Ороборо: Господин Демон

- 5 -

Чонин притормозил у бара на окраине города, снял шлем и пристроил на сиденье байка. Минуты две разглядывал вывеску, но не саму надпись, а сидевших на шесте птиц. Ворона и пёстрый голубь с подозрением косились друг на друга, но не улетали и терпели странное соседство, смешно пыжась при этом и стараясь переплюнуть друг друга в важности. — Припекло, — мрачно буркнул Чонин, верно оценив своеобразное "послание", и направился к двери. Едва зашёл, сразу выхватил взглядом высокого парня у бильярдного стола, тот как раз удобнее пристраивал кий для удара по шару. Ещё один тип немалого роста уронил локти на стойку и почти повис на ней, с демонстративным интересом изучая стоящий перед ним стакан. Чонин прогулялся к столику в углу, сел, посмотрел на потолок, тяжело вздохнул и обречённо прикрыл глаза. Через минуту рядом заскрипели стулья под весом двух посетителей, решивших присоединиться к нему. — Хорошо выглядишь, — отметил тот, что играл в бильярд. — Да какое хорошо? И в кого только такой худосочный получился? Как дела? Уже можно ждать внуков? — с наигранным весельем спросил тот, что висел на стойке. — Может, сразу скажете, что вам от меня надо? — сложив руки на столе, уныло поинтересовался Чонин. — Да я так... — Мимо шёл... Чонин откинулся на спинку стула, опять тяжко вздохнул и приготовился к тому, что сейчас ему начнут пудрить мозги. Как всегда, в общем-то. В худшем случае, попытаются дать пару уроков выживания и научить противоположным вещам. Тоже — как всегда. — Ты тут прищемил хвост моим. Как бы... Вот всюду сунешь свой не в меру любопытный нос... — Чанёль, — устало одёрнул любителя повисеть на стойке второй. — Ну что? Каждый раз делать новую куклу задолбаешься, — возмутился Чанёль и прожёг собеседника ненавидящим взглядом. Отнюдь не фигурально. К счастью, компания за столом собралась огнеупорная. — Что плохого в том, чтобы каждый делал свою работу? — Светловолосый любитель бильярда смахнул с плеча искорку. — Тебя спросить забыл, Фань, — огрызнулся Чанёль и с надеждой посмотрел на Чонина. — Ты же можешь что-нибудь сделать? Ну Чонин-и, моё хмурое солнышко! Ты ведь мне не откажешь буквально в крошечной помощи? Я, несчастный мать-одиночка... Чанёль прервался и лукаво прищурился, заметив возившегося с коктейлем бармена. Тот клацал кнопкой на зажигалке, чтобы поджечь напиток, но огонь так и не загорался. Чанёль прищёлкнул пальцами. Вспышка, испуганный вскрик, но всё обошлось слегка опаленными волосами. — Зачем тебе понадобились кристаллы? — Чонин задумчиво переплёл пальцы и посмотрел на Чанёля искоса. Огрёб подзатыльник, от которого в голове неслабо зазвенело. — Для очередной интрижки, верно? Сынок, не давай ему спуска. — Фань протянул руку и погладил Чонина по голове. Звон мгновенно испарился, как и воспоминания о подзатыльнике. — А ты какого хрена лезешь вообще? — стиснув кулаки, зарычал на Фаня Чанёль. — Можно подумать, мне одному приспичило за источниками побегать! Тебе, пернатый, вообще тут быть не полагается! Явился! Ещё б доспехи нацепил, чтоб ослеплять смертных сиянием! И толпу прихватил бы для массовки с фанфарами! Козёл. Безрогий! Крылья-то куда подевал? Сдал в химчистку? Или побоялся, что все перья тебе поповыдеру? — Туда же, куда ты свой хвост дел, — с тонкой улыбкой ответил Фань. — Обожаю твой темперамент. Можем снова поискать твой хвост, кстати. В кустах. Чонин поспешно похлопал Чанёля по плечу, пока у того из глаз не посыпались вполне материальные искры ярости. — Мамочка, не кипятись. — Не называй меня так! — рассвирепел Чанёль и хлопнул рукой по столешнице. За миг до этого правую ладонь Чонина окутала тёмная дымка, поэтому нож-коготь пробил исключительно столешницу. Фань с гордостью показал Чонину оттопыренный большой палец. — Мам, пап, вы бы не привлекали внимание, а? — без особой надежды на то, что к нему прислушаются, попросил Чонин. — Какого чёрта вам тут вообще нужно? — Душа, — ответил по существу Фань и улыбнулся, но в уголках его рта притаилась печаль. — Мне. Ему — не знаю. — Источник силы, — буркнул Чанёль, не сводя глаз с Фаня. — Ты портишь мне всё. — Это его работа, — заступился за Чонина Фань. Чонин поднялся со стула и опёрся ладонями на столешницу. Смерил непреклонным взором обоих родителей и отрезал: — Вы знаете те пределы, где ваша власть бесспорна. И вы знаете, что в этих конкретных пределах решаю я. Оба встали и вернулись туда, где вам положено быть. Увижу тут ещё раз, надеру задницу и одному, и второму. — Его судьба предначертана. Ты не можешь ничего изменить, — тихо отметил Фань. — Ты вообще пожалеешь, что так далеко зашёл, — предупредил Чанёль. — Каждый сам выбирает свою судьбу. И я ни о чём не жалею. — А ты вообще уверен, что мы говорим о том самом? Я не замечаю в тебе особых перемен. Ты всё ещё связан кровью, мой мальчик, — довольно заулыбался Чанёль и жестом фокусника выхватил из воздуха телефон Чонина, деловито понажимал на кнопки и тихо засмеялся. — Будильник на без пятнадцати девять и без пятнадцати три. Ай-яй-яй... Чонин резким движением отобрал у "мамы" телефон и сунул в карман. Ни слова не сказав, зашагал к выходу. — А если ты ошибся, малыш? Собираешься рисковать всем ради того, кто этого не стоит? Не говоря уж о том, что у пернатого на него планы, так что все твои гипотетические пряники сразу накрываются медным тазом с хрустальным звоном. Хотя я б посмотрел бесплатное кино, как ты пернатого будешь отговаривать от этой затеи, а смертный будет валяться в шоке и тихо офигевать от... — Не твоё дело. — Чонин... — Оба свалили, ясно? Хоть бы снова вместе пожили, как положено. Ради временного затишья. — Да чтобы я... и этот... этот пернатый... — Молчи уж, хвостатый! Помнится, когда-то ты очень даже... — Да ты!.. — Если сцепитесь прямо тут, я смотреть на это так просто не стану. Огребёте оба и по полной программе. — Ой, как я боюсь... — Дурака кусок, — подытожил Фань, сгрёб Чанёля и исчез. Правильно сделал. Если так захотелось подраться, безопаснее сделать это там, где их бы смертные не увидели. Иначе Чонин в самом деле ввалил бы. Обоим. Авансом. Несмотря на то, что родители. Родители так себе, конечно, но других у него не было. Зато его власть в пределах нынешних превосходила возможности отца и "матери" вместе взятых. Папа с мамой сами виноваты, раз заключили неравный союз. Получили в итоге то, что получили. Чонина, например, который уютно себя чувствовал среди смертных. С одним небольшим "но". Радости оно приносило мало, но мешало жить не так чтобы совсем критично. Хотя червячок сомнения остался. Спасибо Чанёлю. Если Чанёль правду сказал, и Сэхун не тот... Думать об этом не хотелось, но Чонин не мог не думать. После полудня его вызвал диспетчер, чтобы сообщить о приглашении в уголовный. Ему хотели задать ещё пару вопросов по поводу убийства. Как ни странно, спрашивали больше о Сэхуне, чем об убийстве. А когда он вышел наконец из комнаты для допросов, в коридоре его поджидал и сам Сэхун. — Ну как? Сдал пост? — Через час, — скупо улыбнулся Чонин, сунув большие пальцы за ремень на поясе. Чтобы руки сами не тянулись к Сэхуну. Любовался только глазами, ловил каждое движение. Сэхун выглядел тёплым и искренним, как всегда. Каждая эмоция на виду. Напряжённо выпрямился — волновался. Переступил ногами — нетерпение. — Домой? — спросил едва слышно и с нескрываемой надеждой. — Просто немного подожди. А тебя уже отпустили? — Сегодня пораньше, да. Сейчас только одно дело, а там пока глухо. Можно и дома поработать. Всё равно нужно ждать заключения экспертов. Чонин долго смотрел вслед Сэхуну и старался не думать о словах Чанёля. Не мог Сэхун быть не тем. Точно не мог. Он просто обязан быть тем самым. *** Чонина поджидали на дороге за городом. Стоило свернуть на петле — и посреди дороги застыл, раскинув руки, "кукла". На асфальте осталась тёмная полоса от сожжённой при торможении резины. Чонин перекинул ногу через сиденье и медленно потянул с рук перчатки, шлем тоже снял. И он уже вырос из того возраста, когда верят в поединки по правилам. — Сыграем без клыков и когтей, — свистящим шёпотом предложил "кукла". Нож в руке он, видимо, за когти и клыки не считал. Чонин медленно повёл взглядом по сторонам, прикидывая, сколько ещё "кукол" скрывалось за листвой в придорожных кустах. Не работа Чанёля уж точно. Так до сих пор и не уяснили, что с ним бесполезно играть в прятки — глаза другие. — Приветствую тебя, Господин. — "Кукла" низко склонился в почтительном поклоне, но кривая усмешка портила ему игру. — Говорят, у тебя Глаза Смерти, но я в это не верю. Такому, как ты, достаться сей дар не мог. Чонин закусил губу и многозначительно вскинул брови. Дескать, давай, проверяй. "Кукла" прыгнул, оттолкнувшись от земли обеими ногами. Ещё шесть теней сиганули из кустов. Щёлкнув пальцами, Чонин исчез в клочьях чёрного тумана. Он прикоснулся к каждому из семи "кукол" всего только раз, проносясь мимо с той скоростью, что оставалась за пределами возможностей многих живых существ — демоническое мерцание. Резко остановился и замер, не потрудившись обернуться. Просто знал, что спустя один удар сердца тела "кукол" сморщатся, покрывшись трещинами, а после разлетятся пылью, которую вскоре развеет ветер. И слухи о Глазах Смерти так слухами и останутся — для низших. Потому что не будет тех выживших, кто мог бы поведать правду. И Чонину придётся жить дальше, смотреть на себя в зеркало и лучше всех видеть свои уязвимые места. Знать, куда довольно прикоснуться, чтобы нарушить связи в нитях ци и перестать быть без мук, в один миг. Когда-нибудь. Потому что тот, кто получил Глаза Смерти, видел нити ци в любых предметах и существах. Видел все важные переплетения энергии жизни и узлы. Тронь такое место — и живое умрёт, а неживое обратится в прах. И сложнее всего перебороть искушение разрушать всё вокруг, потому что всегда видишь вокруг только нити, одни нити, сияющую паутину, делающую всё уродливым. Почти всё. Его искусство во многом зависело от Глаз Смерти, и высшие знали, что его дар напрямую с этим связан. Те высшие, которые имели представление о его ремесле. Сэхун распахнул дверь и встретил его радостной улыбкой. Весь серебристый с головы до ног и не подозревающий об этом. Чонину хотелось смотреть на него всё время. На единственное живое существо, что в этом мире оставалось красивым даже в Глазах Смерти. Красивым, чистым и похожим на горный хрусталь. Сэхун снова рисовал карты, расположившись на полу в гостиной. Чонин наблюдал за ним, устроившись у стола. Не отводил глаз от длинных пальцев, постепенно покрывающихся цветными пятнышками. Сэхун покончил с фоном карты, ухватил блокнот и улёгся на ковре на спину. Закинув ногу на ногу, держал над собой блокнот и карандашом делал наброски нужного ему символа. Чонин не выдержал, подобрался ближе и склонился над ним, разглядывая сухие губы. Ждал. И дождался, когда Сэхун переведёт на него рассеянный взгляд и облизнёт губы. Склонившись ниже, легко коснулся влажных губ собственными, медленно повёл головой из стороны в сторону, чтобы потереться. Испачканные краской пальцы запутались в его волосах, а манящие губы приоткрылись. Сэхун понятия не имел, что его дыхание цвета белого серебра. Перекатившись по ковру, Сэхун поднялся на колени и вцепился пальцами в пуговицу на брюках Чонина. Они ловили руки друг друга, стараясь помешать. И Чонин тихо застонал, когда Сэхун всё же расстегнул брюки и коснулся кончиками прохладных пальцев налившегося тяжестью члена. В кармане запищал телефон. Это заставило Чонина отпрянуть и отскочить к двери. — Тебе... — Да. Прости. Вернусь в полночь. Чонин вылетел за дверь, перекинул ногу через сиденье байка, со злостью завёл и погнал прочь от дома. Ехал меньше десяти минут, чтобы резко свернуть к обочине, скатиться вниз по склону, на ходу спрыгнув с мотоцикла. Он бежал по траве и опавшим листьям, не обращая внимания на хлещущие по плечам и спине ветки. Бежал во весь дух, постоянно ускоряясь, оттолкнулся от земли, чтобы стать вспышкой мрака, а потом примять траву четырьмя лапами и помчаться вперёд ещё быстрее, стелясь над землёй. Чёрная молния в сочной тёмной зелени леса. Всего один прыжок, чтобы скогтить зазевавшуюся птицу и перекусить на ходу. Лес вокруг звенел густой паутиной из серебристых нитей. Десятки, сотни, тысячи живых существ, чей век скоротечен. Он отличался от них, но до сих пор не мог победить одну из тех сущностей, которыми его наградили при рождении. Чёрный ягуар остановился у берега озера, улёгся в густой траве и уставился на отражение в тёмном зеркале водной глади. То, что там отражалось, отличалось от облика зверя. Ягуар завидовал волкам — они могли выть. Ему завыть очень хотелось, но никак. Он и ухом не повёл, когда увидел шагающего по водной глади сияющего бессмертного. Фаня. — Не возражаешь? Он шумно фыркнул и отвернулся. Фань осторожно уселся рядом, тронул густой мех и погладил по голове. Чонин полчаса выдерживал характер, но всё-таки придвинулся и пристроил голову у Фаня на коленях. — Опять соришь шерстью, — пробормотал Фань. На ладони у него остался клок тёмного меха. Он подул на мех — тот исчез в язычках белого пламени. Оба молчали и слушали шёпот леса и воды. Длинные белые пальцы Фаня раз за разом погружались в тёмный мех, гладили и успокаивали, пока ягуар не окутался чёрной дымкой, чтобы вновь стать человеком. Он крупно дрожал, привыкая к смене облика и пытаясь замедлить разогнавшуюся в жилах кровь, ведь зверь горячее человека. Фань бережно накинул ему на плечи свой сияющий плащ и обнял. Чонин отвернулся, чтобы не видеть его улыбку. Слова по-прежнему не требовались — оба знали, что никаких слов не хватит, бесполезны они. Чонин выскользнул из объятий Фаня, оставив в его руках сияющий плащ. Ступил на водную гладь, что даже не дрогнула под его ногой. В вечернем сумраке на смуглой коже играли серебристые блики от воды, теряясь порой в клочьях чёрного тумана. Сначала он просто медленно кружился, бесшумно переступая босыми ногами по водному зеркалу. Слушал музыку ветра в листве, шелест травы и шёпот сонных волн. Фань вытянул из рукава костяную флейту, поднёс к губам, вновь улыбнулся и заиграл, чтобы его сын мог танцевать с нитями ци на водной глади — между небом и землёй. Всегда между небом и землёй, как и положено тем, кто не мог похвастать чистой кровью. Навеки застрявший среди смертных, но не смертный. Не умеющий жить ни в небесах, ни в преисподней. Их таких всегда было мало, красивых непостижимой красотой и наделённых редкими талантами — и бесконечно одиноких. Чонин танцевал с закрытыми глазами в неверном свете звёзд, в искрящихся брызгах над спокойной водой. И его отражение едва поспевало за ним. Чёрные змейки тумана вились вокруг сильных ног и опутывали руки неповторимыми узорами. Гибкое тело каждым движением приводило всё вокруг к гармонии и равновесию. Ладони задевали звенящие нити ци и заставляли их менять положение. Вместе с этим менялся и пейзаж. Почти неуловимо, в мельчайших деталях. Но завтра это место будут считать одним из красивейших в стране. Маленькое волшебство от Господина Кая, Мастера Печатей. Фань отнял от губ флейту и закрыл глаза, вслушиваясь в пение нитей ци. Когда же он открыл глаза, Чонин стоял перед ним и протягивал ему конусообразный кристалл, с которым танцевал. Плавно перевернул донышком вверх, показав вырезанный там символ Фаня. — Эта будет получше старой. В уголке печати красовался крошечный знак мастера — Кай. Имя Чонина на языке демонов. — Мне нечем заплатить, — грустно улыбнулся Фань. Печати работы Мастера Кая стоили слишком дорого, чтобы их мог купить любой желающий. — Просто так. Мне не нужна плата от тебя. Я бы попросил тебя не забирать его, но знаю, что тут торг не уместен. — Почему? Что в нём такого особенного? — А зачем он там понадобился? Ведь не из прихоти же, раз за ним отправили тебя. И он... нужен мне. Ладно... Просто возьми. Фань осторожно принял печать — кончики пальцев тут же закололо ощущением силы. — Ты стал ещё лучше, чем был раньше, — невольно отметил он. — У меня была куча времени для этого. — Чонин прошёл мимо и завозился с одеждой, вытянутой из теней. Старался выбирать походившую на ту, что была на нём до превращения. — Останешься здесь? — Останусь. Я только приехал сюда, глупо уходить так быстро. Хотя бы года два я могу пожить здесь. За два года вряд ли кто-то что-то заметит. — Ты всё ещё можешь принять предложение Чанёля. — Потому что они там не слишком разборчивы? — мрачно уточнил Чонин, усевшись на траве и принявшись надевать ботинки. — Я не хочу. Я не демон, а просто демоническая форма жизни. Я хочу быть смертным. — Ты не можешь. — Знаю. — Но надежда ведь есть? — тихо спросил Фань за секунду до исчезновения. — Даже если так, ты никогда не сможешь стоять рядом с ним. Чонин поднялся с земли и прошёл мимо Чанёля, задев его плечом. — Слышишь? Ты не сможешь. — Знаю. И всегда знал, — устало бросил на ходу Чонин, но шаг не замедлил. — Но если ты откажешься, сможешь стоять рядом со мной, сын. — Тебе не кажется, что выбор из двух вариантов как-то бедноват? Я предпочитаю стоять сам по себе. — Но... — Ты знаешь, что меня никогда не примут ни у тебя, ни у него. Может, хватит уже? Моё рождение предопределило мой путь. Мы все это знаем. И всегда знали. — Чонин, — позвал Чанёль. И Чонин на сей раз всё же остановился, хоть и не обернулся. — Он не сможет принять правду. Он отвернётся от тебя. Они все отворачиваются. Ты для них всего лишь дикий зверь и злой демон. Тебе не надоело ещё? Они никогда не видят разницу и не понимают. К кому потом придёшь зализывать раны? Но ты можешь быть рядом со мной. Просто позволь мне... — Нет, — отрезал Чонин. — Здесь работают мои правила. И я тебе говорю — уходи. Если не хочешь умереть, уходи. Равновесие значит больше, чем твоя жизнь и твоя кровь. Останешься — умрёшь. — Ты бы Фаня так же гонял... — От светлого мало вреда. От тёмного — куда больше. — Только учти при этом, что ты мой сын в той же степени, что и его. Ты сам наполовину... — Я ничей. Потому что наполовину. Уходи. Я не хочу убивать тебя, но сделаю это, если ты дашь мне повод. Чонин выждал несколько минут, потом обернулся. Чанёль внял предупреждению и ушёл. Хотя бы на время. И Чонин не мог сказать, что он сказал такую уж неправду. Они всегда отворачивались, всё верно. Смертные боялись его. И поэтому одна четверть побеждала три четверти в назначенный срок. Потому что иначе — никак. Но Сэхун говорил, что не боится.