Мак

      Диус — костяная кукла, начиненная знаниями и кварцевой пылью. Обряженный в тонкую людскую кожу, он видит настоящее как человек, а также прошлое и будущее миров как тот, кто упорядочил бесконечный абсолют.       Арден Сул становится перед ним на колени, и прохладные пальцы скользят по его щеке, опускаются на шею, отодвигают воротник пышного одеяния, задевая колючие лиловые листья, растущие по линии полнокровных вен.       — Ты умрешь ради исполнения чужого каприза. Ты понимаешь это, Арден Сул, — Диус не спрашивает, Диус констатирует известные им обоим факты, но изможденному мукой перемен Арден Сулу мерещится скорбь в его голосе.       Какая чушь.       — Я знаю, — он мягко отводит костлявую, покрытую морщинами кисть от ростков, прижимается сухими губами к острым костяшкам. — Но разве не все равно тебе, великий библиотекарь?       Смех Диуса похож на шорох опавших листьев.       — Залы Милькар в Роще отражений. Принеси мне ветвь Древа Образов, и я создам для тебя посох.       Арден Сул кивает и поднимается. Забвение точит Острова все яростнее и яростнее, бледные кристаллы вгрызаются в землю, желая добраться до ядра плана, поглотить, уничтожить.       Арден Сул знает, что ему нужно спешить, пусть безумие в его голове и рисует ему совсем другую картину.       С непобедимым врагом, которого необходимо одолеть. Беспощадное повторение минувших действий, заставляющее изможденную людскую оболочку отслаиваться от духа, меняющая разум, извращающая душу. Прекрасный морок, где герой побеждает злодея и растворяется пеной на волнах Забвения. Счастливый конец.       Порой Диусу казалось, что он укротил чувства давным-давно, но каждый раз, видя одурманенные своими страхами и мечтами души, что добровольно уничтожают себя, великий библиотекарь осознает свою глупость.       Ведь он всего лишь…       Камердинер укладывает руки на подлокотники, откинувшись на резную спинку кресла. У него много времени, целая вечность, но оно давным-давно перестало иметь ценность для своего владельца, тем более для этого безумного мира. Диус хочет окунуться в шелестящую привычными кошмарами дрему, которой он привык прожигать бесконечное время, но что-то заставляет его открыть глаза.       Хаскилл — густо-черный костюм, золотые пряжки и резные гримасы на пуговицах. Пурпурные лепестки подчеркивали его крупные ладони, а пышный ворот жался к горлу камердинера пестрой парчой.       В неверном свете чахлых свечей фигура стоящего перед ним советника размывалась, будто проваливалась во мрак, только манжеты и воротник выделяли его из тени лоскутами яркого кровоточащего мяса.       — Вижу, Острова молят о правителе, — Диус растягивает губы в широкой улыбке, и Хаскилл прикрывает глаза.       — Обвинишь меня в предательстве, Мятежник?       — Нет, — библиотекарь качает головой. — Как бы сильно мне того не хотелось.       Хаскилл тихо, рокочуще смеется, и на мгновение Диус слышит в его голосе почти забытое эхо.       — Купель наполнена водой, скоро измененная душа вызреет и Острова вновь обретут правителя, не этого ли ты так страстно желал столько веков?       — Больше всего на свете я желал возвращения нашего лорда, — камердинер горько кривит рот. — Но мечтам моим не суждено сбыться, и я приму это смиренно.       Хаскилл смотрит на него на него странным незнакомым взглядом, отворачивается.       — Да, — говорит он прежде чем исчезнуть.       Диус остается один в мягкой темноте, устало смыкает веки и проваливается в дрему.       Отравленный безумием разум подбрасывает ему образы желтоватых страниц, твердыню Адамантовой башни и голоса лорда Моры и лорда Шеогората, что нашептывали ему на ухо тайны Этериуса, Снорукава, Обливиона, Мундуса, расположение башен миров, а он иступлено писал, комкая листы, ломая перья, оставляя темные кляксы, писал до тех пор, пока не кончились чернила, пока не осталось ничего, кроме голосов и черно-красных пятен перед глазами. Диус — обычный человек, увидевший однажды суть мироздания, для которого прошлое и будущие открылись в едином мгновении настоящего, умер среди архивов и древних свитков, не выдержав открывшейся ему истины.       Знания уступили место благословенному забвению и для него, простого раба, было счастьем утонуть в прохладной темной воде.       — Ты оказался слабее, чем я думал.       Мелкие камни колют спину даже через мантию, но открытой он кожей чувствуются упругие сочные стебли, смятые его весом. Диус открывает глаза и видит усыпанное звездами ярко-синее небо, подернутое облаками, над его головой мягко покачивают шелковыми бутонами сотни красных маков, дурманя библиотекаря густым сладковатым ароматом.       Хотелось спать.       Сизые облака величественно подплыли к Диусу, складываясь в скуластое улыбающееся лицо. Диусу знакомо это лицо. Даже не так, он знает, кто перед ним.       — Я умер… Лорд Шеогорат? — спрашивает недик у принца безумия.       — Конечно, — он смеется, и от его смеха мелко дрожит земля. — Смертные на то и смертные, чтобы умирать, ты разве не знал?        — Я многое забыл, — честно отвечает Диус, хотя слова давались ему с небывалым трудом. — Столь многое забыто мной… — это должно было вызвать ужас, отчаяние, но в голове только тягучая пустота.       Диус ничего не помнит, ничего не хочет, ничего не чувствует.       Наверное, это можно назвать… Счастьем?       Шеогорат из облака обращается в джентльмена с тростью и, посмеиваясь, нависает над недиком.       — Если будешь так лежать, станешь цветком, — он вздергивает его за шиворот, Диус чувствует исходящий от него запах грозы и дождя. — Не для этого я играл на тебя с Морой! — он недовольно цокает языком. — Какие вы, смертные, все-таки бестолковые.       — Простите… — чуть слышно.       Принц косится на него ярко-желтым глазом, фыркает.       — Не будь ты моим первым, и единственным, поданным, я бы казнил тебя, но пока у меня слишком мало поданных, чтобы убивать их, поэтому повременим с этим. — Он хватает Диуса за руку, тянет прочь с макового поля. — Будешь моим камердинером, всегда мечтал о человеческом питомце.       — Но что мне делать на этом посту? — Диус едва успевает переставлять босые ноги по разогретой солнцем земле.       — Мора его знает, — Шеогорат заливается звонким гоготом. — Раз я выиграл тебя у братца, то занятие уж точно придумаю!       Диус чувствует, как по щекам покатились капли теплого дождя, нет, самого настоящего ливня, отозвавшегося на настроение своего повелителя звонким перестуком капель.       — Проснись.       Диус распахивает глаза, едва успевает поймать завалившегося вперед Арден Сула, израненного и едва живого.       — Ветвь у меня.