Отравленная роза

На экзамене по аппарации у меня проблем не возникло, а вот Рон перенесся на пять метров вправо от поставленной цели и потерял левую бровь. Гарри в экзамене не принимал участия, по причине того, что семнадцать ему исполнится только летом, а лицензию он будет получать только после совершеннолетия вместе с пересдачей Уизли. Так было и со мной, когда я училась на шестом-седьмом курсах — немного неудобно, но никуда от этого не денешься. В общем и целом весь наш курс, кроме Рона и Лаванды Браун, что дало повод для злорадства, сдал аппарацию на «превосходно» и «выше ожидаемого». Наконец пришло время для «Феликса». Мы сидели в гостиной Гриффиндора, пока Гарри пошел за зельем в комнату. Всё-таки хорошо, что тогда его получил не Малфой, что бы мы сейчас делали? А может наоборот зря, тягомотина с исчезательным шкафом сильно затянулась. Боюсь, Тёмный Лорд скажет, что трех Пожирателей Смерти, не считая Снейпа, в Хогвартсе достаточно и прикажет действовать, а это значит, что даже если нам втроем удастся прикончить директора, то выбраться из школы вряд ли получится. Когда Гарри выпил жидкую удачу, то буквально изменился в лице. Блаженность, расслабленность, ощущение эйфории. Казалось, что его накачали транквилизаторами. Он хлопнул в ладоши. — Ну, я пошел к Хагриду, — сказал он радостно. — Что? Гарри тебе нужно к Слагхорну! — остановил Рон. — Нет-нет, я чувствую, что мне нужно идти к Хагриду на похороны Арагога. — Ты уверен? — в голос спросили мы. Поттер достал из кармана флакончик с початым зельем и поднял его вверх. — Он уверен, — взглянул Поттер на Феликса, — я пойду, мне нужно срочно идти, — закончил он странную позитивную речь и направился к выходу, оставив нас немного обескураженными. Рон пожал плечами и вернулся к эссе по трансфигурации. — Как думаешь, ему удастся достать воспоминания? — не поднимая головы от пергамента, спросил он. — Ну, зачем его понесло к Хагриду? — Думаю, что зелье его направило, помнишь, что Слагхорн говорил? Выпив этого зелья человек успешен во всех своих начинаниях, значит, Феликс повел Гарри к Хагриду не с проста, — рассудила я. Рон еще раз пожал плечами. Мы ни в чем не уверены, а я не знаю, действительно ли мне нужно постичь тайну Тёмного Лорда? Чувствую, что это что-то ужасное до дрожи. *** Я наблюдала за появляющимися звездами на небе сквозь окно гостиной Гриффиндора, чтобы не видеть изобилия красного цвета штор, кресел и даже ковров. Учась на Слизерине, я точно так же ненавидела зелёный, но многое изменилось с тех пор. Теперь та пора вызывает ностальгию, смутную, больную где-то в глубине души, но всё же светлую. Оглядываясь назад, мы видим либо свои глупости, либо счастье, которое тогда казалось обыденным. Мы можем смеяться, вспоминая какие-то трудности, связанные со слезами, потому что всё было в прошлом. Прошлое — это единственное время, когда ты можешь посмотреть на себя со стороны. Это не зеркало, не ключ к ответам, это всего лишь неизменная череда твоих эмоций. Почему люди боятся будущего? — Потому что не могут посмеяться над ним, а это страшно… *** Я переживаю за Поттера? Какой гриндиллоу в меня вселился? Гостиная Гриффиндора опустела к положенным десяти часам, даже засидевшихся за игрой в плюй-камни четверокурсников как ветром сдуло. Завтра у многих зачеты, у пятикурсников практикумы, у шестых — пробный экзамен по трансфигурации из числа простых переходных уровня ТРИТОН — нововведение Министерства Магии. Рон избавил меня от надобности дежурить в коридорах замка, решил побыть джентльменом, на что легко было согласиться. Спать совсем не хотелось, я наблюдала за последним оставшимся мальчиком на вид лет двенадцати, ворошившим угли камина. В его чертах было что-то знакомое, словно сняли с кого-то копию. Худенькие зажатые плечики, явная сутулость и бледность. Нос его был длинным и кажется с горбинкой, а губы тонкими, хлопья веснушек едва различались в свете последнего догрызаемого языками пламени полена. Всё бы ничего, вот только волосы рыжие. Внезапно я почувствовала странный укол боли. Этот мальчик… Он воплощение моей ненависти и «его» любви. Паренек не был похож ни на Северуса, ни на Лили, но словно впитывая черты разных ветвей своего рода, он образовал что-то вроде возможного портрета-зарисовки «несбывшегося». Мне не за что было ненавидеть этого мальчика, но внутри разгорался огонь огорчения и боли. Я могла бы быть для Северуса хоть Лили, хоть матерью Терезой, если уж на то пошло. Эгоистичные мысли. Я до сих пор помню, как он ко мне прикасался, и как были прохладны его грубые прикосновения, сколько странной боли я перенесла, и сколько желания было вложено в ту ночь. — Гермиона? — я вздрогнула, и книга по трансфигурации выскочила из моих рук, шлёпнулась на пол и порвалась. — Ты еще не спишь? — Что? Ммм… нет. Ты Гарри видел? — спросила я Рона, поднимая книгу и доставая волшебную палочку, чтобы приделать листы к корешку. — Как думаешь, с ним всё в порядке? — Репаро, — учебник склеился. — Думаю, с Феликсом Фелицисом ему ничего не грозит, пойду спать, увидимся завтра. Я поднялась с кресла. Ну что могло случиться с Поттером? Директора вроде бы опять не было в школе, а что если он вернулся и мальчик пошел к нему? Не о чем волноваться, это же Избранный, что с ним может случиться? — Спокойной ночи, Рон. Мистер Бартон, уже поздно, не пора ли вам спать? — с укором произнесла я, глядя в то кресло, где сидел младшекурсник. Гриффиндорец просто поднялся с кресла и, опустив голову, двинулся к спальням мальчиков, даже не взглянув в нашу сторону. Мы проводили его взглядом. — Тот мальчик, которого загрыз оборотень, кажется это его младший брат, — тихо сказал Рон. — Спокойной ночи Гермиона. Рон вмиг погрустнел и двинулся вслед за пареньком, только в комнаты шестых курсов. Я так и осталась стоять на лестнице, ведущей наверх, в никуда… Почему в голове образовалось нечто невнятное, беспокойное, тягостное? Маленький мальчик с затравленным взглядом, взглядом полным грусти и скорби и я… Кто я? Мерлин Великий, кто же я? Я та, кто позволяет всему этому случиться, я та, кто может ближайшем будущем пойти по пути власти или же выбрать бессмертное существование без солнца. Почему я так цинично отношусь к собственной жизни? Словно из души выветрились чувства, оставив только расчет, холодное течение мыслей и где-то частичку памяти о прошлом, в котором была маленькая безутешная Аллегра… Бедный, бедный Алан Бартон, ему незачем знать потери так рано, он слишком юн, чтобы понимать и отпускать боль… *** — Гарри, где тебя носило? — плюхнулась я на соседнее место в Большом Зале за завтраком. — Вы просто не поверите, — как-то тихо сказал он. — Рассказывай, — насупился Рон, занимая место с другой стороны от него. — И говори, где провел сегодняшнюю ночь, мы вообще-то беспокоились за тебя, хотели идти к Дамблдору. Мы с укором смотрели на Поттера, но понятия не имели, как расценить эмоции на его лице. Смятение, а может что-то еще. Его глаза были пусты и в тоже время скрывали пелену раздумий. — Я и был у Дамблдора до трех ночи, — отчитался он устало зевая. — А потом пошел в Выручай-комнату, чтобы подумать. Я узнал слишком многое, — перешел он на совсем тихий шепот и стал озираться по сторонам. — Гермиона, после занятий поговорим у тебя, ладно? Что же такого узнал Поттер, что на нем лица нет? Удивительно, но его любопытство словно угасло. Настолько тёмным был этот секрет, что мальчику просто не хотелось мараться, похоже, он увяз по уши. Я не понимаю смысл держать его живым. Один приказ и мальчик труп, но Тёмный Лорд, словно намеренно дает ему сведения о себе. Непонятно, на что может надеяться шестнадцатилетний подросток и Дамблдор, стоящий за ним? Какая борьба? Старик вскоре умрет и неужели Поттер, будь он хоть сто раз подготовлен, сможет убить сильнейшего мага со времен Мерлина! Я уверена, что не принижаю достоинств хозяина, уж если он смог обмануть смерть и возродиться, то чего ему стоит прикончить мальчишку? Простой его «Экспеллиармус» вышибет мозги самонадеянному Поттеру. Ощущаешь эту мощь, находясь рядом с Волан-де-Мортом. Но я искренне надеялась, что моих мыслей хозяин не услышит… Задание Драко… Нужно быть очень сильной окклюменткой, чтобы дурить Лорда. А правильно ли я поступаю? Имею ли я право обманывать и утаивать что-то от человека, показавшего истинную дорогу в жизни? Не уверена… *** Рон, не имеющий представления о том, что можно хоть что-то делать, не жуя при этом бутерброд, по-хозяйски запрыгнул на мою кровать и стал крошить хлебом на покрывало. Косолапус, облюбовавший место на подушке, ощетинился и зашипел на него. — Брысь, противный кот! — махнул на него рукой Уизли, будто намеренно тряся бутерюродом. — Рон, ты занял его место, и он вовсе не противный! — питомец подошел ко мне и ласково потерся о ногу. Удивительно, что с животными делает правильно наложенный Империус. — Твой кот злобный… — Ты должен быть благодарен ему, и потом, ты что забыл как он опознал в твоей мерзкой крысе Хвоста? — Благодарность не вечна, — донесся равнодушный ответ. Бутерброд опасно накренился, и кусок мяса едва не упал на всё то же злосчастное покрывало. — Перестань жрать на моей кровати! — зло кинула я. — Сам потом будешь убирать! Но я, как порядочная Грейнджер, осторожно ладонью смахнула крошки с покрывала красных цветов. Ненавижу красный, и рыжий тоже. — Да уберу я, перестань, — перехватил мою руку Рон. А Поттер просто молчал, погрузившись в свои мысли, он даже не слушал нашей мимолетной перепалки. Глаза Рона на мгновение отразили испуг, ведь моё запястье всё ещё находилось в его руке. В одну секунду его уши вспыхнули алым цветом, он стал напоминать ушастую морковку-мутанта, а я невольно улыбнулась такому сравнению. Представила вместо его головы этот овощ. На мою улыбку он отреагировал по-своему — смущенно отвел глаза, сглотнул и отпустил руку. — Гермиона… Но подняв взгляд, он обнаружил меня рядом с Гарри, облюбовавшим потертое кресло с подушкой в виде головы льва. Очень интересно сидеть на символе своего факультета, нужно будет слизеринцам рассказать. — Гарри, давай, выкладывай, — скрестив руки и прислонившись к столбику кровати, произнесла я. Тот немного повременил, словно не решаясь произнести вслух. — Те воспоминания… — выдохнул он неуверенно. — Слагхорн рассказал Риддлу о крестражах, — Поттер посмотрел на нас, — вы даже себе представить не можете что это такое. И тут я словно поймала волну его неуверенности, ощущение, что когда наконец узнаю тайну загадочных артефактов, мурашки не оставят живого места на теле. Рон тоже проникся переживаниями, даже перестал жевать, а бутерброд с бужениной так и не достиг цели, зависнув в нескольких сантиметров от его рта. — Крестражи — это… Это частички души волшебника, заключенные в предмет. — Частички чего? — переспросил Рон, садясь ровно на кровати, словно на уроке. — Но как можно заключить частичку души в предмет? Так значит, в диадеме спрятан кусочек души хозяина? Я стала осознавать насколько важное задание в моих руках, и какую похвалу я получу. Корысть… — Только убив человека можно создать крестраж, — продолжил Гарри. — А Волан-де… — Не называй его по имени, — взвыл Уизли, размахивая бутербродом так, что кусок мяса отлетел прямо на краешек не укрытой покрывалом подушки. — Волан-де-Морт, — гнул свое Поттер, отчего кулаки Уизли сжались, — он сделал семь крестражей — так предположил Дамблдор. — Убийство? — переспросил Уизли в новом приступе пугливости. — Семь убийств? Его передернуло, неужели и я когда-то так реагировала на это слово? И внезапно желудок упал камнем вниз, в сознание вернулись мысли о смерти Гермионы Грейнджер. И то, что её труп до сих пор находится в подземелье моего поместья, и при этом я могу спокойно спать. Слово «убийство» стало для меня обыденным. Инстинктивно я убрала руки за спину, словно боясь, что ребята увидят на них кровь. — Да, Рон, Во… Тот-Кого-Нельзя-Называть разорвал свою душу на семь частей, символично, исходя из того, что эта цифра магическая. А убивал он гораздо больше, ты же знаешь. — Гарри, но это ведь значит, что чаша Пенелопы Пуффендуй и медальон Слизерина — тоже крестражи? А где остальные и что они собою представляют? — продолжила я, чтобы парни не зацикливались на убийствах. Гарри, далеко не полный решимости, готов был продолжить рассказ: — Да, именно так, чаша и медальон — крестражи и Дамблдор пытался найти их весь этот год. Остальные крестражи, профессор почти уверен, что это змея Риддла — Нагайна и ещё что-то принадлежащее Кандиде Когтевран, — рассудил он. — Может, и Гриффиндору. — Но, Гарри, а ещё три крестража? Что собою представляют они? — всполошилась я, начиная складывать два и два, понимать, почему возродился Тёмный Лорд. — Два из них уничтожены — это дневник Риддла… — Что? Тот самый дневник? — всполошился Рон, пока я вспоминала все нюансы второго курса ребят, когда была открыта Тайная Комната, а Джинни Уизли оказалась в плену магического артефакта. Значит, вот как действуют крестражи, они забирают сознание, порабощают, вмещают свою силу и душу в человека находящегося рядом с ним. Вот почему Лорд настоятельно рекомендовал не приближаться к диадеме. — Кольцо Марволо тоже уничтожено Дамблдором, — завершил Гарри. — Значит последний крестраж — это сам … Тот-Кого-Нельзя-Называть? — задала риторический вопрос я. Мальчик кивнул. — Тогда почему он не возрождался так долго? Почему прошло тринадцать лет? — любопытствовала я с лицом непонимания. Гарри поправил круглые очки и внимательно посмотрел на меня. — Гермиона, это не так-то просто. Человек, который заключил свою душу в предмет, не может так просто вернуть тело. Он обитает между жизнью и смертью подобно призраку, однако есть способы. Питтегрю нашел своего хозяина и помог возродиться, именно поэтому Риддл не выглядит как человек, а похож на чудовище. Неправда, оболочка ещё ничего не значит… Произнося эти слова в своём сознании, я почувствовала укол совести, ведь и я была оболочкой, я — всего лишь кусок изменяемой материи. Я не Гермиона Грейнджер и не Лили Эванс, и даже не мой отец, чью маску я привыкла носить. Но и не Аллегра Кэрроу, я переняла слишком много чужих привычек в желании превратиться в идеальную актрису, а на деле из кукловода превратилась в марионетку и потеряла себя. И всё равно я обрела много больше, скоро всё это закончится и не придется больше использовать этот дьявольский дар, чтобы кого-то обмануть или ранить. Я перестану прятаться и считаться без вести пропавшей. Я смогу утереть нос Эйвери с его претензиями, если ему удастся покинуть Азкабан, а это думаю, произойдет довольно скоро. И я с превеликим удовольствием раскроюсь перед Снейпом, покажу, на что способна. Хочется видеть его глаза, когда он узнает, кто всё это время был у него на глазах в разных обличиях. Но точно так же мне хочется сказать, что это я спасла его от смерти или тюрьмы на том рождественском рейде. — Гермиона, ты здесь? — послышался голос Рона издалека. — А как ты добыл воспоминания, Гарри? Он рассказывал что-то о том, что встретил Слагхорна у теплиц профессора Спраут, и тот присоединился к нему и Хагриду на похоронах Арагога, исключительно ради наживы, ведь яд акромантула стоит довольно дорого. В итоге всё закончилось грандиозными поминками в избушке лесничего, где зельевар, изрядно перебрав, удосужился отдать свою память. Эта часть рассказа была совершенно неинтересной. Я думала о том, как же возможно разорвать свою душу на семь кусков и не сойти с ума? Тёмный Лорд воистину великий волшебник. Узнав о крестражах, мне непременно захотелось с ним встретиться, доказать свое служение и отдать диадему Когтевран, к которой меня тянуло клещами. Померкло задание Драко перед такой серьезной информацией. Один факт обязательно приведет Тёмного Лорда в ярость: скорее всего, он знает, что дневник уничтожен, но что насчет кольца Марволо? С одной стороны меня грело желание выслужиться, а с другой — страх за то, что Лорд может отыграться на мне… *** Я всерьёз задумалась о том, что крестражу, находящемуся в Хогвартсе, может угрожать опасность. Судя по словам Поттера, директор обыскивает места, которые были связаны с Тёмным Лордом, старик ищет закономерности, а значит мысль о диадеме — одном из важнейших артефактов, когда-то принадлежавших одному из основателей, рано или поздно всплывет в его седой голове. Не даром Дамблдор считается великим волшебником, по крайней мере, в это верит Поттер и орденовцы, а семья Уизли просто поклоняется ему. Задачка не из простых. Нужно поскорее доставить крестраж Лорду. Я сидела у себя в комнате, сочиняя обыкновенное письмо Грейнджерам, в надежде, что его перехватит Люциус, ведь он исправно следит за ними. Директор слишком близко подошел к тайне Тёмного Лорда, не стоит медлить. Запечатав конверт, я отправилась в совятню, чтобы поскорее избавиться от строк лести родителям Гермионы, перед этими магглами у меня иногда ещё вспыхивало чувство вины… *** Переходные экзамены начались с легкого мандража всех курсов, не считая тех, кто волновался еще сильнее из-за СОВ и ТРИТОНОВ. Никто не удивился моей легкой нервозности, списанной на учебу, а на деле я переживала за отосланное письмо. Ответа не было уже три дня, что казалось довольно удивительным, ведь совы летают быстро. Обычный день в компании гриффиндорцев на поляне, перед теплицами, с учебниками по ЗОТИ в руках. Экзамен у Снейпа должен быть сложным, и он обязательно кого-нибудь завалит. Конечно же, меня или Гарри. Материал был несложным исходя из полученных ранее знаний и перелопаченной библиотеки поместья Кэрроу, а так же Малфоев. Но в голове была далеко не Защита От Тёмных Искусств. — Гермиона, ты уже минут десять читаешь перевернутую книгу, — хмыкнул Лонгботтом, выглядывая из-за кипы конспектов. Он примостился на наколдованном пледе слегка поодаль. Я посмотрела на него, потом на книгу в своих руках. Тряхнула головой, позволив кудряшкам мягко спружинить, и перевернула учебник. — Что с тобой? Ты весь день не своя, — с хлопком закрыв свое пособие, спросил Рон. В волосах мальчика застряли прошлогодние жухлые травинки, отчего он стал похож на бедняка, хотя семья Уизли и так не отличалась богатствами — Всё нормально, Рон, просто я переживаю из-за экзамена по ЗОТИ, Снейп с нас три шкуры сдерет, потом обваляет в панировочных сухарях и зажарит в печи. — Боюсь, гриффиндорцы ему не по вкусу, — подавил смешинку он, закусывая сорванную травинку. — Тогда он скормит нас мантикорам, — вставил Гарри, откидываясь на траву и заглядывая в синее небо, но потом его лицо погрустнело. — Ну, вот и остался один месяц до каникул… Все прекрасно знали, как Гарри не хочет возвращаться к Дурслям, по слухам напоминающих инквизиторов. Может, у них в роду были эти ведьмоненавистники? Я смотрела на него и искренне сочувствовала, но не из-за того, что питаю к нему какие-то чувства, несмотря на то, что проучилась с ним год. Как можно поддаваться магглолюбскому течению, уговорам Дамблдора, когда ты сам живешь в аду среди мерзких магглов? Рассказы Гермионы были просто ужасными. Опекуны Поттера держали его за домового эльфа и заставляли жить в чулане под лестницей. Разве можно любить таких, как они? Разве можно идти на поводу у директора, когда тебя шпыняют дома ужасные магглы? Нечисть, низшие существа. Из-за маггловского веянья среди магического населения уже попраны наши традиции. Планета загаживается выбросами в атмосферу вредных веществ их заводов, выхлопные газы автомобилей, стертые с лица земли заповедники, дыры в озоновом слое. Животные волшебного мира страдают из-за экологии. Популяции драконов, кентавров, единорогов, русалок, все они медленно вымирают. Например, гиппогрифов недавно занесли в список исчезающих существ. Немагическое население отравляет нам жизнь, они должны знать своё место. Внезапно рядом со мной что-то плюхнулось на траву. Мерлин, это была школьная сова, наконец-то… Птица, скосив голову набок голову, подошла ближе и протянула лапку с привязанным конвертом, на второй лапке было ещё один, вот только его снять не удалось. Видимо, не я адресат. Я довольно резко сорвала пергамент с лапы, за что едва не получила острым клювом по руке. Птица обиделась, ухнула, взмахнула крыльями и, даже не попросив угощения, улетела в сторону замка. — От кого оно? — расслабленно спросил Гарри. С каким-то маниакальным остервенением я вглядывалась в одну единственную строчку: «Гермиона, бабушка умерла. Крепись, дочка, завтра похороны, в девять утра встретим тебя в Дырявом Котле. P.S. Второе письмо профессору Дамблдору. Твои мама и папа» И вот, новый спектакль… Рука безвольной тряпкой опустилась к коленям. Пальцы выпустили лист пергамента, и он осторожно упал на траву. Взгляд в пустоту, безмолвная истерика. Циничная маска убитой горем девушки еще не до конца осознавшей произошедшее. Гарри и Рон моментально всполошились, вскочили на ноги и подошли ко мне. — Гермиона, что это? — с испугом спросил Рон, пока Гарри поднимал листок пергамента. Глаза парней потускнели в момент, когда они увидели эту для кого-то грустную строчку. Тишина. Мои губы дрожали в преддверии истерики. Иллюзия, как легко обманывать и играть свою роль. Со слезами было сложнее, пришлось изображать простую отрешенность, полное отсутствие реальности. Я почувствовала руки на плечах, поддерживающие жесты. Невилл тоже подошел. В такие минуты не должно находиться слов… — Прими наши соболезнования, — послышался тихий голос Рона. Я осторожно кивнула. Все трое стояли с опущенными головами, излучая скорбь, а я просто бредила своей маской, заставляя сознание хоть что-то почувствовать. Но в сердце ничего не было. Не было наигранных переживаний, из меня словно вытянули слёзы, убрали вообще все эмоции. Взгляд в никуда действительно означал пустоту, в карих глазах Гермионы ничего не было, за ними отсутствовала жизнь и понимание того, что ей действительно сочувствуют. Поднимаясь по тихим лестницам Хогвартса к кабинету МакГонагалл, мы молчали. Гарри и Рон вели меня как умалишенную, держа за руки с разных сторон, словно я могла упасть, оступиться, пропасть в горе, которого не существует. Люциус сделал правильно, среагировал на моё послание. А значит, убийство магглы — его рук дело. Знать, что близкий тебе человек кого-то убил. Каково это? Мерлин, почему я ничего не чувствую? И вот тут мне стало страшно. Словно новый этап, новая волна боли. Все мои чувства выключили, появлялось ощущение, что меня и вовсе не существует. Неправдоподобно. В кабинете МакГонагалл как всегда пахло кошачьей мятой. Тёплое помещение со стеллажами, заваленными редкими изданиями по трансфигурации, любимая остроконечная шляпа декана мирно покоилась на одной из полок, рядом с фотографией какого-то улыбающегося ребенка. Кружка горячего какао в руках… Её мне сунула декан. Снова соболезнования, простые слова, встающие поперек горла. Гарри и Рон оставили меня с ней. Я, можно сказать, сама их выпроводила, сказав, что всё будет нормально, не стоит беспокоиться. — Мисс Грейнджер, я попрошу профессора Снейпа перенести ваш завтрашний зачет, — осторожно сказала она, словно боялась нарушить моё психическое равновесие. Как бы легко я не стала откликаться на фамилию «Грейнджер» я не была ей, и не могла чувствовать тоже что и она, потому что… Потому что Гермионы уже нет, я убила её… Я ощутила, как по лицу побежали дорожки слёз, одна за другой, настоящие слёзы, но не посвященные убийству девочки, а принадлежащие рапсодии к гибели собственной совести. И тут неожиданно я почувствовала объятия МакГонагалл, материнские, добрые, чужие. Она гладила меня по голове, пока я плакала. Слёзы быстро кончились, мне было жутко неуютно лгать. Вызывать к себе жалость так унизительно, нет, унизительно получать её за вранье… — Мисс Грейнджер… Гермиона, я просто прошу вас: не падайте духом, — негромко произнесла она. — Вы обязаны держаться ради тех, кто рядом с вами. — Я понимаю, профессор, — сказала я, вытирая кулачками глаза и громко втягивая воздух забитым носом. — Всё будет хорошо, я … Я справлюсь, просто она была такой… Такой жизнерадостной, такой молодой для своих лет. Приступив к ещё большему вранью, я заметила, что мне становится легче, в смысле, что слёзы пропадают. Почему же я заплакала? — Из жизни уходит много хороших людей, зачастую это кажется несправедливостью, — вздохнула МакГонагалл. Она налила мне несколько капель успокаивающего зелья, которое оказалось в горшке с цветами, стоило ей отвернуться на секунду. МакГонагалл, как истинная магглолюбка, завела разговор о религии, аде и рае, пытаясь привести меня в норму. Успокоение для магглорожденной волшебницы, но я таковой не являлась и уже через двадцать минут лекции о протестанстве и католицизме, невольно захотелось сбежать. Поддерживать её речи было не сложно, достаточно было просто кивать. Декан не требовала от меня ответов, а просто говорила, лишь бы занять мою грусть. — Профессор МакГонагал, спасибо вам за всё, — я склонила голову. — Приходите завтра в восемь, я открою для вас камин, — тоже едва не расплакавшись, произнесла она. — Вас проводить до башни? — Нет, я дойду, спасибо, — монотонным тихим голосом продолжила я, пытаясь поскорее сбежать, ведь у меня ещё были дела, и так потратила на эту ведьму достаточно времени. Последний соболезнующий взгляд МакГонагалл… и я отвернулась и пошла в сторону лестницы, медленно, неуверенно, словно разучилась ходить, потому что знала, что она смотрит мне вслед. Наконец, завернув за угол, я словно сбросила отвратительную лживую маску, расправила плечи и ускорила шаг в сторону лестницы. Всего через один пролет находилось заветное место… *** — Северус, вас не затруднит провести отдельный зачет для мисс Грейнджер? Он одарил МакГоналл не самым своим приятным взглядом. Он терпеть не мог особенных, таких как гриффиндорская всезнайка. Естественно он знал о несчастье, случившемся в её семье, но индивидуальный экзамен? С чего вдруг? — Пускай сдает вместе с первокурсниками послезавтра, — произнес Снейп, стараясь не выдавать раздражения. В последние дни Северус был сам не свой, всё ближе был тот день, когда он должен будет произнести два страшных слова — отвратительное заклинание смерти, что перечеркнет жизнь его единственному другу. Дамблдору становилось всё хуже, он искренне боялся, что не успеет дожить до своего собственного убийства. В его голубых глазах отражалась боль. Северус видел свою вину за ещё не случившееся, но он понял, что назад пути нет, выбор он сделал еще много лет назад, когда отдал Волан-де-Морту Пророчество, перечеркнувшее всю его жизнь… МакГонагалл пришла лично, не воспользовалась камином для связи. Тошно смотреть, как декан радеет за свою любимую ученицу. — Боюсь, мисс Грейнджер вернется в Хогвартс не раньше чем через два дня, когда все экзамены закончатся, у шестикурсников остался только ваш предмет, — сказала она и осторожно попыталась воззвать к его совести: — Северус, вы же понимаете, что Гермионе сейчас нужна поддержка и некоторая снисходительность. Он постарался изобразить гримасу недовольства, но потом в его голову прокрались интересные мысли. Тет-а-тет, индивидуальный экзамен, это позволит пойти дальше простых подозрений. Наедине в пустом классе, он сможет пробиться в её голову и дойти до сути. Дамблдор будет категорически против такой проверки, но ведь ему не обязательно знать… — Пожалуй, я смогу сделать исключение, но это в первый и последний раз, — равнодушно сказал Снейп. МакГонагалл просияла. — Спасибо, Северус, я думаю нам пора на педсовет, — произнесла она, обратив внимание на настенные часы в его кабинете. Северус посмотрел на стрелку, указывающую на девять вечера, сухо кивнул и они покинули кабинет вместе. *** — Бедная мисс Грейнджер, — высоким голосом пропищал Флитвик. — На долю девочки выпало слишком много испытаний. — О да, — протянул Гораций, сидя в одном из кресел около камина в кабинете Дамблдора. — Такая одаренная… Я безмерно счастлив, что у неё так много друзей, которые могут оказать поддержку. Она и Гарри — самые лучшие ученики шестых курсов, такую ведьму, как она, ждет большое будущее. Северус сдержал желание фыркнуть. Он прекрасно знал, почему Поттер вдруг стал прекрасным зельеваром, и его уничтожала одна мысль, что к нему попал этот учебник. А всё из-за того, что Снейп забыл его в бывшем кабинете зельеварения. Какой промах, но сейчас не время предъявлять претензии. Был один жирный плюс, весь этот год Северус буквально заваливал мальчика на уроках ЗОТИ и получал от этого удовлетворение. — Боюсь, что в наше тяжелое время магглорожденной волшебнице будет совсем непросто, — изрек Дамблдор, который обычно держал подобные мысли при себе. Даже он переживал за эту студентку. Профессора в ней души не чаяли, но Северус прекрасно видел, что с ней что-то не так. И все же не было исчерпывающих ответов, поэтому обвинения он строить не мог. Нужны доказательства. Он и не планировал задерживаться после педсовета надолго, тем более стали обсуждаться подобные темы. Но он не нашел времени уйти, когда учебные вопросы плавно перетекли в беседу о гриффиндорке за чашкой чая с лимонными дольками и засахаренными ананасами — постоянной атрибутикой подобных вечеров. Но всё же он не выдержал. Снейп не любил провожающих взглядов, поэтому ретировался довольно быстро, не оглядываясь. На всякий случай он решил заглянуть в коридор, где напротив картины троллей в пачках, танцующих балет, находился вход в Выручай-комнату. Он до сих пор не мог понять, что скрывают там Драко и Блейз, но это что-то никак не позволяет их заданию свершиться. Не зря Беллатрисса обучала Драко окклюменции всё лето, а Забини всегда имел отличные барьеры. Креббу с Гойлом они, конечно же, ничего не сказали, эти болваны под стать своим отцам-Пожирателям не способны мыслить вообще. Гены — страшная вещь, таким как они вообще противопоказано размножаться. Глядя на них, начинаешь осознавать, что, выбирая чистокровие, Тёмный Лорд рассчитывает далеко не всё. В коридоре было пусто, ни одной живой души, лишь тролли продолжали выписывать пируэты, неуклюже вскидывая ноги в очередном «па». Косолапые заросшие мхом ступни, грузно опускаясь на нарисованный паркет, казалось, заставляют землю дрожать. Слава Мерлину, это была всего лишь картина. Северус встал за поворотом, где поодаль находился портрет Полной Дамы, скрывающий вход в гостиную Гриффиндора. Сегодня очередь дежурить старост Рэйвенкло, поэтому он решил, что вряд ли напорется на ту же Грейнджер. Снейп постоял еще немного, собрался уходить, как с другой стороны коридора послышались тихие голоса, больше похожие на шуршание крыльев ночных бабочек. — Блейз, давай быстрее, ты не забыл? — донесся шипящий голос. Послышался шорох разворачиваемого пергамента, а затем молчание, что означало простой кивок на поставленный вопрос. — Она не открывается! — удивленный тихий шепот. — Как это? Судя по всему, последовала очередная попытка попасть в Выручай-комнату, но и она с треском провалилась. Послышались перешептывания больше похожие на ругань. Северус внимательно слушал, но практически ничего не мог уловить. — Проклятье! — злобно рявкнул Малфой и ударил ногой по стене, где должна была появиться дверь. — Что могло случиться? — Вероятно, есть только один вариант, — задумчиво произнес менее импульсивный Забини, — там кто-то есть. Снова повисло молчание. — Ты думаешь, это… — Вполне вероятно, он уже долгое время пытается влезть в наши дела, но Лорд строго настрого запретил разглашать… Северус не страдал манией величия, как считали многие студенты, у него никогда не случалось приступов паранойи из-за хорошей интуиции, но он всегда всё знал наперед, и сейчас чувствовал стопроцентную уверенность, что слизеринцы говорят о нём… — Мерлин, — шепнул Драко, — что же нам теперь делать? И как он узнал про … — Ш-ш-ш… — остановил его Забини. — Не стоит говорить об этом вслух, у стен этого замка слишком много ушей. Что будем делать? — Не знаю, наверное, ждать. — Ты с ума сошел, уже был отбой! — Блейз, у нас нет выбора, — стал спорить Драко. — Остался месяц! Всего лишь месяц! Целый год Гримму под хвост, ты хоть представляешь, какое наказание мы получим? Ты подумал о своей матери хотя бы? А о Вейне? — распалялся Малфой-младший. — Ты относишься к этому как к игре, приключению. Неужели ты не понимаешь насколько всё серьезно? — Драко… — А ещё эти дурацкие розыгрыши с грязнокровкой. Не думай, что я не понял, что это ты, Блейз! Очнись, это задание может стоить нам жизней! — всё больше расходился тот. Драко действительно понимал всю серьезность ситуации. Когда-то принц Слизерина, как нарекли его поклонницы, превратился в призрака с темными кругами под глазами и серой кожей. Северус искренне жалел мальчика, но осекал себя, понимая, что тот на чужой стороне. А Забини… Видимо, у Лорда не было никого лучше на примете, раз Блейз принял Метку. Почему не Нотт, или сестры Эйвери? Разве что их отцы в Азкабане, а матери не способны настроить детей на выполнение приказов Тёмного Лорда, хотя те регулярно занимаются пропагандой чистокровия. Да, Гретхен Забини, конечно, не лучший вариант, но она ярая сторонница Волан-де-Морта и с честью отдала сына в его войско. — Что в этом такого? Я всего лишь показываю ей, где её место, — холодно ответил Блейз. Послышалось яростное шипение и удаляющиеся шаги. Малфой-младший окончательно психанул и решил покинуть друга, хотя сам же предлагал дежурство у двери. Северус понимал мальчика, тот постоянно находился на грани срыва и не раз Драко выдавали слегка красные глаза, свидетельствующие о том, что срывы всё же случались. А Забини словно с луны свалившийся пришелец. — Знаешь, Блейз, ты достал меня! — голос издалека. — Я просто не понимаю, как ты можешь быть таким спокойным, словно тебя «это» не касается. И голос затих вместе с шагами, потерявшимися на лестнице. Забини остался один в коридоре. Северус услышал тяжелый вздох и шорох мантии о каменную стену. Мальчик, видимо, присел на корточки. — Это ты не понимаешь, — с тяжестью и непонятной болью сказал Блейз. Снейп ждал, когда же он уйдет, чтобы пройти кратчайшим путем в подземелья, ведь недалеко отсюда находился потайной ход, а давать кругаля по замку ему не очень-то хотелось. Ведь лестницы возле гриффиндорской башни ведут совершенно в противоположную сторону от его покоев. — Дурак… — послышался негромкий голос слизеринца, отдающий иронией, — какой же я дурак… В этой иронии к самому себе отчетливо прослеживалось отчаяние, неверие в собственные слова. — Надо же было так… Но внезапно, послышался каменный звук, практически такой же, как в Косом переулке, когда в кирпичной стене образуется арка… *** Она была у меня, диадема была в моих руках. Я долго не решалась прикоснуться к ней, все стояла и смотрела на пыльное украшение на голове статуи мага в высеченном из гипса парике времен Барокко. Словно завороженная, забыв обо всём на свете, я вглядывалась в кусочек души хозяина, пытаясь почувствовать тёмную силу артефакта, но ничего не происходило, это была всего лишь старая вещь, годами копившая пыль. Искушение прикоснуться слишком велико, и я больше не могла сдерживаться. Осторожная рука потянулась к предмету, и я сняла диадему со статуи. Это ли был тот момент, которого я ждала два месяца? Несомненно, как только пальцы коснулись неимоверно холодного крестража, я ощутила прилив… страсти? Она… Она великолепна, странные ощущения, быть может, наигранные внутренним ожиданием чего-то подобного, но я уверена, что почувствовала крохотный едва заметный пульс… Осторожно стерев рукавом мантии пыль, я обнаружила идеальную, безупречную, бесконечно прекрасную вещь с множеством инкрустированных в сталь, нет, платину брильянтов. Маленькие, аккуратные камушки светились в тусклых лучах фальшивого солнца из окон Выручай-комнаты. Удивительно, я ощущала такое возбуждение, эмоции зашкаливали, наружу просилась улыбка, а пальцы, что держали бесценный артефакт, дрожали, и эта дрожь распространялась по всему телу приятной волной. Я рассматривала диадему с благоговением, с непонятным теплом в груди. Хозяин не разочаруется во мне… Не знаю, сколько я простояла в этом трансе, прежде чем заставила себя положить крестраж во внутренний карман мантии. Завтра будет хороший день, не считая того, что с таким волнением я не смогу уснуть до рассвета. Наверное, я была похожа на зомби, когда выходила из комнаты забытых вещей, и даже не сразу поняла, что на меня смотрят две пары черных глаз. Прямо напротив двери под портретом троллей в пачках на корточках сидел Забини. Пристальный взгляд, затем осознание ситуации. Ни о чем не думая, я собиралась просто убежать, пока парень придет в себя. — Грейнджер? — неуверенно произнес он, но в следующую секунду вскочил на ноги и кинулся ко мне со скоростью разъяренного гиппогрифа. — Какого гриндиллоу ты тут забыла? — тёмные глаза слизеринца метали молнии, он успел заметить, что я вышла из помещения, где находился исчезательный шкаф. — Я должна перед тобой отчитываться? — фыркнула я. — Уйди с дороги. Но он не собирался уходить, и я прекрасно понимала, во что может вылиться эта встреча. Ничего не оставалось делать, как пятиться назад к уже глухой стене, в которой несколько секунд была дверь. Рука автоматически потянулась к карману, но я не успела ничего предпринять, потому что палочка слизеринца резко оказалась у моего горла. — Что ты себе позволяешь? — взревела я, игнорируя оружие у сонной артерии, я одернула ткань мантии так, чтобы карман с диадемой оказался за спиной. — Я всё расскажу МакГонагалл! Я попыталась вырваться, но не смогла, Блейз только сильнее вмял меня в стену. Острые края крестража впились в спину. А кругом никого, как бы я не хотела выдавать страх, но положение было опасным. Блейз внезапно скрутил мои руки за спину. — Что ты делала в той комнате, грязнокровка? — прошипел он, причиняя мне еще больше боли и прижимаясь всем телом. Холодный камень за моей спиной врезался в лопатки, пытаясь продавить их насквозь. Руки саднило. Кости готовы были треснуть под напором артефакта. Блейз напирал всё сильнее. Его тёмные глаза выражали не только ярость, но и невозможный испуг. — Тебя это не касается, Забини! — прошипела я. — Если ты не отпустишь меня, я расскажу Дамблдору про то, что ты посылал мне опасные подарки весь год! Лицо парня вытянулось в удивлении. Он никак не ожидал подобного, и руки сами собой ослабили хватку, но он не отпустил меня. — Я не знаю, о чем ты говоришь, — пытаясь вернуться в норму, произнес Блейз неровно. Пренебрежение, брезгливость… — Не строй из себя идиота, Забини, я не слепая. — Ты никто, всего лишь грязнокровка, которая лезет не в своё дело, — прошипел он, оскаливая белоснежные зубы. Он схватил меня за шиворот, из-за чего я встала на мысочки, но не позволила себе трусость и испуг, слишком важно не потерять лица. Он хочет видеть страх, но он его не получит. — В какое дело? Что вы с Малфоем прячете в Выручай-комнате? Но эти слова послужили спусковым крючком, и парень с силой толкнул меня на стену. Удар головой, в глазах на мгновение потемнело. Диадема резанула сквозь мантию, принеся адскую боль. Придя в себя, я с силой уперлась в его грудь освободившимися руками и попыталась отпихнуть от себя. — Закрой свой рот! Тебя это не касается! Еще немного и его терпение лопнет, а волшебная палочка, приставленная к моему горлу, легко выпустит стихийное заклятие. Ну чего же он медлит? Ах да, стены школы, он не может рисковать… Вдох-выдох, черные бездонные глаза, но дыхание было странным, порывистым, и тут я почувствовала, что он больше не пытается причинить мне боли, словно устал, но не ослаб. Я поняла всё мгновенно… Бедный напуганный мальчик, у меня и в мыслях не было… Ничего не смогла с собой сделать, губы расползлись в беспардонной усмешке, тихий смешок. — Чего ты улыбаешься, грязнокровка? — выплюнул он. — Блейз, ты читал Ромео и Джульетту? — спросила я внезапно, вспоминая два враждующих клана Монтекки и Капулетти. О, ну конечно, он не знал, да и я не должна была, но Шекспир имел место на полке в моей комнате рядом с Грозовым перевалом. — Ну, всё, отпусти меня, прекрати этот спектакль, — спокойно сказала я. — Поиграли и хватит. Но этот взгляд, Блейз искренне пытался ненавидеть, но не мог, искренне желал зла, но не хотел причинять его. Он молчал. Исчезательный шкаф и всё остальное отошло на задний план, потому что его душа была больна. Его сердце не имело права любить грязнокровку, но полюбило… — Ты изменилась, Грейнджер… — совершенно тихо сказал слизеринец и поднял руку к моему лицу, борясь со своим чистокровным разумом, пока я потешалась, глядя на этого симпатичного волшебника, что на самом деле полюбил не того, о ком думает. — Похоже, МакГонагалл была права, — усмехнулась я, вспоминая речь декана в больничном крыле. Злая ирония, насмешка судьбы… Я видела, как он перевел взгляд на мои губы, как дрожали его влажные ладони на моей скуле. Сколько неуверенности. А я уже нащупала волшебную палочку, как услышала едва различимые шорохи шагов. Это был он, только он умел так бесшумно передвигаться, не используя заклинания бесшумной походки... ...Северус слышал этот диалог и несколько раз порывался раскрыть свое присутствие, ведь угрозы Забини были настоящими, однако вызывающая подозрения девчонка могла сказать что-то компрометирующее. Она вышла из Выручай-комнаты, и явно в её речи не было грусти, лишь сухая насмешка над глупым слизеринцем. А где же скорбь по умершей бабушке? Куда подевалась Девочка-Которой-Тяжело? Грейнджер вела себя по-хозяйски с отчетливым превосходством, она не боялась нацеленной на неё волшебной палочки. Её поведение заставляло ещё больше задумываться. Слишком необычно, слишком хладнокровно. Бедный влюбленный Блейз, что же он творит? Северус понял всё после упоминания Шекспира в диалоге. Вот, оказывается, к чему были все эти подарки. Что называется, «дарил как мог» свою любовь… Северус вышел из укрытия и направился в сторону пары. Грейнджер была припечатана к стене. Всего секунда, взгляд в сторону профессора, прежде чем ничего вокруг не замечающий Блейз поцеловал её. Парень был настолько поглощен своей добычей, которую пытался поймать и в то же время оттолкнуть весь год, что истязал ее равнодушные губы с невообразимой страстью, а она словно не замечала его поцелуев. Восковая кукла, изваяние с глазами полными испуга и странной боли, смотрящими прямо на Северуса. Выпала из бытия, не могла поверить в то, что происходит. И тут в довершение спектакля по щеке девушки скатилась такая же восковая слеза, неживая, но такая болезненная, и черт подери искренняя, отчего Снейп испытал колющее ощущение в груди. Эта актерская игра выходит за пределы. Подозрения, какие к Мерлину подозрения? — Мистер Забини? — произнес Снейп, выглядывая из нависающих на глаза черных прядей. Слизеринец вздрогнул и прекратил попытки вызвать у гриффиндорки взаимность. Она словно очнулась и с силой оттолкнула его от себя, попыталась просто уйти. Нервная внутри себя, на лице отпечаток грусти. — Подождите, мисс Грейнджер. Она остановилась, утерев губы рукавом мантии, затем сжала кулаки что есть силы. Была ли смерть близкой родственницы причиной этих слез? Девушка насмехалась над чувствами Забини, который стоял потерянный, смотрел в пол, даже не пытаясь что-то сказать. — Профессор, я пойду, да, Блейз, больше не прикасайся ко мне… — бесцветным голосом произнесла она, словно оправдываясь, оправдываясь вовсе не перед Блейзом. И Снейп не стал снимать с неё баллы или останавливать, а просто смотрел вслед, пытаясь понять. Эта противная всезнайка защищала его перед Уизли, насколько он понял, так было всегда. Она словно чувствовала на чьей стороне Северус, а он… Он подозревал её в связи с Пожирателями Смерти… Это низко… — Идемте, мистер Забини, нам многое нужно обсудить, — строго произнес декан, а на самом деле он искренне жалел мальчика… ...Всё смешалось в голове: крестраж, любовь Блейза, чей поцелуй я даже не заметила, и Северус… Полный равнодушия единственный человек, вблизи которого было сложно сдерживать эмоции. Я брела в сторону гриффиндорской башни, тихо плача и не стирая слёзы. Дурацкое чувство измены, абсолютно неадекватное ощущение ненависти к самой себе. Но на самом деле Блейз целовал не меня, а Гермиону Грейнджер, но чувства были иными… Я не замечала боли в спине, я вообще больше ничего не замечала. Не помню, как дошла до спальни, затем просто упала на кровать и пролежала всю ночь с открытыми глазами…