Цепи

Нет, не опоздали. В этом не было их заслуги или достижения, просто Гинтоки так сильно любил этот мир и эту жизнь, что решил задержаться здесь еще немного. Вопреки всем законам и правилам, зацепился за существование и удержался, опасно балансируя над краем пропасти. Тсукуйо не помнила, как она бросилась к распростертому на земле мужчине, как лихорадочно что-то спрашивала у Хиновы. Перепуганные дети метались на узком клочке трубы и чем-то пытались помочь, но, как водится, лишь еще больше мешали. Кагура храбрилась, Шимпачи старался не плакать, а Тсукуйо до последнего верила, что все образуется. И вера ее победила. — Какие вы шумные, — сдавленно прошептал мужчина. — Вы будете жить вечно, потому что ками любят покой. Если он ждал, что после его слов шум стихнет, он сильно недооценивал своих детишек. Те устроили настоящий хаос, из которого ошеломленная Тсукуйо могла разобрать только неожиданный громкий рев от счастья в исполнении Кагуры и уморительный танец победителя от Шимпачи, все остальное слилось в один поток. Саката, кстати, не возмущался, а смотрел, слушал, улыбался, стараясь не шипеть от боли. Лишь вполголоса спросил у Хиновы: «Все было так страшно?» — получил красноречивый взгляд от Солнца Йошивары и умолк, позволяя детям выплескивать эмоции. Тсукуйо подошла к Гинтоки поближе, поскольку двое подростков оттеснили ее в сторону своими плясками. Девушка осторожно присела около раненого, коснулась его лба, проверяя температуру, бережно провела рукой по бинтам. — Мы победили, — улыбаясь, сказала она. — Я и не сомневался, — Гинтоки улыбнулся в ответ. Эта улыбка обожгла Тсукуйо, разлилась теплом по всему телу. Девушка почувствовала, что все сделанное сегодня, она совершила правильно. Похвала от Сакаты казалась ценнее, чем от кого-либо. Пришло время расставаться. Шимпачи и Кагура уверяли Хинову, что сами донесут своего босса до больницы, говорили, что готовы прийти на помощь в любой момент, стоит только позвать. Саката дурашливо уверял в своей непобедимости, стараясь успокоить беспокоящихся женщин. Сама Хинова качала головой, причитая, что Йошивару снова придется поднимать из руин. Впрочем, причитаниями в обычном смысле это назвать было нельзя, женщина скорее перечисляла список дел, которые ей предстоят. Тсукуйо же… Девушка всегда ненавидела эти моменты. Пока опасность была реальной или когда победа только-только настала, они были вместе, могли смотреть друг на друга и делиться переживаниями, а вот потом… Потом Саката уходил, а она оставалась в этом городе. Ясно, что эта встреча не была последней, но какая-то тонкая нить, едва-едва протянувшаяся между ними, рвалась с чуть слышным печальным звоном. Тсукуйо ненавидела расставаться. С трудом ставший на ноги Гинтоки подошел к девушке и тихо шепнул ей на ушко: — Я приду после заката, — а потом ушел, сопровождаемый счастливыми Кагурой и Шимпачи. — Не смей, — умоляюще попросила его девушка, глядя на то, с каким трудом он передвигает ногами, но в предательском сердце уже поселился маленький шарик счастья. Он придет. К ней. И это неизбежно. День медленно подбирался к полудню, и Тсукуйо дала себе твердый зарок, что этим вечером она признается, наконец, в своих чувствах. А там будь, что будет.