня были другие женщины. Много женщин. Но сейчас есть только ты. И я не буду притворяться, что это не так. Я захватила в плен его губы и обмякла в его руках, когда он сильно прижал меня к себе. — У меня для тебя кое-что есть, — сказал Адам, сжимая меня в объятьях. — Я с удовольствием провел бы тут с тобой наедине ночь и утро, но, думаю, тебе нужна семья, и я составил план. — План? — засмеялась я.— И какой же у тебя план? — Тебе нужна помощь, — сказал он, когда его телефон зазвонил. — А вот и они. И я думаю, что ты боишься рассказать своим друзья и близким о том, что чувствуешь, потому что думаешь, что разочаруешь их или расстроишь, но ты не сможешь, — направился Адам к двери. — Ты никогда не сможешь никого из нас разочаровать. Когда он открыл дверь, я увидела всех своих подруг и почти разрыдалась. Когда Адам привез меня сюда, я почувствовала, что все налаживается. Я почувствовала что-то близкое к счастью. И смотря на то, что Адам был счастливей от моей улыбки, все становилось правильным. Я тут рядом с ним, или он рядом со мной — и это правильно. — Привет, милая, — обняли меня подруги. — Рада, что ты тут и ты в безопасности. — Кажется, он мой друг, — засмеялась я.— Смешно, да? Я зарекалась, что этого не произойдет. — Милая, — забрал пакеты Адам у Брайана. — Я отвезу тебя на пляж с розовым песком. — В Комодо, — присвистнула Эбби. — Это Индонезия? — нахмурилась я. — Верно, Донна, — поцеловал меня в щеку, Брайан. — Тебе понравится. Я знаю стольких людей, но так одинока. Сейчас я думаю, что может просто придумала, что люблю одиночество? Мне хорошо с Адамом. Я люблю разговаривать и смеяться с ним. Мне комфортно в его объятьях. Я чувствую себя защищенной, когда он рядом. В моменты, когда мы вместе, я живая. И, может, я даже люблю его, но сначала мне нужно разобраться в себе. Я согласна следовать плану этого человека, что бы он ни придумал, ведь он единственный, кто замечает, что я не в порядке. — Игнорируй проблему, и она исчезнет, — сказала Стейси, попивая сок, что меня насторожило. — Это не в моем стиле. Мужчины готовили еду, а мы с подругами разговаривали. Каждый рассказывал о чем-то своем, и я задалась вопросом: «А чего хочу я». У каждого из нас свои раны на сердце. Каждому человеку дают не больше, чем он может выдержать, это одно из немногого, по большому счету, что я поняла в своей жизни. — Поговори с ним, Ди, — сказала Эмили. — Он примет правду, как принял тебя. Вам не по пятнадцать, и он понимает, что у тебя также была жизнь до него, как и у него самого до тебя. — А если нет? — спросила я, обратив все свое внимание на подругу. — Значит, он не достоин тебя, — ответила Долорес. — В Адаме есть то, что я всегда искала. В нем другая часть меня. Где у меня колючки, у него ножницы, у меня острые углы — у него сглаживающий фильтр. С ним я настоящая. Мне не нужно притворяться милой, нежной или сентиментальной. Он знает, что я истерично-сумасшедшее существо, и ему нравится это, — усмехнулась я, на мгновение взглянув на Адама. — Он теплый. Когда с ним сидишь и молчишь, в душе чувствуешь теплоту. Он заботливый. Но я слишком часто руковожу. — Конечно, — распечатала упаковку кексов Эмили. — Но лучше тебе научиться делать не только это, Ди. Это не твоя природа. Ты должна вдохновлять его, а он ради тебя точно готов руководить миром. — Я беременна, — сказала Стейси. — Что? — спросили мы все в унисон с явным удивлением и изумлением на лицах. — Когда ты узнала? — смотрела я на нее. — Вчера. — И как ты? — Жива. — Ты уверена? — Наверное. — Ты сказала Майклу? — Нет, — покачала головой Стейси. — И я хочу, чтобы он был со мной, потому что любит, а не из-за чувства долга. — Если с моей племянницей, что-нибудь случится, — не отводила Эмили глаз от Стейси, — я его убью. — Да, — отставила я чашку чая. — Но это наш ребенок, и я надеюсь, ты не сделаешь ничего... — С ума сошла, — вскрикнула Стейси. — Я не избавлюсь от своего ребенка. — Сейчас бы печеного хлеба, — перевела я тему, смотря на свои ногти. — В Landmark, — поставил Адам на стол поднос с едой. — Мое любимое место, — улыбнулась я. — Я знаю, — поцеловал он меня в щеку. — Ой, да ладно, ты не мог знать. Я туда хожу всегда одна. — Я знаю. — Стоп, — нахмурилась я. — Ты что, следил за мной? — Точно. — Ты хоть бы сделал вид, что тебе стыдно. — Я не сожалею о том, что следил за тобой. Я хотел тебя с первой минуты, а все, что я хочу — получаю. — Конечно, но только в том случае, если я даю тебе на это разрешение. Мы просидели какое-то время, разговаривая и смеясь. Семья. Я потеряла связь со своей кровью, и меня на протяжении многих лет мучают кошмары каждый раз, когда я думаю об этом. «Неужели вы никогда не хотели чего-то так сильно, что плакали всякий раз, когда думали об этом? Неужели вам не приходилось не спать ночами и мечтать о чем-то, что вы знали бы, что, наверное, ваше желание никогда не исполнится?» Пол Галлию написал это, как будто обо мне. Но то, что было, я не смогу вернуть. Я очередной раз я проснулась в поту от очередного кошмара. Откидывая волосы с лица, увидела рядом лежащую Эмили, а с другой стороны Долорес. Адам сидел возле камина и оглянулся на меня, когда я встала с кровати. — Не знал, что у тебя бывают бессонницы. — Ты и не мог знать, — подошла я к нему, садясь рядом. — Я спал рядом с тобой, Донна. — Да, — налила я бокал виски. — Но это не значит, что ты мог что-то почувствовать. — Что тебе снится обычно? — Я не буду тебе рассказывать, — хмыкнула я. — Я не доверяю тебе. — Но я тебе нравлюсь, Донна. — А теперь симпатия зависит от доверия? — Давай так, — сосредоточился на мне Адам. — Я расскажу тебе кое-что из своего прошлого, а ты мне из своего. — Серьезно? Вы, мальчишки-федералы, обычно так говорите? — Я давно работаю в ФБР, — продолжал он. — И однажды мне пришлось спасать семью от заложников. И когда мы вынесли почти всех, мне пришлось выбирать между матерью и ее дочерью, и я сделал выбор, — не отводил он взгляд, смотря на меня с болью. — Я оставил мать, и через три секунды после этого дом взорвался, разрывая ее на части. — Тогда и произошел момент, когда ты задумался впервые оставить это дело? — Нет, — отрицательно покачал головой Адам. — Впервые это произошло задолго до этого. Нескольких наших человек пригвоздили к полу и приставили скальпель к горлу. И теперь у меня ужасные руки, — показал мне Адам шрам на ладони. — Но моя жизнь обрела смысл, когда я встретил тебя. Я не знал, что до этого момента просто существовал. — Адам... — Знаешь, сегодня утром я был парализован тем, как скучаю по тебе, по тому, как я привык к тебе. Я начал спать на правой стороне кровати. Ты как успокоительное для меня, Донна, — взял он меня за руку, целуя ладонь. — Когда ты рядом, мне не нужны девушки на одну ночь, выпивка или скорость. Все мои мысли заняты лишь тобой. Ругаться с тобой лучше, чем мириться с другой. — А когда не рядом? — Я все равно скучаю по тебе. — Ты вообще помнишь, кто я такая? Я не умею красиво говорить. — У тебя свои таланты, — улыбнулся Адам. — Почему каждое слово, которое ты произносишь, приобретает пошлый смысл? — Но ты ведь не против? — У меня есть причина моего одиночества, Адам, — убрала я руку. — Если не хочешь, чтобы я знал ее, не говори, — не отводил он взгляд. — Что говорит тебе твое сердце, Ди? — Я не слышу. — А ты прислушайся. — Я знаю, что не хотела бы сейчас быть в другом месте. — Ты естественная. — Единственное естественное во мне — это стервозность. Ван Гог сказал: «Когда у человека горит огонь и есть душа, то он не в силах сдерживаться. Пусть лучше горит, чем тухнет. То, что внутри, все равно выйдет наружу». Каждому дается шанс на искупление, но я множество своих шансов пропускаю годами. Но за всю свою жизнь я поняла: если хочешь найти нужного человека, сначала нужно найти себя. — Девочка, — прошептала я, наполняя еще один бокал и смотря на горящий огонь. — Обычно мне снится девочка, которая душит меня, смотря мне в глаза. И я не отпираюсь, разрешая ей это. — Ты знаешь, что это значит? — Нет, — солгала я. — Впрочем, это не важно. — Стейси уехала, — перевел он тему. — И мне звонил Майкл. — Слушай, он часть семьи, — поставила я пустой бокал на журнальный столик. — Но порой он ведет себя как кретин. — Это обаяние нашей семьи, — улыбнулся Адам. — У каждого есть свои родственники, но мы все с разными фамилиями и ДНК ведем себя как кретины. — Адам, — услышала я голос Брайана. — Нам пора ехать. — Да, хорошо, — поцеловал Адам мою руку. — Ведите себя прилично, девушки. — Вы уезжаете в четыре утра? — спросила Эмили. — Спи, милая, — поцеловал ее Брайан. — Мы скоро будем, а ты даже не заметишь моего отсутствия. — Изумительно, — почти промурлыкала подруга. — Черт, — засмеялась я, разыгрывая презрение. — Это отвратительно. — Мне нужно две чашки кофе, — сказала Долорес. — Зачем две? — все еще улыбалась я. — Одну пусти мне прямиком по венам. Когда мужчины ушли, Долорес принесла сумку и достала оттуда пакет. — Мы же взрослые женщины, — развела я руками. — Вот именно, — ответила Эбби, держа в руках чашку с кофе. И вот мы, взрослые женщины, сидели и курили травку после отвратительно проведенной ночи, но все же в кругу семьи. Тут было о чем подумать. Не хватало только Стейси, но ее беременность не разрешала при ней даже вентилятор включать. И я надеялась поговорить с ней в скором времени. — С кем бы вы переспали в ваших самых грязных фантазиях? — спросила Долорес. — Дуэйн Джонсон, — ответила Ева. — Уилл Смит, — добавила Эмили, делая очередную затяжку. — Может, Брайан разрешит тебе, — засмеялась Эбби. — Ричард Гир. — Он как лабутены, — хохотала я. — Всегда в моде. — Знаете, я понимаю Стейси, — исчезла улыбка с лица Эмили. — После разрыва улицы, места и песни становятся ходячим воспоминанием. Нью-Йорк — город, в котором можешь не встретить дважды одного человека. Я столько лет словно бежала и не знала, куда именно. Все, что там внутри нас, в том числе наше прошлое, уничтожает все хорошее, что есть в настоящем. Вскоре мы собрали вещи и вызвали такси. Сегодня меня посетила еще одна мысль, и я хотела, чтобы Эмили помогла мне, но говорить при всех не хотела. Когда в машине остались только мы с ней, я взяла ее за руку. — Я хочу найти своего отца. — Что? — удивленно посмотрела на меня Эмили. — Зачем? — Он заслуживает прощения. — Ди, ты не должна делать этого ради нее. — Нет, я хочу сделать это ради себя, — прошептала я. — Ты мне поможешь? — Я буду поддерживать тебя и помогу, если хочешь его найти. Но я не дам ему обидеть тебя, особенно учитывая, что ты едва его знаешь. — Я его не знаю, Эмили, — отрицательно покачала я головой. — И просто хочу увидеть его, учитывая его слишком долгое отсутствие в моей жизни. Я приехала домой, заперла дверь и, включив музыку, достала из нижнего ящика комода фотоальбом, где была единственная фотография. Сев на диван, я расплакалась. Каждую ночь я видела ее и понимала, что никогда не смогу увидеть вживую ребенка, которого не знаю и не узнаю уже никогда. Чувство вины было эмоцией, которое я не испытывала годами. Я не лгала и не совершала поступков, которые считала неправильными. До определенного момента. И после поступка, который совершила, так же стойко выдерживала каждый взгляд матери, Алекса и федералов. «Я знал уже, что, если с чем-то расстаешься, плохим или хорошим, остается пустота. После плохого пустота заполняется сама собой. После хорошего ты заполняешь ее, только найдя что-то лучшее». Эрнест Хемингуэй. Адам дал мне адрес клуба, и я решила туда поехать. Хуже, чем есть, уже быть не могло. — Тут женщины, которые испытывали насилие или просто потерялись, — сказал он, наматывая бинты мне на руки. — Ты можешь помочь себе тут сама, а в будущем — кому-то еще, кто тоже будет нуждаться в этой помощи, Донна. По моему лицу струились пот и слезы, но становилось легче. Я превращала злость в силу и знала, где теперь мне будут рады. Если не люди, то бинты уж точно. Адам сидел на скамье и наблюдал за мной. — Эй, — крикнул он, когда я колотила грушу без остановки. — Ты в порядке? Я резко остановилась и повернулась к Адаму. Мне хотелось кричать: «Нет, черт возьми!» — но я лишь кивнула, натянуто улыбаясь. Но в следующее мгновение подумала: «А к черту», — и пересекла помещение, направляясь к нему. Едва Адам поднял глаза, я оседлала его и прижала к себе, обнимая за плечи. Я приникла щекой к его виску и расслабилась, когда Адам также обнял меня. — Ты не можешь любить меня, Адам, — сказала я тихо. — Ты меня не знаешь. — Один человек сказал: «Тоска — самое бесплодное из всех человеческих переживаний». И нет, — гладил он меня по спине. — Я тебя знаю, хотя это и не имеет отношения к любви. Ты любишь черный цвет и книги. Несмотря на то, что ты владелица салона красоты, никогда не красишь волосы. Смотришь на ногти, когда переживаешь, и кусаешь губы, чтобы не засмеяться. — Это общеизвестные факты. — У тебя есть родинка под левой грудью, и ты всегда трешь запястье, когда думаешь о чем-то важном. И самое главное — шепчешь мое имя, прежде чем кончить, при этом прикусывая мое плечо. Я смотрела на него какое-то время, а затем Адам поддался вперед и провел носом по моему подбородку. И когда дотронулся губами к моему уху, я была на грани обморока. Мы так сидели минут десять, но вскоре я решила взять себя в руки и снова заняться делом. — Всегда держи удар, — сказал Адам, когда я снова направилась к груше. — Прикрывай лицо и сохраняй равновесие. — Эй, хочешь подвигаться? — появился здоровяк в дверном проходе. Я стрельнула взглядом в Адама, когда он направился ко мне, и схватила его за локоть. — Я разберусь, — ответила я, усмехаясь Адаму. — Мне как раз нужно выпустить злость. — Я не бью девчонок, — хохотнул тот. — Кроме того, таких красивых. — Прекрасно, — затянула я бинты сильнее. — Значит я не буду особо напрягаться. Я ударила ногой его по колену, мысленно говоря спасибо за этот прием Алексу. Я не была новичком в умении постоять за себя, просто считала, что мне это не нужно. Здоровяк потерял равновесие, и с разворота я нанесла следующий удар ногой по лицу. И когда он почти упал, подошла к нему впритык, беря его лицо в свои ладони, и усмехнулась. — Хочешь еще подвигаться? После этого он встретился с моим кулаком, и я улыбнулась, смотря на Адама. Мне было легче. Действительно легче, впервые за долгое время, пусть я и добилась этого таким варварским способом. — Все будет хорошо, Ди, — взял меня за руку Адам, и мы направились в раздевалку. — Я есть у тебя. Все мы есть у тебя, и мы справимся. Мы вышли из спортивного зала, и я улыбнулась, увидев, что все вокруг покрыто снегом. Понимает ли Адам, что в действительности помогает мне больше всех на свете? Понимает ли, что творится, когда его теплая рука держит мою, и он улыбается мне, управляя в это время машиной? Мы приехали ко мне домой, и я сняла ботинки, улыбаясь Адаму. Он стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел на меня в ответ. — Твоя улыбка, когда я впервые увидел тебя, разрушила меня для остальных. — Ооо, — поднялась я с места. — Я не готовилась к такому. Подожди, посмотрю какой на мне лифчик, — Адам поднял бровь, широко улыбаясь. — Ой, точно, никакой. — Лучше беги, Картер, — зарычал он. Я промчала сквозь кухню и, как только собиралась открыть дверь в ванную, сильные руки схватили меня за бедра, отрывая от земли. Затем Адам закинул меня себе на плечо, и мы вышли на террасу. На улице шел снег, и Адам поставил меня на ноги, становясь под него вместе со мной. — Это все, на что ты способен, Майколсон? — смеялась я. Адам убрал прядь волос с моего лица и склонился надо мной, чтобы поцеловать. Я обняла его за плечи и, зарывшись в его шею, чувствовала, как что-то новое пробирает меня до мозга костей. Это была неизведанная территория, и в этот момент мне было плевать на все, кроме него. — Я бы осталась тут навсегда, — зарылась я руками в его волосы. — Но ты сильнее, и так не честно. — Вот тебе первый урок, детка, — снова поцеловал он меня. — Не связывайся с федералами. Мы вошли в дом, и Адам выключил главный свет и нажал на другой выключатель, включая лампочки. Комнату согревал камин, и гирлянды были повешены сверху вниз, освещая помещение белым светом. — Когда ты по-настоящему был счастлив? — В день нашей первой встречи с тобой, — я вздохнула, ожидая от него чего-то вроде этих слов. — Правда. Ты была как птица, которую никто не замечал. В тебе жизнь, которая будто губит других. — Других? — находилась я в замешательства. — Мужчин. — Ты так говоришь, будто не с этого века. — Мы тут все всего лишь гости, — сильно сжал он меня в объятьях. В дверь позвонили, и я пожала плечами, убирая руки Адама с моей талии. Как только увидела лицо, стоящее передо мной, поняла, что очередное дерьмо настигло меня. — Где она? — Будешь? — закрыла я за ним дверь и направилась в кухню, показывая на бар. Майкл смотрел на меня, и я заметила промелькнувшее отчаянье в его глазах. — Стейси иногда оставалась у меня, — сел он на диван, когда Адам вышел к нам на кухню. — И когда мы расстались, она забирала свои вещи, и представь мое удивление, когда я увидел заключение врача, — стукнул он кулаком по столу. — Она носит моего ребенка, а я не был посвящен в это. — Послушай, Майкл, — налила я три бокала виски. — Я не буду тебе ничего рассказывать о ее жизни, но, поверь, ей всегда нужны были две вещи — семья и герой. Мы стали ей семьей, а вот героем она стала себе сама. Стейси долгое время сама о себе заботилась и, поверь, когда она будет готова, расскажет тебе. Но ты все равно поступил, как мудак. — Для меня это был просто секс, и ничего больше. Я думал, что для нее тоже, — смотрел он на меня со злостью, но все еще сохраняя спокойствие. — Ты вроде умный, но не понимаешь элементарных вещей. Для женщины секс всегда значит больше, — ответил Адам, отдавая Майклу бокал. — Поверь мне. — Да, что ты говоришь, — улыбнулась я. — Я-то думала, что это не я начала говорить о чувствах. Адам притянул меня к себе и поцеловал в шею, усмехаясь. — Она не простит меня, — покачал головой Майкл. — Это потому, что мысленно ты уже проиграл этот бой. — Здесь нечего выигрывать. — Хочешь совет? — Давай. — Никогда не гладь ее против шерсти. Иначе в скором времени тебе придется искать новую кошку. — Ты с ней говорила? — смотрел мне в глаза Майкл с жаждой узнать хоть что-то. — Она сама позвонит, когда захочет. — Сообщи мне, когда она появится, — встал он с места. — Я не могу ничего обещать, Майкл. Как только я закрыла дверь за ним, сразу позвонила Эмили. — Привет, — сказала она. — У меня к тебе разговор, Эм. — Я выезжаю. — Нет, — перебила я ее. — Не нужно. Обычно Эмили бросает трубку, и было мило с ее стороны научиться наконец-то слушать меня до конца. Хотя даже когда я говорила, что мне нужно поговорить о новых туфлях, реакция была аналогична. — Я на работе, милая, — вздохнула Эмили. — Тебя Брайан не пускает домой? — усмехнулась я, когда Адам обнял меня за талию и облизал мочку уха. — Стейси думает, что она защищает ребенка, — Эмили молчала, и я попыталась оттолкнуть Адама, но все было тщетно. — Ты могла хотя бы сыграть удивление? — Зачем? Майкл — отец, а зная ее фобии, ты получаешь ответы. — Иногда ты меня раздражаешь. — Знаешь, я думаю, что она считает, что ненавидит Майкла всеми фибрами своего существа, но на самом деле любит его. Любит каждой клеточкой своего тела. И ей гораздо легче было переспать с ним и убежать, нежели сказать об этом. — У кого она может быть? Нам нужно ее найти, Эмили. Она — наша семья. — Мы найдем ее. Я обещаю. Я знала, что она действительно сделает это. Она всегда делает то, что обещает. — Ты очень вкусно пахнешь после тренировки и дешевого мыла, — сказал Адам, проникая в меня одним пальцем. — Адам, — откинула я голову на его плечо. — Я скажу, что ты идиот, но только не останавливайся. В следующее мгновение я почти задохнулась, когда Адам развернул меня к себе, покидая мое тело. Легко соприкоснулся своими губами с моими, а после углубил поцелуй. Адам покусывал мою шею, и я немного отпихнула его, снимая с него футболку. Мои руки блуждали по его телу, и Адам схватил меня за ягодицы, направляясь в спальню. Я обняла ногами его за талию и впилась поцелуем до боли в губах. — Решим все проблемы завтра, детка, — сказал он. — А сейчас я займу тебя другим делом. — Пожалуйста, — тяжело дышала я, не отводя взгляд. — Словно я могу отказать тебе. Мне нравится быть разной. Нравится мечтать, открывать что-то новое, наслаждаться жизнью и такими моментами. Я хочу жить так, чтобы вдохновлять себя каждый день на новые поступки и хочу иметь смелость выражать себя. И это должно быть присуще каждому человеку на земле. Только яркие люди делают мир совершенней. Я лежала в объятьях любимого мужчины спустя пять часов, проснувшись от звонка мобильного телефона в пять утра. Поцеловав Адама, я перезвонила Эмили, выходя в другую комнату. — Дорогая, — прошептала я. — Что-то случилось? — Донна, — слышала я волнение в ее голосе. — Я решила перезвонить тебе сразу, как узнала. — О чем ты? — Я узнала об аварии. Томас и Энди, они попали в аварию. — Боже, — закричала я. — Она жива? — Донна, я решила, что больше не хочу быть юристом. Но я побуду им еще трое суток. — Эмили, не надо делать этого ради меня, — селя я на пол, чувствуя слезы, которые текли по щекам. — Не надо. — Я делаю это не только ради тебя, Донна. Я делаю это ради себя. И должна была сделать уже давно. Я лечу домой и, когда позвоню тебе, хочу, чтобы ты прилетела и подписала все бумаги. — Она жива? — прошептала я, вытирая лицо. — Оливия жива? — Жива. Пожалуйста, позаботься об Адаме, а я позабочусь обо всем остальном. Хемингуэй сказал: «Я не могу примириться с мыслью, что жизнь проходит так быстро, а я не живу по-настоящему». И сейчас была подведена еще одна черта. Двое человек потеряли свои жизни, и стыдно признаваться, но в какой-то момент я улыбнулась. Улыбнулась, понимая, что, когда они умерли, я обрела шанс. Шанс исправить все то, что терзало меня, сколько я себя помню.